Казалось, сержант успел похудеть за несколько часов, прошедших с момента отправки в рейс: его щеки обвисли, лоск исчез, даже усы потускнели, печально опустившись кончиками вниз,

Полковник поморщился.

Бессмысленно было отчитывать Ринальди: происшедшее нельзя исправить…

Сержант нарушил молчание. Прочитав в глазах полковника тоску и боль, смешанную с невысказанным упреком, он сделал шаг вперед, подтянулся, вбирая внутрь вислый живот, и заговорил неловкими дежурными фразами:

— Мы сделали все, что могли… Я очень сожалею, что все получилось именно так…

Лучше бы он молчал — его слова резанули полковника по самому сердцу.

— Значит, надо было сделать больше! — неожиданно для самого себя рявкнул ок. — Черт вас подери!

Мертвецы, Патриция, исчезнувшая в джунглях, — все мешалось в его голове, порождая отвращение к происходящему и ненависть ко всему и всем.

— Мы были бессильны, — неровным голосом отозвался сержант. — А нападения случаются отнюдь не редко…

— Черт возьми! — взвился полковник. — Но ведь раньше у нас никто не погибал!

— Это все новенький, — подал голос оказавшийся рядом Чарли и тут же прикусил язык.

Пусть Джо на роду было написано приносить всем одни неприятности, все же об этом не следовало говорить вслух, по крайней мере, перед начальством. Чарли и сам не отказался бы выяснить отношения с принесшим несчастье новичком — но на равных, отдавая должное не только пакостности натуры Джо, но и реальным его заслугам. Сейчас же выходило, что Чарли жаловался, даже хуже того — доносил на товарища.

— Какой новенький? — насторожился полковник.

— Да это я… так… — стушевался Чарли, отступая за капот стоящей рядом машины.

— Это Джо… Или как там его? — вместо шофера ответил сержант Ринальди.

— В таком случае, — процедил сквозь зубы полковник, — он еще пожалеет об этом.

Судя по тону, с которым были произнесены эти слова, угроза была серьезной.

Полковник гневался редко, еще реже ненавидел, но если уж такое с ним случалось, борьба разгоралась не на жизнь, а на смерть.

Борьба…

Никто не знал, до какой ненависти может дойти полковник, какие формы может принять его месть, и то, что Джо был всего лишь одним из его подчиненных, только осложняло положение последнего, позволяя полковнику мстить как заблагорассудится. А командир полка имеет массу возможностей свести счеты с рядовым.

Впрочем, если кто и ощутил в этот момент жалость к Джо, то лишь на доли секунды: до сих пор на базе люди гибли редко, и не одному полковнику захотелось рассчитаться с виновником разыгравшейся на дороге трагедии.

Тем временем суета вокруг трупов поулеглась, что позволило несколько сменить тему разговора.

— Эй, Джексон, — позвал полковник негра-капрала.

— Да, сэр?

— Подойди сюда.

— Слушаюсь, сэр.

Джексон протолкался между сгрудившимися у тел людьми и встал по стойке «смирно».

Джексон был не просто капралом — он был крупным авторитетом среди обитателей форта. Ему не нужно было иметь звание для того, чтобы его слушались и с ним считались — сила и ловкость говорили сами за себя. Кроме того, Джексон отличался и рассудительностью — пусть интеллект в армии никогда не котировался особо высоко, умных (но не умничающих) уважать по достоинству тут тоже умели.

— Вы проверили раны?

— Да.

— И что вы можете о них сказать?

Джексон задумался лишь на секунду.

— Вы слышали про ниндзя? — ответил он вопросом на вопрос.

Слово показалось полковнику знакомым, но и только. Он не был уверен даже, о чем или о ком идет речь: то ли так называлось оружие, то ли какая-то группировка… Нет, проще было сказать, что он ничего об этом не знает.

— Про ниндзя? — неопределенно переспросил он.

С другой стороны, полковнику не слишком хотелось демонстрировать свою неосведомленность. Как и все люди, облеченные властью, он не любил попадать впросак.

— Да.

Он ожидал, что Джексон как-то прокомментирует его ответ и тогда из слов капрала станет понятно, с чем едят этих ниндзя. Но негр, против всех ожиданий, промолчал. Теперь полковнику ничего не оставалось, как спросить в открытую:

— Что это такое?

