Человек давно научился получать волокна от разных растений (хлопка, конопли, льна), научился делать много волокон искусственных. Но все они не могут сравниться с застывшей слюной волосатого червяка, названной шелком.

 _{Фото автора. 13 мая 1994 г.}

(Окно в природу)

В индийской столице много животных, обитающих бок о бок с людьми. Положите где-нибудь в парке орех — сейчас же им овладеет крошечная, похожая на сибирского бурундука белка. Полосатый зверек вездесущ — шмыгает по деревьям, пробегает у вас под ногами, заглянет в открытые двери. Он так же привычен в Дели, как наши сельские воробьи.

Заметна нарядная и горластая птица майна. Повсюду — коршуны. Более редки грифы. Но вечером они собираются на ночлег, и тогда видишь на одном излюбленном дереве десятка три-четыре громадных угрюмых птиц. Попугаи вечером тоже возвращаются с промыслов в парки, а висевшие весь день на деревьях головой вниз летучие лисицы отправляются на ночную охоту за фруктами. На воде видишь уток, цапель и больших, размером с галку, нарядных зимородков. Вся эта живность кормится возле людей, совершенно человека не опасается, привычна к сутолоке и является колоритной, заметной частью южного города.

Особо надо сказать о коровах и обезьянах.

* * *

Сначала о коровах. Их встретишь всюду — в глухом извилистом переулке, в парке, на запруженной автомобилями улице, лежащими возле бедной лачуги и на лужайке перед домом правительства. Невозмутимость и спокойствие их поражают. Иногда корове взбредает в голову лечь прямо посредине проспекта, по которому бампер в бампер теснятся автомобили, ищут щели проехать мотоциклисты. А корова лежит, как философ, задумчиво опустив веки. Объезжают. Никто не заденет и не прогонит — корова!

Выраженье «священная корова» стало понятием нарицательным. Этот образ употребляют, когда хотят сказать о чем-нибудь оберегаемом вопреки здравому смыслу. Выраженье пошло отсюда, из Индостана.

Благодарное уважение к корове хранится в быту у многих народов. В русских деревнях говорили «кормилица»… В Африке у масаев достаток семьи определяется числом коров. Коровенки худые, костлявые, молока от них нередко, как от быка. Но надо видеть, с какой гордостью гонит масай по пыльной саванне свое большерогое стадо! По этому стаду все видят, чего добился масай в бренной кочевой жизни. В американском «молочном штате» Висконсин я видел возле дороги скульптурное изображение «дарительницы молока».

Особо надо сказать о швейцарских коровах.

Сказать, что тут за коровой заботливо, по-хозяйски ухаживают, значит, сказать очень мало. Корову тут холят, лелеют. Крестьянин, имеющий стадо голов в двенадцать — пятнадцать, кажется, именно о них думает в первую очередь, а потом уже обо всем остальном в жизни. Трудно сказать, что на уме у местных коров, но вид у них от постоянной заботы аристократический — не корова, а королева! «Я плачу за все молоко и достойна вашего уважения», — могла бы сказать корова, если бы вдруг начала говорить под звуки громадного (едва ль не с ведро) колокольца, висящего на широком шейном ремне.

О швейцарских коровах вспомнил я в Индии. «Священная»… Действительно, у индийцев к корове отношение, как к божеству. Корову никто не тронет. Даже случайный убой животного карался раньше тюрьмой. Говядину в Индии не едят. (Вегетарианцу отвратительна даже мысль о котлете, а те, кто мясную пищу приемлет, едят кур и козлятину.) От коровы — только молоко! Павшее животное отвезут на скотомогильник, где мастер из касты неприкасаемых снимет с коровы шкуру, остальное достается грифам и коршунам.

Все, что от коровы, для жителей Индостана все равно что от бога. «Непальский король на царство помазан был медом, маслом, творогом, молоком». А индийские бродячие мудрецы садху мажут себя коровьим пометом. И все находят это естественным, богоугодным и почитаемым.

