Кроме того, детектив обнаружил подлинное удостоверение личности на имя Эми Шутер с фотографией Лайзы Джексон. Теперь это уже не удивило Кунза. В квартире также хранился паспорт для выезда за пределы США, подлинный, но на сей раз и имя, и фотография совпадали. Лайза Джексон.

На этом, впрочем, находки не исчерпались. Следующая тоже не удивила детектива, а обескуражила. В ванной, в одном из ящичков для косметики, он нашел пластиковый чехол для маникюрных принадлежностей, в котором лежал… мощный пистолет «Ллама», модели 8, калибра 38-супер, тут же два полностью снаряженных магазина с патронами фирмы «Кольт» утяжеленного заряда. В отделении для ножниц застыли два глушителя, шести и трех дюймов длины.

Это было уже посерьезнее документов и сертификатов. Теоретически, конечно, оружие могло использоваться для охраны дома. Но глушители? И потом, патроны с утяжеленным зарядом? Да и «Ллама’8» отнюдь не женский пистолет. Слишком мощный. Это, скорее, оружие гангстеров.

Так чем же занимается достопочтенная мисс Джексон? Судя по находкам, Франциск сказал бы, это ее профессия — киллер. Только вот похищение документов Айрин Уокер никак не укладывалось в эту версию. Зачем ей подлинные документы?

Настоящая Айрин Уокер мертва. Это довольно просто установить, в случае, если кому-то очень захочется проверить личность лже-Айрин. Зачем? Стоп! А что, если она именно этого и добивается? Некто по каким-то своим причинам начинает искать мисс Уокер и обнаруживает, что та погибла в результате автокатастрофы. Лицо изуродовано до неузнаваемости, и проверить личность невозможно. А с мертвых, как известно, взятки гладки. Любопытно, любопытно. Только вряд ли это имеет какое-то отношение к убийствам. В первую очередь — потому, что убийца вообще не знакомится со своей жертвой. Конечно, Лайза может опасаться мести, но в таком случае ей не помогут подлинные документы. Дело не в этом. Лайза Джексон знает, что ее наверняка начнут искать, а значит, это нечто крупное, возможно, именно денежные махинации. Однако ищущие ее люди не должны иметь связи в полиции, по крайней мере, не иметь доступа к картотеке; затем, они, в силу каких-то причин, не могут обратиться в полицию вообще и не могут слишком активно проводить собственные поиски. Чем же должны заниматься ТАКИЕ люди? Ясно, что чем-то противозаконным. И все-таки чем? Если информационный источник мисс Прицци надежен, и Лайза Джексон действительно промышляет мошенничеством, то и ее клиенты, скорее всего, из того же круга.

Постой-ка, Франци, — осадил он себя. — А тогда на кой черт этой девочке «Ллама» с глушителем? Мошенница — не убийца. Что-то не увязывается. Киллеры не опускаются до афер. Они пекутся о своей репутации. И наоборот, жулики не залетают на высоту убийц. Это совсем другой уровень, другие дела. Могут ли состыковаться убийство по найму и мошенничество? В какой плоскости лежит эта грань? Думай, Франци, думай…

Обо всем этом детектив размышлял, шагая по Сантос Дос Террос в сторону окраины. При всей «любви» к бедным районам, ему пришлось заглянуть сюда, ибо Франциск рассчитывал найти своего приятеля Уолта Конуэя именно в испанском квартале. Сведения о его местонахождении сообщила жена Конуэя, сварливая шумная женщина.

— Этот ублюдок? Да я знать не хочу, где он может быть! Мне вообще плевать на него! Пусть сопьется вконец и уматывает к своим приятелям-испанцам, если ему так нравится!

— Простите, миссис Конуэй, — вежливо прервал пламенную тираду Кунз, — я понимаю ваше возмущение, но мне очень нужен Уолрет. Я специально прилетел из Нью-Йорка.

— Вы? — не поверила она. — Специально, чтобы поговорить с этим забулдыгой?

— Вот именно, миссис Конуэй.

— Хм… Ну ладно, мистер. Ищите его в «Эль Мюзика сентро» на Махадо-стрит. Знаете, где это?

— Честно говоря, я давно не был в Лос-Анджелесе…

— Восточный район. В испанском квартале. Рядом с Дос Террос. Вам любой подскажет. Только осторожней, там полно этих ублюдков из молодежных банд.

