Тот Парадиз, на аэродром которого садился самолет ДС-3, прозванный на авиаконструкторском сленге «дурной птицей», был местечком отнюдь не райским; разве что редкая терпимость к чужим (при общей нелюбви ни к кому) могла хоть частично оправдать это название. На здешних улицах можно было встретить и кимоно, и сари, увидеть лица всех цветов и оттенков, в своей массе, правда, стремящихся к более светлым — азиатско-европейского типа, помноженного на щедрый солнечный загар. Сквозь смешение культур и стилей вдруг прорывались восточные мотивы — то придавая зданиям очертания странных до извращенности пагод, то в чем-то ином, проявляющемся исподволь, так, что можно почувствовать дух, но не назвать конкретные приметы.

Здание аэровокзала было похоже на гибрид пагоды с вытащенным на сушу четырехпалубным кораблем, возле бортов которого суетились и сновали встречающие, отлетающие, полицейские, продавцы газет, мороженого, сувениров и прочая обычная для таких мест публика, среди которой на наименее многолюдном участке стоял коротышка с плоским лицом, одетый в форменную одежду. Находящийся рядом полицейский был чуть повыше. И он, и его маленький по росту, но более высокий по званию коллега внимательно следили за «дурной птицей».

К самолету подкатил трап. Первым на него шагнула стройная женщина в сари, держащая за руку ребенка. За ней вышел мужчина с чемоданами и тюками — очевидно, супруг…

Инспектор уголовной полиции Син недовольно поморщился: объектом его поиска являлся кто-то другой.

Еще одна семья, более многочисленная, спустилась по ступенькам, за ней проследовал сухой старичок… Самолет быстро опустел, заставляя инспектора мрачнеть все больше. В какой-то момент он было оживился — у выхода появилось двое в военной форме: светловолосый молодой человек с серо-голубыми глазами и негр. Но, приглядевшись к знакам различия, инспектор опять помрачнел — видно, снова произошла ошибка.

Военные спустились на землю, за ними проследовало еще несколько человек, и трап опустел.

Некоторое время Син недоверчиво разглядывал самолет, надеясь, что оттуда появится еще кто-то, но трап пришел в движение, отъезжая в сторону, и надежда испарилась.

Инспектор Син сердито посмотрел на своего спутника. Рейс был тот самый, так что не прилететь интересующие их люди не могли, и в то же время их не было: чем не причина для недовольства? Второй полицейский только пожал плечами и вернул инспектору подзорную трубу.

Вскоре ее глаз уже прочесывал выплеснувшуюся на предаэродромную площадь толпу…

— Ну, что скажешь? — спросил Джо, опуская чемодан на пыльный асфальт.

Джексон моргнул и повернулся к нему, стараясь понять, о чем вообще идет речь. Мимо них проходили незнакомые пестрые люди. Чемоданы и тюки, баулы и саквояжи, корзины и рюкзаки, мешки и «дипломаты» проползали рядом, рискуя задеть своими углами и боками. Прямо перед ними кричали о чем-то своем мороженщики, босоногие ребятишки, скорее всего случайно забредшие в аэропорт; кто-то кого-то звал, кто-то ругался, кто-то вдали весело напевал, быть может, маскируя этим нехитрым способом обычное попрошайничество. Вокруг прилетевших военных вовсю кипела жизнь маленького полудикого городка — естественная, откровенная, наглая…

Джексон пошарил по карманам и извлек небольшой свернутый листок бумаги; заглянул, демонстративно поднимая брови, и пожал плечами:

— А что тут говорить? Мы прибыли куда надо.

Он замолчал, продолжая оглядываться.

Площадь шумела.

По ней скользил зеркальный взгляд подзорной трубы. Время от времени в ее поле зрения попадали парадные формы двух прибывших, но всякий раз Син продолжал поиск дальше, пока не остановился на них снова. И тут его круглое узкоглазое лицо вдруг начало вытягиваться, словно он только сейчас что-то заметил или понял. Затем подзорная труба вновь перекочевала ко второму полицейскому, а сам инспектор принялся лихорадочно набирать номер телефона.

