Пятна на луне приобрели отчетливые очертания. Глаза, нос, улыбающийся рот. Даже брови. Это был он. Блондин. Вместо правой глазницы зияла дыра, но кто-то смыл кровь, обнажив серебро. И вместо месива появилось лицо. Жутковатое в своем мертвом оскале. Казалось, жертва насмехается над ним, щерится.

Неимоверным усилием воли Чарли отвел взгляд. Он еще ощущал сосущую пустоту в груди, но когда отважился вновь поднять глаза, страшное лицо исчезло. Была лишь луна. Обычная, сентиментальная, немного романтичная, плещущаяся в молочно-белом сиянии. Однако Портено продолжал чувствовать взгляд мертвых невидимых глаз.

Он криво усмехнулся, процедил «ну, давай, давай, парень» и вошел в дом…

… Франциск Кунз бывал в Лос-Анджелесе. Правда, это было страшно давно, в том возрасте, когда детство плавно перетекает в юность. Неудивительно, что он почти ничего не помнил. Естественно, память сохранила голубое неоновое зарево, висящее над центром города, но разве это можно назвать впечатлениями? С тем же успехом можно говорить и о Чикаго, и о Детройте. Нью-Йорк, Филадельфия и еще несколько десятков почти столь же крупных мегаполисов пополнят список. Нет, сполохи неона — явление вполне заурядное. Теперь же, ночью, шагая по улицам Лос-Анджелеса, Кунз реанимировал собственную память и — вот странность — стоило ему увидеть Голливудский бульвар, восклицание «Я был здесь, я помню его», чуть не сорвалось с губ. Хотя тогда, во времена детства, они, наверное, выглядели совершенно иначе. Но разве это имеет значение, если Франциск узнавал их. То же относилось и к Родео-стрит, и к Шестой, и к бульвару Уилшир. И даже памятник Бетховену в Першинг-сквер показался детективу знакомым. Наверное, таково свойство человеческой памяти, отыскивать детали, вызывающие образы, связанные с какими-то местами, в которых когда-то был.

Однако, стоило ему свернуть в узкие боковые проулки, уходящие в сторону от главных улиц, настроение Франциска несколько изменилось. Мусорные баки, сохнущее в окнах белье, домики, кажущиеся, скорее, пчелиными ульями, чем нормальным жильем. Они, наверное, были ровесниками детектива. Ну, может быть, чуть младше. Темные слепые провалы окон смотрели тупо и безразлично. Тяжелый запах старости пропитывал здесь все. Даже небольшая вывеска: «Сдаются квартиры на одну ночь», показалась Кунзу настолько дряхлой, словно висела со времен первых колонистов Запада.

Нет, Франциск не любил думать о политике, о бедности, хотя сам был отнюдь не богат, о невезении и о неэффективности работы городских служб. Подобные кварталы тоже есть во всех городах. Но, в самом деле, смешно считать, что ВСЕ должны жить хорошо. Кому-то везет больше, кому-то меньше. Две стороны одной медали, начищенной, правда, только с одной стороны.

Кунз, действительно, не любил размышлять о глобальном, поэтому он предпочел вернуться в неон широких проспектов, на которых празднично вытанцовывала незамысловатые «па» мисс Ночная Жизнь. Обворожительные — большей частью — яркие девочки, принадлежащие к разряду жриц любви, предлагали себя состоятельным и не очень, впрочем, тоже — мужчинам, очаровательно улыбаясь. Тут же толклись сутенеры различного калибра. Сновали юркие парни, промышляющие «белой смертью». Или «белым кайфом», кому как нравится. Кунзу, например, не нравилось ни то, ни другое, и на выразительное подмигивание пушера: «Эй, мистер, ищите что-нибудь особенное?», он просто отодвинул полу плаща, демонстрируя светло-бежевую кожаную наплечную кобуру, в которой дремал пистолет. Парень все понял и моментально растаял в потоке гуляющих.

В конце концов, Франциск остановился у порнокинотеатра, рядом с которым стояло несколько ночных бабочек, а над вывеской пламенела неоновая «ИКС». Он вышел на мостовую и поднял руку, подзывая такси.

Проститутки посмотрели на него и засмеялись. Крашеная блондиночка с ударными формами вдруг громко заявила подругам, давясь смехом:

— Меня как-то очень любил один парень. Низенький-низенький. Зато у него был такой дружок, всех нас мог бы оформить разом. Огромный, как бейсбольная бита… — остальные засмеялись еще громче. — Когда он делал это, я стонала так, что затыкались полицейские сирены на другом конце города. Настоящий жеребец.

