Когда и пять дней спустя эта смута не проявила никаких признаков затихания, он собрался с духом и пошел к регенту.

Он узнал, что парламент на последнем заседании отказался утвердить этот указ, с одной стороны, удовлетворив чувство мести по отношению к унижавшему его Лоу, а с другой, отведя себе благодарную роль народного заступника.

Регент принял канцлера в своем кабинете, где кроме него находился только изящный Ла Врийер. Его поведение было необычно суровым.

— Теперь, когда мы по вашей милости оказались в настоящем аду, вы, господин маркиз, надеюсь, убедились в своем безрассудстве?

Рослый маркиз низко поклонился. Возбуждение исказило черты его темного, морщинистого лица.

— Запущенная болезнь, монсеньер, требует сильных средств для ее лечения.

— Вы это уже говорили в совете. Боюсь, вам не хватает оригинальности. Вы думаете успокоить меня своими замшелыми афоризмами из Монтеня[75]?

— Если бы это было все, что я хотел сказать, монсеньер, я был бы сейчас в меньшем отчаяньи, — и он рассказал регенту о том, что приготовил парламент.

Его Высочество зло рассмеялся.

— Так! Мои старые друзья в мантиях открыли способ заработать себе популярность у народа.

— Вы очень точно выразились, Ваше Высочество. Могу ли я почтительно посоветовать вам лишить их удовольствия, которое они предвкушают? Выбейте у них из-под ног почву сами, отменив указ.

— Вы мне это почтительно советуете, да? — Его Высочество затрясся от ярости. — Если бы вы наполовину были так почтительны, когда советовали издать этот указ, то мы бы сейчас избежали этих волнений. Позвольте сказать вам, маркиз, что я нахожу вашу почтительность наглой.

Д'Аржансон тоже затрясся.

— Ваше высочество поступит справедливо, если вспомнит, что мою точку зрения поддержал весь совет.

— Но ведь вы ее защищали, господин д'Аржансон, даже не прислушавшись к аргументам господина Ла, который точно предвидел последствия. А панику он называл среди них, если помните. И она налицо. Разумный человек не должен был бы забывать о способности барона предсказывать события, которую он не раз нам демонстрировал. Будь я королем, я настоял бы на том, чтобы к Ла прислушались. К несчастью, я только регент. Но не будем тратить время. Этот ошибочный указ будет отменен. Будем надеяться, что это поможет остановить творящееся беззаконие. Ла Врийер, вас не затруднит немедленно передать это председателю де Мему?

Тогда же, чтобы ободрить Лоу, об отчаянии которого он догадывался, регент отправил ему записку о своих последних шагах: об отмене указа и о том, что банкнотам и акциям Индийской компании оставляют их текущую цену.

По мнению Лоу, эти меры должны были произвести эффект, обратный тому, который от них ожидался. В бешенстве он позвонил Лагийону и велел закладывать карету.

Услышав его распоряжение, Катрин подошла к нему. Бледная, осунувшаяся, с глазами, покрасневшими от плача, она выглядела сильно изменившейся за последние дни.

— Куда ты, Джон?

— К регенту.

Она испуганно попросила его не уезжать. Умоляла его не покидать сейчас дом.

— Эти люди ужасны. Они как дикие звери. Я боюсь за тебя, Джон. Сегодня утром я слышала через окно, как они, не боясь охранников, кричали: «Смерть Ла!»

— «Смерть Ла!»- повторил он и рассмеялся. — А месяц назад было: «Да здравствует господин Ла!» Не стоит обращать внимание на вопли этого сброда с его «Осанна!» сегодня и «Распни!» завтра.

— Я не пущу тебя, — заплакала она.

— Не пустишь? — он стал суров. Казалось, он стал еще выше перед ее умоляющими глазами. — Это просто глупо, Катрин. Если я не начну действовать, не остановлю прыжков этих лунатиков вокруг регента, то тогда уж точно господину Ла придет конец.

Он пошел к двери. Открывая ее, он обернулся. Она смотрела ему вслед дикими глазами, ее губы беззвучно дрожали, произнося слова молитвы.