— Алло, это говорит инспектор Син. Американское подкрепление прибыло…

Тем временем Джексон закончил предварительное изучение новой для него местности. Экзотичность и собственно новизна успели отойти на второй план, а на первый вышли суета, грязь и нищета, без которой почему-то не могут обходиться такие вот «райские» местечки, особенно возникающие на стыках Востока и Запада.

— Об этом месте я могу сказать только одно, — подытожил он свое изучение. — Здесь мне не понравится.

— Да? — машинально переспросил Джо.

Лично он никаких чувств к Парадизу не испытывал, но вместе с тем едва заметное напряжение подсказывало ему, что здесь что-то не в порядке. А для чего бы, собственно, их сюда вообще вызывали, будь тут все в порядке?

— И кроме того, о нашем приезде, похоже, здесь никто не предупрежден, — продолжал высказывать свои претензии к «райскому» местечку Джексон. — Нас никто не встречает.

Джо пожал плечами: они пробыли здесь слишком недолго, так что вполне могли просто прозевать нужных им людей. Но тем не менее, насколько Джо в этом разбирался, обычно военная форма, независимо от рода войск, хорошо выделялась в толпе; здесь же, кроме них самих и полицейских в коротких шортах и рубашках с короткими рукавами, все соперничали друг с другом в пестроте.

Поделиться своими мыслями по этому поводу с Джексоном он не успел: виляя среди толпы, прямо к ним подкатила машина несколько экзотического вида, больше всего похожая на «лендровер» с передней решеткой от американского автофургона.

Шофер, симпатичный парень в лёгкой рубашке с короткими рукавами, испещренной мелкими зигзагами узора, откинулся на сиденье и заговорил, обращаясь к Джо:

— Эй, вам тут не попадалась парочка морских пехотинцев?

У него был высокий голос, как у мальчишки, чьи голосовые связки еще не прошли через «мутацию».

— Нет, — ответил Джо. Джексон отрицательно покачал головой.

Водитель машины скривился — слишком сильно и демонстративно, чтобы можно было поверить, что он расстроен всерьез и глубоко, и с охотой принялся жаловаться; по его тону было ясно, что ему просто требовался предлог для того, чтобы с кем-нибудь поболтать.

— Вот черт… нас специально послали сюда для того, чтобы встретить морских пехотинцев, которые должны были прилететь этим рейсом, — пояснял он, отчаянно жестикулируя. Такая преувеличенная эмоциональность намекала на его латиноамериканское происхождение; черные волосы и глаза подтверждали это предположение. — Армстронг и Джексон — так их зовут.

Джо Армстронг и Кертис Джексон переглянулись. Затем рот Джексона расплылся в улыбке, а Джо прикоснулся к небольшому пластиковому значку с фамилией.

— Армстронг и Джексон? — переспросил он, не без любопытства изучая встречающих.

Помимо шофера в машине находился еще один пассажир — молодой, но уже изможденный на вид человек с крупным кривоватым носом, занимающим большую часть вытянутого худого лица с желтоватой кожей, свидетельствующей не столько о загаре, сколько о болезненности (как сказали бы прежде — о желчности). В отличие от словоохотливого водителя, он был уныл, и не удивительно было, что первый искал себе собеседников на стороне.

— Да. А что, вы их видели? — Если бы водитель не был и без того оживлен, можно было бы сказать, что он оживился — во всяком случае, его воодушевление возросло.

— Мы перед вами, — отрекомендовался Джексон.

У шофера отвисла челюсть — тоже картинно, словно он старался подыгрывать собственному удивлению.

— Вы? Но ведь вы из армии?

«А сам-то ты откуда?» — невольно подумал о нем Джо.

Теоретически их прикомандировали к охране посольства, а этим в Парадизе занимались морские пехотинцы. Стало быть, они и должны были встречать Джо и Джексона на аэровокзале. В то же время и шофер, и одетый в майку его спутник мало были похожи на людей военных: их одежда и расслабленные позы прямо-таки кричали об их гражданском статусе. Но произношение говорило о том, что перед ними американцы, а иных американцев кроме посла (в чем их заподозрить тем более было нельзя) здесь не имелось.