Желтый «форд» с оранжевой табличкой «такси» остановился у обочины, и Франциск быстро забрался в салон, радуясь, что ему не придется услышать продолжения душещипательной истории о секс-гиганте блондинки. Но она считала иначе. Наклонившись к окну, жрица любви жарко выдохнула почти в самое ухо детектива:

— Не бойся, милый, я пошутила. Тот парень был импотентом.

Шофер — чернявый итальянец — подался вперед, чтобы увидеть блондинку.

— Эй, подруга, оглянись. Рядом с тобой стоят ребята из полиции нравов, а ЭТОТ парень — их лейтенант.

— Пошел к матери, дуче, — она весело засмеялась, выпрямилась и, нарочито сильно виляя бедрами, пошла к подругам.

— На Легсингтон-авеню, — вздохнув с явным облегчением, сказал Франциск.

— Не смущайся, друг, — расплылся итальянец. — Ты ведь не здешний, вот они к тебе и прицепились.

— А ты откуда знаешь, что я приезжий? Кожа что ли слишком бледная?

— Не-а, — засмеялся шофер. — Просто Легсингтон в двух кварталах отсюда начинается. Из Нью-Йорка?

— Ага, — кивнул детектив.

— Ну ясно. Тебе какой номер дома-то нужен, приятель?

— Комплекс «Сандал вуд апартаментс».

— Да, знаю. Шикарный дом.

Такси свернуло на Легсингтон-авеню. Она, так же как и большинство центральных улиц, оказалась залита светом, но народу все — таки было поменьше.

— Если к тебе начнут приставать здешние шлюхи, отшивай их покруче, они это уважают и отлипают сразу. Тут ведь что главное? Главное не робеть. Стоит им увидеть, что ты засмущался, обложат так — за год не отмоешься. Усек?

— Да, — Франциск усмехнулся.

Он, человек, в общем-то, достаточно напористый, когда нужно было постоять за себя, всегда терялся, если его начинали задевать ТАКИЕ женщины. В разговоре с мужчиной всегда можно найти аргументы, понятные обоим сторонам, а вот как быть с женщиной? Кунза воспитали так, что ругаться нецензурными словами при ЛЮБОЙ особе женского пола он считал ниже своего достоинства. Другого же языка жрицы любви, похоже, не признавали.

Такси остановилось у огромного жилого комплекса.

— Это и есть «Сандал вуд апартаментс» — сообщил итальянец. — Тебя подождать?

— Да нет, не стоит, — покачал головой Франциск, расплываясь.

— А то смотри, меня есть немного времени.

— Нет, спасибо, — улыбнулся детектив.

— Ну, как знаешь.

Кунз выбрался из салона, проводил такси взглядом и направился к дому. Он прошел через обширную парковку, сплошь заставленную автомобилями, взглянув на которые, детектив понял, что ему вряд ли доведется жить в таком доме. За покрывалом ночи, в холмах, то и дело начинали выть псы. Теплый ветер доносил их хрипловатые голоса с такой четкостью, словно они были где-то совсем рядом. Миновав дворик, окаймленный высокими пальмами, Кунз вошел в подъезд и остановился, чтобы прочесть список жильцов и свериться со своими данными.

Лайза Джексон проживала на пятом этаже в квартире «Ф». Франциск кивнул удовлетворенно. Портфель-саквояж немного оттягивал руку, когда он шел через фойе. Его шаги звонко разносились под высокими потолками. По сравнению с домом, в котором жил детектив, «Сандал вуд апартаментс» выглядел настоящим дворцом.

Поднявшись на пятый этаж, Франциск свернул направо и пошел по длинному коридору. На всем пути следования он увидел всего две двери с буквами «Д» и «Е».

Судя по всему, квартира должна быть просто огромной, — подумал Кунз. — Господи, наверное, не меньше, чем Вашингтон-сквер. Не затеряться бы в ней, как в пустыне. Еще придется звать на помощь. Придут полицейские и арестуют меня за попытку ограбления.

Он намеренно забивал себе голову разной чепухой, чтобы унять волнение. За время работы детективом Франциску пришлось побывать таким образом, наверное, в двух десятках квартир, но ни одна из них не располагалась в ТАКОМ доме.