Многие, наверное, подумали: «священная корова» в Индии живет в холе и неге. Увы, нигде не видел я существа обездоленного больше, чем городская корова.

Никто не подумает ее напоить, накормить — добывай все сама! Но что может добыть беспризорное, травоядное существо на земле, покрытой асфальтом, камнем и смрадом выхлопных газов? Тощая — кожа и кости — страдалица жует брошенные газеты, находит что-то съедобное в мусорных кучах, банановая кожура под ногами для нее, как конфетка.

Ходячие эти скелеты бездомны. Но мне объяснили: за ними все же кто-то приглядывает, не даст уйти далеко по каменным городским лабиринтам. Когда у коровы появляется теленок (как это может случиться — загадка), ее водворяют в загон и некоторое время доят, снабжая кормами все из тех же отбросов улицы, охапка травы, принесенная издалека, — лакомство. А потом корове опять дают «вольную», и она снова становится городской скиталицей, обреченной тереться боками о стены и автомобили.

Деревенским буренкам живется лучше. Но пастбищ им не хватает. Приходится перемещать их туда, где можно как-нибудь накормить. (Возле Джайпура я видел стадо, парализовавшее на полчаса все движение на шоссе, — несколько тысяч голов.) От хронического недоеданья коровы всюду выглядят истощенными и молока дают семь-восемь литров. (В Швейцарии — двадцать пять — тридцать литров.)

На Индию приходится пятая часть поголовья крупного рогатого скота мира. Увы, количество без качества (знакомое и нам тоже) приводит скотоводство в жалкое состояние. Слова «священная корова», когда на корову посмотришь, воспринимаются как ирония.

Кормление обезьян.

* * *

И обезьяны. Эти не бедствуют, этим возле людей живется неплохо. Лесные «родственники человека» нередко совершают набеги на сельские огороды, а городские попрошайничают так успешно, что процветают и сделались частью городской жизни. Кучкуются они там, где можно чем-нибудь поживиться, чаще всего на туристских маршрутах. Возле дворца-усыпальницы одного из правителей вблизи Агры обезьяны заставой перегораживают дорогу туристам, требуя «пошлину». Замешкался — вырвут угощенье из рук, причем предпочтут в первую очередь завладеть шоколадкой, а потом уж печеньем или кулечком с арахисом. Тут же возле дороги обезьяны кормят детенышей, предаются любви или ищут друг у друга в шерсти насекомых.

В Дели есть место, куда люди специально ездят кормить обезьян. Это нечто вроде благотворительного деянья, влияющего на судьбу дающих. На «обезьянью дорогу» в парке приезжают молодожены, приезжают после удачной сделки торговцы или страдальцы с мыслью избавиться от болезни. На обочине — продавцы с корзинами бананов. Но обезьяны к ним не подходят, зная, что ничего не получат. Зато бананы купившего обступают, дергают за штаны, вырывают еду из рук. Конечно, тут же ходят коровы. Им достается то, что обезьяны, угощаясь на ветках, бросают вниз — кожура от бананов. И свиньи с поросятами, неизвестно кому принадлежащие, тоже шныряют возле дороги. Всем на пиру что-нибудь достается.

Наблюдая кормление обезьян, мы заметили дородного старикана в белых одеждах. Он приехал с мешком чапати (лепешек), и легион попрошаек следил за рукой, достающей гостинцы. Оказалось, контролер кинотеатра Сушил Кумар каждый вечер приезжает сюда с лепешками — «лечит жену». «У нее плохо с сердцем. А как начал кормить обезьян, пришло улучшенье». Мешком чапати можно накормить десятка два голодающих ребятишек — их в Дели много, но старик убежден: болезнь отступит, если кормить обезьян.

Животных в Индии почитают, но почитанье принимает, на взгляд стороннего человека, формы нередко очень занятные. Есть, например, секта людей (джайнистов), у которых благоговение перед всем живым так велико и запрет «не убий!» всеобъемлющ настолько, что джайнисты метелками расчищают путь под ногами, дабы не раздавить муравья или иную козявку, в которую, согласно их вере, может переселиться душа человека.