Ее вид тронул его. В этот переломный момент, когда многие его сторонники отступили, оставив его один на один с бурлящей толпой, чья обманутая жадность требовала мести, он мог бы спросить себя, не осталась ли она с ним по велению своего чувства к нему, как в этом убеждал его Уильям, чувства, которое она сохранила под внешней ветреностью и капризностью, вызванными, возможно, лишь его холодностью к ней.

Чтобы ободрить ее, он уверенно улыбнулся и очень ласково произнес:

— Смелее, Катрин. Не бойся за меня. В этом нет необходимости. Я скоро вернусь.

Основания для ее опасений оказались очень серьезными. Если перед Отель-де-Невер улица была пустынна благодаря мушкетерам, то на площади перед воротами Пале-Рояля небольшая шумная толпа демонстрантов градом оскорблений обрушилась на мистера Лоу, когда его карету узнали. Чтобы попасть во дворец через главный вход, он должен был миновать эту толпу. Поняв, что это может быть слишком опасным, он приказал кучеру ехать на улицу Ришелье, чтобы проникнуть во дворец через боковой вход.

Кучер так и сделал, но толпа побежала за каретой, узнав, что главный виновник ее бед — господин Ла — находится в ней.

Полчаса спустя на заседании парламента его председатель де Мем объявил приятную новость. Карета господина Ла была найдена разнесенной на кусочки на улице возле дворца. Радость, однако, угасла, когда стало известно, что самого господина Ла в ней в тот момент уже не было.

В это время мистер Лоу находился у Дюбуа, требуя, чтобы тот немедленно пропустил его к регенту, поскольку ему нужно убедить его немедленно отказаться от отмены последнего указа, иначе, сказал он, начнутся еще большие беспорядки.

Дюбуа, который уже был не простым аббатом, а архиепископом Камбрейским, не видел причины для возмущения мистера Лоу. Если принятая мера оказалась негодной, значит, ее отмена принесет пользу. Регент и так очень расстроен. У него сейчас господин д'Аржансон, от которого потребовали ответа, и Дюбуа говорил, что он не испытывает никакого желания беспокоить Его Высочество еще раз по такому неприятному поводу.

Мистер Лоу пришел в бешенство.

— Вы называете этот повод неприятным? Знаете, архиепископ, если вы считаете, что к вашей выгоде будет рассориться со мной сейчас, то давайте рассоримся. Вы хотите быть с теми, кто благодаря мне разбогател. Золото, которым я их осыпал, застряло у них в горле, а они свою злобу хотят теперь сорвать на мне же.

— Боже мой! Боже мой! Что вы такое говорите? Вы очень ошибаетесь во мне! — лицо маленького зверька сморщилось и выражало настоящее горе. Он сейчас очень сильно походил на господина де Вольтера. Он, конечно, имел большую выгоду от созданной системы, но, независимо от чувства благодарности, не имел ни малейшего желания ссориться с ее создателем, который знал столько, что мог скомпрометировать любого человека, а уж архиепископа-то вдвойне. — Пойдемте к регенту, раз уж вы так настаиваете, но пеняйте потом на себя.

Занятый обсуждением ситуации с канцлером, регент был очень рад появлению мистера Лоу. Его вежливость была смешана с сочувствием.

— Ах, барон, господин д'Аржансон говорит, что дела идут все хуже.

Мистер Лоу был прям:

— Они пойдут еще хуже, если вы отмените указ.

За его спиной Дюбуа осуждающе что-то пробормотал. Господин д'Аржансон шумно втянул воздух. Регент напрягся.

— А какой еще выход нам остается, учитывая настроения в обществе? Вот! — он протянул ему листок бумаги. — Прочтите эту гадость.

Это была листовка очень грязного содержания, дававшая регенту совет, как поступить с бумажными деньгами. Мистер Лоу не обратил на нее внимания.

— Этот указ, монсеньер, уже нанес свой вред. И все, что остается, это бороться с вызванной им бурей. Но буря уляжется, и ярость утихнет. А теперь… — он безнадежно развел руки, — мы даже не можем рассчитывать и на это. Надежда будет уничтожена после такой расписки в собственной нечестности.

— Как в нечестности? — одновременно воскликнули возмущенные регент и канцлер.