Страх, исказивший его лицо, показал ей, что она попала в точку.

— Тысяча чертей! Это правда?

Это была ложь. Но он успел научить ее, что можно лгать для своих целей.

— А откуда же я тогда узнала, что де Нель участвовал в заговоре? Теперь-то ты понял, что каждую минуту за тобой могут явиться? Иди, иначе ты затянешь веревку на своей шее собственными руками.

Он вздрогнул, представив себе это зрелище. А она решила к кнуту страха добавить еще и приманку для его жадности.

— Не теряй времени. Скажи мне, где ты будешь, и я отправлю туда еще денег.

У него пропало желание оставаться. У него вообще пропало всякое желание, кроме желания побыстрее унести ноги. Она права, признал он, грязно выругавшись. А потом, любезно поблагодарив ее за деньги в надежде получить еще, он надел шляпу и отбыл. У нее кружилась голова от испытанного ею страха и отвращения.

Когда он вышел на улицу, начался снег. Закутавшись в плащ, он пошел к улице Сент-Оноре. Попав на эту всегда людную улицу, он, подумав, повернул на запад и побрел через весь город в предместье Сент-Филипп дю Руль. Он подумал, что самое безопасное для него было бы переночевать у своего друга де Миля.

Несмотря на поздний час, ему не пришлось долго ожидать у двери. Ее открыл почти сразу же сам де Миль. Он был полностью одет и держал в руке свечу, рукой прикрывая ее пламя от сквозняка.

Он выругался от удивления.

— Это ты, граф? Входи, входи. Я сам только что вернулся. И, кстати, из-за твоих дел.

В вестибюле граф стряхнул снег со своего плаща и шляпы.

— Моих дел?

— У меня есть для тебя новости. Но пойдем наверх.

Он пошел вперед, высоко подняв свечу.

Наверху, в обшарпанной комнате, которая напомнила Орну о его последней, так неудачно закончившейся, встрече с Катрин Лоу, полковник налил ему стакан бургундского, в которое еще добавил бренди.

— Это согреет тебя. А тебе сейчас необходимо согреться.

Орн с радостью взял стакан, думая, что де Миль говорит о холоде в его комнате. Угли в камине давно остыли. Он отпил половину стакана и вытер рот.

— Ну, какие у тебя новости?

— Для тебя плохие, — полковник помолчал. Потом решительно объявил: — Тебе наставили рога. Вот такие новости.

Орн раздвинул свои полные губы в каком-то подобии улыбки.

— Да ты пьян, де Миль. Я таких шуток не люблю.

— Шутка! Слушай, приятель, ты знаешь, что этот заговор де Менов лопнул?

— Конечно. Я успел удрать из Со как раз вовремя, пока меня не схватили. Ну и что из этого?

— Сейчас узнаешь. Я пошел на улицу Аржантей. Узнать, где тебя найти, чтобы предупредить. Как раз, когда я подходил туда, а было это за полночь, из дома выскользнул человек, которого я сперва принял за тебя. Привратник сказал мне, что он был у графини. Назвался он дю Жасмином. Ну я как твой друг, для твоего же блага, захотел узнать, кто это на самом деле. Уж больно странное имя он назвал. Пошел за носилками. И куда его принесли, угадай? В Отель-де-Невер! Этот человек, который полночи провел у твоей жены и назвался вымышленным именем, это твой дорогой друг Ла. Думаю, выводы ты сделаешь сам.

Орн стоял очень спокойно. Лицо его побледнело, но оставалось непроницаемым. Первым делом он вспомнил о том, как Катрин Лоу рассказала ему, что графиня Орн выдала Лоу намерения парламента. В это он тогда поверил. Но вот в любовную связь между Лоу и графиней, которую подозревала Катрин, он тогда не поверил, хотя и притворился, что верит, для своей выгоды. Но после рассказа де Миля он припомнил презрительный тон графини в ответ на его мольбы. И все стало на свои места. Эта изменница, еще содрогаясь после объятий своего любовника, спровадила его, мужа, из дома с полным равнодушием к тому, что ему угрожало.

Страстные, мстительные слова сорвались с его губ:

— Я убью этого негодяя. Убью собственными руками. Я не такой человек, которого можно обесчестить.

— Вот и правильно. Подумай о твоей чести.