— Спасибо, миссис Конуэй, — вежливо поблагодарил женщину детектив.

— Не за что, — буркнула она в ответ. — Если найдете Уолта, скажите, что он может катится к такой-то матери.

— Хорошо, я передам, — согласился Франциск, с большим облегчением думая, как ему повезло, что он остался холостяком. Лишнее доказательство никчемности брака — этот телефонный разговор.

Пройдя по Калент-стрит, детектив свернул на Махадо и почти сразу увидел приземистое, обтрепанное жизнью здание, над входом в которое красовались белые облупленные нотные знаки и буквы «Эль Мюзикл сентро». Даже в плохие времена Франциск не посещал заведения такого ранга. В них, как правило, было грязно и стоял ужасающий шум, раздражающий даже привычный ко многому, далеко не утонченный слух детектива. Пол, обычно заплеванный и грязный, с катающимися на манер «перекати-поля» в потоке сквозняка столбиками пепла. Конечно же, раз в сутки, после закрытие худосочная испанка наводит там порядок, но это ненадолго. Обычно лишь до следующего утра. Подают в таких заведениях что-нибудь вроде «Вирджиния фэмили»[12]. Рассчитывать на серьезную выпивку лучше не стоит, когда переступаешь порог такого бара.

Хотя сейчас соображения такого рода не могли остановить Франциска. Он толкнул дверь и вошел внутрь. Дело обстояло все-таки лучше, чем ему представлялось. Возможно, тому «виной» был ранний час, но в зале оказалось чисто — относительно, разумеется — и даже не очень накурено. Четыре довольно молодых парня-ис-панца в широких джинсовых куртках толклись у автоматического бильярда, медленно потягивая дешевенькое пивцо «Милуоки». В глубине бара, за столиком, сидела пара женщин неопределенного возраста, ярко накрашенных и вызывающе поглядывающих на единственного мужчину, сидящего на табурете у стойки и болтающего с барменом. Тот, улыбаясь, кивал и изредка вставлял несколько слов, но в основном говорил посетитель.

Когда Франциск вошел, лица женщин и «милуокских» парней обратились в его сторону. Впрочем, красотки почти сразу же потеряли к нему всякий интерес, зато юнцы продолжали изучать Кунза черными маслеными глазами. И, честно говоря, взгляды их не предвещали ничего хорошего. Один из них демонстративно вытащил из заднего кармана замызганных джинсов «спринг-найф» и сунул его за ремень. Недобрая улыбка застыла на тонких губах, словно приклеенная.

Лишь плотный, крепкого сложения мужчина у стойки даже не обернулся. Однако Кунз узнал его. Уолт Конуэй. В понимании Франциска тот был весьма выдающейся личностью. При довольно высоком росте, Уолт отработал почти семнадцать лет в лос-анджелесской полиции, расследуя страшноватые дела. Убийства, связанные с мафией и наркотиками, изнасилования с последующим расчленением жертвы и прочие тошнотворные вещи. Затем Конуэй сунул нос в какие-то темные дела, в которых были замешаны большие люди, и его вышибли пинком под зад. Правда, это сопровождалось дифирамбами, и «вышибли» в данном случае подразумевало отправку — а точнее, выпроваживание — на пенсию. Да только «дерьмо» оно и есть «дерьмо» и воняет одинаково, даже если упорно называть его земляникой.

После этого Уолтер работал детективом, но и тут ему крепко наступили на горло представители законной власти. Однако у Конуэя оставалась куча знакомых, как в полиции, так и в преступной среде, самых разных калибров. До самых верхов он, конечно, не добрался, но всегда был в курсе большинства дел, происходящих в Лос-Анджелесе. За нужными сведениями Уолт обращался к людям «помельче», а те, в свою очередь, добывали информацию по своим каналам. Конуэй использовал политику «кнута и пряника», накопив за время работы в полиции изрядное количество компроматов на многих «шестерок» и «торпед» города, он, не стесняясь, прибегал к шантажу. Пару раз его пытались убить, и один раз почти осуществили задуманное, но Уолт обладал поразительной, кошачьей живучестью. Провалявшись почти месяц в больнице, он вышел, отыскал напавшего на него парня и изуродовал его так, что никто не смог бы сказать, какое было лицо у пострадавшего до инцидента.