Черная Звезда подошел к двери и, осторожно двигая кончиком камы, поддел задвижку. Дверь отворилась послушно, словно давно уже ждала его.

Теперь оставалось немного — найти нужную камеру. Открытые двери пустующих камер сразу подсказали место, Черная Звезда обогнул перегородку, непонятно зачем и с какой целью поставленную в коридоре (ее верхний край не доходил до потолка), и остановился напротив нужной двери.

В камере было тихо, еле слышимое сонное дыхание сообщило ниндзя, что можно действовать спокойно, не опасаясь сопротивления.

Черная Звезда достал крошечную гранатку и швырнул ее под дверь. Тихо, почти беззвучно пыхнуло пламя, сизый дымок на миг заклубился облачком, но тут же рассеялся. Не всякий проснулся бы от такого звука, а Джо, насколько ниндзя мог судить по его дыханию, спал крепко. Черная Звезда ударом колена распахнул дверь камеры и прыжком ворвался внутрь. Уже в прыжке он рассмотрел распростертое на койке тело — и еще прежде, чем коснулся пола, занес меч…

«Нет, ты все же не был настоящим ниндзя», — подумал сэнсей, опуская клинок, и вдруг внутри у него что-то шевельнулось. Потому что сам-то он все же был ниндзя настоящим…

Черная Звезда в первую секунду не смог бы объяснить, что произошло. Пожалуй, ему показалось, что меч вошел в тело как-то не так — сопротивление «материала» оказалось непривычным. Это во-первых.

А во-вторых, сэнсею почудилось, что от двери повеяло странным ветерком — словно кто-то очень быстро и вместе с тем бесшумно выскочил в коридор.

Черная Звезда обернулся: коридор был пуст.

«Показалось», — отметил он про себя, выдергивая меч из кровати. И снова клинок пошел как-то не так: то ли легче обычного, то ли наоборот — тяжелее… Он наклонился и резким движением откинул одеяло.

Джо на кровати не было.

Вместо него лежал скрюченный, свернутый в трубочку матрац, который стягивала разорванная простыня.

До сих пор Черная Звезда не знал, что такое страх. Не узнал он этого и сейчас — но все же какой-то холодок пощекотал его спину. Кем же надо было быть, чтоб за считанные секунды, пока он открывал дверь, устроить на кровати куклу? Даже для ниндзя это слишком быстро…

«Спокойнее, — одернул он себя. — Кто сказал, что эта «кукла» не лежала тут и раньше? Но… как он мог угадать, что я приду? И куда вообще он делся? Или… или он сбежал еще до моего прихода, а «кукла» была нужна для полицейских?»

Не слишком-то веря своему умозаключению, Черная Звезда выглянул в коридор. Там все было спокойно и тихо, но все же… он напрягся, стараясь уловить едва различимый неопределенный сигнал…

Все же тут кто-то был.

Черная Звезда заставил себя перестать думать — теперь тело должно было работать на мышечной памяти. И вот тогда его взгляд упал на перегородку и меч взлетел вверх, устремляясь к полусогнутым ногам стоявшего наверху Джо…

Щиток был исправен.

Полицейский несколько раз проверил пробки, то выкручивая их одну за другой, то возвращая на место, — свет не зажигался. Логичнее всего было проверить провода, но света фонарика не хватало для того, чтобы обшарить им всю территорию двора. Кроме того, ему не слишком-то хотелось лазить ночью по лестницам… Да и лестница была невыносимо тяжелой; ее забросили сюда со стройки, и она стояла теперь, упираясь, казалось, в самое небо, — длинная, здоровенная, неуклюжая…

Саймон посветил на счетчик в последний раз и нехотя поплелся обратно в участок. У него было скверное настроение: без света невозможно смотреть переносной телевизор, даже играть в карты, а ночь предстояла долгая.

Подходя к двери, он вспомнил про взятый с собой сверток с бутербродами — хоть какое-то развлечение, но тут же пожалел, что они займут его ненадолго, а затем придется скучать, слушая тупые и давно уже осточертевшие разговоры ни о чем. Боб расскажет про свою блондинку, умник Хиггинс снова начнет трепаться о философии, с которой якобы должен быть знаком любой человек, старина Фредди заговорит о том, что ему пора на пенсию… Быть может, его коллеги были и неплохими ребятами, но он слишком хорошо знал их, чтобы терпеть целую ночь их давно известную болтовню.