Граф, мерявший комнату шагами, был слишком расстроен, чтобы задуматься, не посмеивается ли над ним полковник, который многое знал о нем.

— Шустрый парень этот твой шотландец, проворный и с юмором. Пока ты пытался соблазнить его жену, он соблазняет твою. Если бы дело касалось не тебя, а другого, я бы даже восхитился его лихостью.

— Ну и восхищайся! — рявкнул Орн. — Черт бы вырвал твой поганый язык, — он в ярости продолжал ходить из угла в угол. — Я убью эту отвратительную собаку. Убью его. Но сперва я поговорю с графиней. Так поговорю, что эта шлюха до конца жизни запомнит.

Так рассчитывал оскорбленный граф Орн. Но после мучительной бессонной ночи в квартире де Миля, когда он на следующее утро явился на улицу Аржантей, то наткнулся там на отряд военной полиции, который искал его.

Ему даже не разрешили повидать графиню и взять с собой то, что он просил. Его бросили в карету и повезли в Бастилию.

Он, конечно, боялся самого худшего. И только через несколько дней с удивлением узнал, что его арестовали не за участие в заговоре, а всего лишь за нарушение запрета регента. Расследование, проведенное в Со, выяснило, что он тоже был там, то есть менее чем в пятидесяти лье от Парижа, как ему было приказано. Поэтому был выписан ордер на его арест, его разыскали на улице Аржантей и посадили в тюрьму без всякого суда. Он вздохнул с облегчением, хотя и был удивлен. Ему не терпелось отомстить за себя. Но он вспомнил, как кто-то сказал, что месть — это блюдо, которое лучше есть холодным. И он решил, что так действительно будет лучше.

Достижения лаэрда Лауристонского в сфере финансов превосходили все, известное до него, но и они должны были померкнуть в сравнении с тем, что он собирался предпринять дальше.

Возможно, в реализации своих гигантских планов он находил утешение от сердечной боли, которую испытывал после встречи с графиней Орн. Не исключено также, что, после того, как она открыла свои чувства к нему, он стал питать надежду если и не на возобновление их прежней близости, то хотя бы на то, что достижение им головокружительных высот в экономике заставит ее тайно гордиться им. Это чувство встречается довольно часто. А может быть, все объяснялось еще проще — его безграничным честолюбием, которое удовлетворилось бы только тогда, когда вся экономика Франции оказалась бы в его крепких руках. Скорее всего, однако, его невероятную активность вызывали все три названных стимула и можно только гадать, какую часть составлял каждый из них.

После заключения ее мужа в Бастилию, чему она обрадовалась как избавлению, графиня Орн покинула Париж, ее дом на улице Аржантей был закрыт, и мистер Лоу узнал от леди Стэр, что она поселилась в Дордони, в приобретенном ею замке. Он подумал, что ее отъезд вызван не только арестом графа, но и благоразумием в отношении его самого. Он признал это справедливой, хотя и жестокой мерой, и целиком погрузился в свою работу.

Таким образом, в то время как граф Орн сгорал от ненависти в Бастилии, герцог де Ноай и члены парижского парламента злобно наблюдали за деятельностью удачливого иностранца, а Катрин Лоу разрывалась между светскими развлечениями и ревнивыми размышлениями о своем муже, отблеск величия которого вызывал все растущее уважение к ней в beau monde, яркая звезда лаэрда Лауристонского поднималась к своему зениту.

Теперь он держал монополию на торговлю Франции с Америкой, Азией и Африкой. Он увеличил свой флот до семидесяти кораблей. Он начал ввоз канадской кожи и владел также монополией на соль и табак.

Но, поскольку все его богатство держалось только на разработанной им системе кредита, которую плохо понимали остальные, он понимал, насколько это ненадежно. Он решил получить для себя еще больше полномочий. Главной целью для него стал пост генерального контролера финансов, на котором пока находился д'Аржансон.

Предварительным условием для этого был контроль над чеканкой монет. Он сделал регенту головокружительное предложение взять на себя выплату общественного долга, размер которого, достигавший полутора миллиардов ливров, требовал от казны выплат в виде ежегодных процентов восьмидесяти миллионов. Теперь мистер Лоу посчитал, что его кредит достаточно силен, чтобы выдержать этот груз. Только от человека, известного своей финансовой мудростью, регент мог согласиться выслушать серьезно такое предложение.