— Нечестной! — с раздражением воскликнул Сен-Симон, автор этого предложения, и его смуглое лицо внезапно потемнело еще больше. Его черные брови, изогнутые дугой, сдвинулись к переносице, придавая ему выражение сердитой совы.

— Именно это я и сказал. Если я хочу быть понят, если я хочу быть полезен, я должен называть вещи своими именами. Эвфемизмы могут смягчить факты, но они не в силах изменить их. Я называю такое решение нечестным, ибо, так как Король не умирает, то долги Короля остаются долгами Короля. Это долги не частного лица, а государства.

Прежде чем Сен-Симон смог произнести возражение, о котором свидетельствовал его раздраженный вид, его опередил регент:

— Parbleu![14] Вот фраза, которую я искал и не смог найти. Она дает вам, господа, в дюжине слов полный и окончательный аргумент, — он замахал полной белой рукой. — Но я перебил вас, господин Ла.

— И не является нечестным, — сказал мистер Лоу, — все, что возражает против этого. Отказ от долгов создаст такую путаницу, что дела королевства придут в полный хаос, из которого трудно будет найти выход. Когда вы видите банкротство какого-нибудь человека, то вся его семья подвергается крайним лишениям, иногда умирает от них. Но можете ли вы представить себе, как это будет выглядеть в масштабах целой страны? Нужно иметь воображение, чтобы ощутить тот кошмар, который наступит тогда. Я готов попробовать рассказать вам, как это будет происходить, если вы желаете.

— В этом нет необходимости, — сказал герцог Ноай, никогда не сочувствовавший этому проекту, а Сен-Симон, недовольно пожав плечами, сел на свое место.

Получив такую поддержку, мистер Лоу перешел к вопросу о судебной палате. Он признал, что против этого нет возражений ни с точки зрения справедливости, ни с точки зрения целесообразности. Из-за ненависти, которую всегда испытывают по отношению к сборщикам податей, эта мера наверняка будет воспринята в обществе с ликованием.

Если, однако, внимательно посмотреть, что произошло при короле Генрихе IV, когда Сюлли создал подобный трибунал, то они обнаружат, что расходы, связанные с этим, были столь велики, столь значительна была армия администраторов, получавших жалованье, и настолько огромна коррупция, почти неизбежно возникшая в их рядах, что почти все награбленное просто перешло от одной шайки разбойников к другой.

Выгода государства, заключил он, будет ничтожной и отнюдь не компенсирует всех затраченных усилий.

— Позвольте, Ваше Высочество! — перебил маркиз д'Аржансон. Большой, смуглый, властный при своей некрасивой внешности, он казался моложе своих шестидесяти трех лет из-за черного парика. За те двадцать лет, когда он был генерал-лейтенантом полиции, маркиз приобрел качества настоящей гончей, и даже в его лице с тяжелой челюстью было что-то от гончей.

Его пугал этот авантюрист, которого он когда-то выставил из Франции, и который теперь спокойно и авторитетно отметал те полицейские меры, к которым он как генерал-лейтенант был инстинктивно склонен.

Кивок регента предоставил ему слово, и он поднялся. Говорил он отрывисто, глухим голосом, который при необходимости становился крайне убедительным, так что в качестве адвоката ему не было равных.

— Слова господина барона о том, что было при короле Генрихе Четвертом, я готов подтвердить. Но его априорное утверждение — нет, безосновательное предположение — что то, что случилось тогда, может повториться и теперь, неприемлемо. Его слова являются только его личным мнением.

Он сел, чувствуя, что выступил по крайней мере не хуже своего противника.

Легкая улыбка появилась на тонких губах мистера Лоу.

— Господин маркиз знаком с поговоркой о том, что история повторяется? Его большое знание человечества должно привести его к мнению, что люди не изменяются, как бы ни менялись обстоятельства.