Скучная все же жизнь у полицейских: раз в день срывайся по тревоге, чтобы прокатиться на машине и проводить к отделению какого-нибудь олуха. За несколько лет Саймону всего лишь дважды приходилось сталкиваться с сопротивлением при аресте. Главным образом полицию вызывали из-за хищений: бузотеров армейцы усмиряли сами. Но и такие вызовы бывали редки, так что большей частью полицейским приходилось скучать в участках, занимаясь то изучением комиксов, то игрой в карты, то разглядыванием конфискованных журналов с порнографией, — развлекались кто во что горазд.

Саймон подумал о поджидающей в отделении скуке и зевнул. Входить внутрь ему не хотелось — куда приятней дышать свежим воздухом.

Он остановился у входа и оглянулся.

За забором темнели деревья, по их макушкам шарил ветер, и от этого делалось немного неуютно и тревожно.

Тревожно?

Полицейский нахмурился. Как и большинство нормальных людей, он не любил необъяснимых эмоций и плохих предчувствий. Раз ему подумалось, что здесь неприятно, значит…

Новый взгляд, более быстрый и настороженный, скользнул по двору, почти сразу же потерявшему свою привлекательность.

Здесь, на улице, он был одинок и беззащитен, а черные деревья шумели все подозрительнее. Какой-то быстрый огонек сверкнул у ворот — будто притаившееся во тьме чудовище моргнуло маленьким глазком. Рука Саймона дернулась к кобуре, но тут же повисла, расслабляясь: это лунный блик играл на бутылочном осколке…

«А ведь свет мог погаснуть неспроста… — пробежали вдруг по его спине мурашки. Раз пробки были в порядке, значит… значит, кому-то была нужна темнота!»

«Этот парень, которого привезли сегодня, — вспомнил вдруг Саймон слова дежурного офицера, довольно странная личность. Будьте начеку можно ожидать неприятностей».

Подумав о Джо, Саймон нахмурился еще больше. Уж слишком спокойно тот вел себя для арестованного: или ему было не привыкать ночевать в кутузке или… ’

Треск веток заставил Саймона вздрогнуть всем телом. Затем он несколько секунд недоверчиво глядел на хлопающую крыльями птицу.

Нет, лучше было убраться в дом. И запереть дверь изнутри.

Изнутри? Но ведь арестованный как раз находится там. И если ему придет в голову устроить обещанные неприятности…

«Нет, нет, в дом — и только туда, — решил Саймон, берясь за дверную ручку. — Беглец может напасть на полицейского-одиночку на улице, но не станет рисковать, нападая сразу на четверых… Во всяком случае, если бы я был на месте этого парня, я бы убрался потише, так, чтобы ни одна собака не залаяла… Пусть это не патриотично, но я не хочу быть героем… во всяком случае — мертвым героем. Лучше пережду внутри… Да вообще, кто сказал мне, что речь идет о побеге? Я ничего не знаю, я ничего не вижу, не слышу…»

Он шагнул в комнату и снова вздрогнул от того, что к его ноге прикоснулось нечто мягкое и чуть теплое. Слова, готовые сорваться с языка, застряли в горле — Саймон оцепенел.

В ноздри ударил запах, обоняемый далеко не каждый день, но запоминающийся с первого раза.

В комнате пахло кровью.

Фонарик вспыхнул в руке отшатнувшегося полицейского, и конус света пополз по полу, пока не выхватил из темноты ладонь со скрюченными пальцами.

Кто-то лежал на полу.

В отделении было тихо — Саймон только сейчас заметил это. Никто не разговаривал о пустяках, никто не сопел, как Хиггинс, и не покашливал, как Фредди. Зато на полу лежала мертвая рука.

Свет пополз по ней, ощупывая тело, дрогнул, когда в его кружке появилось взрезанное горло — кровь еще продолжала течь, и от этого казалось, что рана шевелится, — и остановился на лице. Саймон уже знал, что увидит кого-то из своих — эмблема МР на рукаве уже предупредила его о трагедии, — но лишь заглянув в мертвое лицо, полицейский понял, что все это не сон.