Видимо, не знать про ниндзя было простительно: никто этому не удивился.

— Так называется секретный корпус убийц, — спокойно пояснил Джексон. — Вообще-то, ниндзя полагается быть в Японии, я и сам не пойму, что они здесь делают… Ну так вот, судя по показаниям свидетелей и характеру ранений, наших ребят убили именно ниндзя.

Полковник нахмурился. По его мнению, Джексон молол сейчас какую-то чушь, но уж слишком странно выглядела история с грузовиками. Быть может, капрал просто рисовался, стараясь произвести впечатление своей эрудицией, но, насколько полковник разбирался в человеческой психологии, это было маловероятно: Джексон выглядел слишком расстроенным и озабоченным и вряд ли стал бы устраивать представление из чужой смерти.

— Ниндзя? — повторил полковник, одновременно и желая поверить в эту странную версию, и опасаясь сделать это.

— Да, сэр, — серьезным тоном повторил Джексон и опустил кудрявую голову, потому что именно в этот момент стоящие рядом с телами своих товарищей наклонились, берясь за ручки носилок.

Смерть есть смерть и она требует уважения. Погибших, конечно, не похоронят на территории базы. За их телами был прислан вертолет.

Если бы о живых так заботились — может, и не пришлось бы никого хоронить… Поднятые дюжими руками живых, носилки с мертвыми солдатами взмыли в воздух и скрылись в дверях вертолета.

От сада веяло востоком.

Сложно сказать, что такое дух пейзажа и в чем именно он выражается: ни по климатическим, ни по другим параметрам это место не должно было вызывать такие ассоциации, и все же и азиат, и европеец безошибочно узнали бы обитающий здесь восточный привкус. Во всем чувствовалась невидимая рука, приручившая некогда дикую природу и перекроившая ее на свой манер. Пожалуй, благодаря этому духу и черная одежда ниндзя, командовавшего на дороге атакой, смотрелась на фоне сада уместно и естественно, в то время как европейский костюм стоящего рядом человека вызывал ощущение некоторого диссонанса.

Собственно, ниндзя был одет уже иначе, исчезла с его лица и маска, открывая довольно красивые черты, может быть, слишком жесткие на взыскательный вкус. Впрочем, он был предельно гармоничен, и выражение его лица (точнее, отсутствие такового) тоже вписывалось в общую картину.

Да, выражение подходило лицу, лицо — одежде, одежда — саду. Рисунок (или татуировка?) на щеке сэнсея и черные усики только подчеркивали это, внося в облик командира ниндзя живую деталь.

Сидящий в плетеном кресле европеец заслуживает более подробного описания. Его черты были неправильны и крупны (и в то же время их нельзя было назвать неприятными), при этом в них крылась какая-то противоречивость. Плоский лоб и резко очерченный нос с горбинкой контрастировали с чувственными губами, холодный безжалостный взгляд не сочетался с холеными ухоженными руками. В нем ощущалась самоуверенность, правда, суетливая, будто бы не имеющая под собой истинно твердой основы и потому нуждающаяся в постоянном подтверждении извне. Даже манера разговаривать с собеседниками несколько свысока говорила о том, что его положение определяется скорее деньгами и работой чужих рук, чем силой его личности.

— Что случилось? — капризно скривились губы Виктора Ортеги (так звали сидевшего в кресле; во всяком случае, таково было его официальное имя).

— До сих пор все шло хорошо.

Черная Звезда — таково было имя японца — промолчал.

По его мнению, вопрос не имел смысла: раз дело не вышло, надо было не искать виновных, что, судя по тону, собирался делать Ортега. Когда в деле хотят разобраться всерьез, слова произносятся совсем иначе.

Вообще, кто-либо другой на его месте мог счесть себя оскорбленным — упрек слишком явно адресовывался именно ему. Но Черная Звезда был выше мелочных обид. Лишь собственная оценка того или иного происшествия, собственные ощущения были важны для него: мнения других людей при желании не так уж сложно было и переменить. Кроме того, Ортега нуждался в его помощи гораздо больше, чем могло показаться со стороны.