Он говорил столь вежливо, словно не сознавал, что наносит оскорбление. Не ожидая, пока генерал-лейтенант соберется с ответом, он продолжил:

— Впрочем, это тоже только мое личное мнение, к которому каждый может отнестись, как ему угодно. Позвольте мне вернуться, однако, к вопросу о банкротстве. Мнение о его необходимости, господа, у некоторых из вас — я без колебаний утверждаю это — основывается на фундаментальной ошибке: они уверены, что нация действительно является банкротом.

Сен-Симон выразил свое удивление едким смешком:

— А вы полагаете, это не так?

— Да, я совершенно уверен, что это не так, — объявил он и продолжал. Они могли считать народ, обладающий такими неистощимыми запасами, как Франция, банкротом только из-за непонимания того, что является сущностью богатства. Казна может быть пуста, но государство и без денег обеспечит свои нужды. Деньги не являются богатством, они только обеспечивают его циркуляцию; как кровь, которая, сама не являясь живой, несет жизнь и тепло в каждую часть тела.

Богатство государства заключается, уверял он, в трудолюбии и в производительности его народа, в плодородии почвы, в свободной и широкой торговле, в таланте, изобретательности и заинтересованности тех, кто творит, занимается ремеслами или торговлей.

— Когда вы согласитесь с этим, — а вы должны с этим согласиться — то вы поймете, как понял я, что богатство Франции не вызывает сомнения.

Он остановился, словно ожидая ответа, а герцог Ноай вежливо воспользовался этим, чтобы обратиться к регенту:

— То, что сказал сейчас господин Ла, настолько очевидно, что вряд ли кто-нибудь возьмется это оспаривать. Но то, что он описывает, является потенциальным богатством, а мы нуждаемся — и срочно — в подлинном, непосредственном богатстве, короче говоря, в деньгах, чтобы оплачивать наши долги.

Регент согласно кивнул и с улыбкой предложил мистеру Лоу ответить.

— Если бы моя цель, — сказал шотландец, — не заключалась в том, чтобы объяснить, каким образом потенциальное богатство можно превратить в подлинное, то мое появление здесь было бы просто пустой дерзостью. Предоставьте мне ваше терпение, господа.

С приятной легкостью речи и ясностью в изложении, которая осветила слушателям темные углы этой темы, мистер Лоу подробно представил свою точку зрения.

Он начал с допущения, которое показалось излишним, что там, где имеет место нехватка денег для нужд торговли и оплаты наемного труда, производительность, которая в конечном счете и является источником богатства, будет падать. Отсюда следует, что для процветания нации ее необходимо обеспечить деньгами в количестве, достаточном для текущих потребностей.

Нетерпеливое пожимание плечами и один-два коротких смешка показали загадочному иностранцу, что он утомил своих слушателей изложением азбучных истин. Господин Ноай, словно потеряв к нему всякий интерес, пододвинул к себе лист бумаги, окунул перо и начал что-то рисовать. Однако скоро он услышал такое, что поразило его, как и остальных, и заставило внимательно слушать дальше.

Мистер Лоу пригласил их обратиться к методам ведения банковских дел в Голландии, которые привели страну к процветанию.

— Я надеюсь, что господа члены Совета знакомы с ними, — рискнул предположить он, — надеюсь, что остальные господа, являющиеся профессиональными торговцами и банкирами, знакомы с ними еще лучше. Именно в этих методах я открыл основу для моих собственных теорий.

Он утверждал, что если он прав и причиной кризиса служит нехватка наличных средств, то первым делом необходимо увеличить количество денег в обороте. Если все вокруг считают это невозможным, так это только потому, что они постоянно думают лишь о монетах, отлитых из благородных металлов, и совершенно упускают из виду, что золото и серебро вовсе не являются необходимыми для этого. Бумага не только способна занять их место, но она имеет и ряд явных преимуществ перед металлами, так как легко складывается, ее просто перевозить и заменять по мере изнашивания.

Тут Вильруа взорвался:

— Бумага — эквивалент золота и серебра! Боже милостивый! Это же полная чушь. Луидор, даже если с него стереть все надписи, все равно сохраняет ценность как кусок золота. А бумага?