Я с воском познакомился в детстве на пасеке деда Павла. На солнечном месте стояла у него воскотопка — плоский, застекленный сверху и чуть наклоненный ящик. Теплых лучей было довольно, чтобы мятые соты расплавились.

На дне ящика собиралась пахучая буроватого цвета масса. Дед Павел давал мне комочки этого вещества — лепить фигурки зверей. Сам он лил из воска брусочки. Когда их накапливалось много, дед вез «сырой воск» в Воронеж, откуда в обмен привозил удивительно красивые золотистого цвета листы вощины, и я тогда уже знал: «сырой воск» очищают и прокатывают на специальных вальцах, снабжают восковые листы узором, повторяющим строение сотов. Когда рамку с вощиной вставляют в улей, пчелы тотчас начинают на готовом «фундаменте» строить соты.

В отличие от меда воск несъедобен. И все же есть организмы, способные его усваивать, — африканская птица медоуказчик и пчелиная моль, личинки которой питаются воском. Расплодившись, моль иногда заставляет пчелиную семью покинуть жилище, оставляя личинкам свое богатство. Когда воск съеден, моль продолжает держаться «освоенного» местечка, питаясь своими же испражнениями. Плохо переваренный воск по цепочке пищеварения передается семи поколениям моли.

Воск и сегодня идет на свечи. Но есть ему множество и других применений. До появления пластиков вощеная бумага применялась всюду, где надо было избежать намоканья. Воском во дворцах и богатых домах натирали полы.

Столяры пользуются воском для обработки дерева и сокрытия на нем случайных царапин и трещин. Отец, помню, подшивая валенки, протаскивал дратву сначала через черный кусок смолы, а потом, чтобы дратва была нелипкой, натирал ее воском. В Венгрии, наблюдая, как отливают колокола, я увидел: буквы для будущей отливки сначала формировались из воска. Расплавленная бронза, сжигая природный пластик, повторяет форму восковых букв, когда остывает.

Применяют воск во многих промышленных производствах. А предприимчивая англичанка мадам Тюссо стала родоначальницей заведений, где показывает восковые фигуры знаменитых воров, артистов, царей, полководцев и президентов. «Пластилин» из улья — не мрамор, любую ошибку скульптор может исправить, добиваясь сходства с натурой и придавая фигурам какие угодно позы.

Кроме воска и меда, в пчелином доме можно еще обнаружить пергу (цветочную пыльцу — пищевой белок пчел) и бурое клейкое вещество над названьем прополис. Этот целебный бактерицидный клей пчелы собирают с почек деревьев. (Разомните в пальцах тополиную почку — ее запах в точности повторяет запах прополиса.) Прополисом пчелы заделывают щели в дуплянках и ульях, а в капсулу из прополиса надежно заключают проникшую в улей и умертвленную ядом мышь или иную мелочь, соблазненную медом. Пчеловоды прополис бережно собирают. Растворенный в спирту природный антибиотик — прекрасное средство для заживления всяких царапин на теле, для полоскания заболевшего горла.

И последнее слово — о яде. Для пчел это средство отогнать или умертвить всех, кто вздумает покуситься на их большими трудами накопленное богатство. Силу пчелиного яда я теперь знаю по опыту. Но несколько укусов для человека могут быть иногда и полезными.

Мой друг, например, этим средством лечит радикулит.

Как видим, немало всего полезного производят «золотистые мушки», таская в улей дары цветочного лета.

Сочные соты!

_{Фото В. Пескова и из архива автора. 14–17 октября 1994 г.}

(Окно в природу)

Миграции — сезонные передвижения масс животных — всегда волновали людей. Редкий человек не остановится, увидев в небе пролетающих журавлей или стаю гусей. Не так уж давно миллионы бизонов передвигались по холмистым просторам Америки. В Африке и сегодня еще можно увидеть громадные стаи копытных животных и следующих за ними хищников. К явлениям этого же рода надо отнести и тихоокеанских лососей, рунным ходом идущих из океана в реки Аляски, Камчатки, северо-западной части Америки и Дальнего Востока Азии. В Британской Колумбии наблюдать рыбу, идущую на нерест, приезжают тысячи туристов.

Я видел это зрелище много раз и в разных местах. На Камчатке, стоя на шатком мостике через речку, наблюдал я мелькание теней в неглубокой воде — рыбы шли тесно, бок о бок, а там, где речка мелела, бежали вверх по течению плотной массой, оголив спины. Их можно было легко поймать, что и делали там и сям спустившиеся к воде медведи. На Аляске, низко пролетая на вертолете над полуостровом Кадьяк, мы видели сверху ход нерки (один из видов лосося) — прозрачные неглубокие речки были красными от косяков рыбы. Местами нерестовые речки обрываются каменными уступами. Лососей это не останавливает. Разогнавшись, они по воздуху, как птицы, одолевают трехметровые водопады.

Пять видов лососей — чавыча (на Аляске — чинук, королевский лосось), кижуч, горбуша, кета и нерка после нескольких лет сытной и вольной жизни в океанской воде устремляются в путешествие, из которого уже ни один из них не вернется. И их никто не неволит.

Большие сильные серебристые рыбы, чередуясь по времени (одни — летом, другие — осенью), повинуясь чувству, именуемому инстинктом, устремляются из соленого океана в пресноводные реки. Двигаясь вверх по течению крупной реки, косяки рыб будут сворачивать в речки поменьше, даже в ручьи, безошибочно находя место, где три-четыре или шесть лет назад они родились и где им теперь, отнерестившись, предстоит умереть.

Этот закон природы существует тысячи лет. И тысячи лет звери и люди, обитающие около рек, ждут часа появленья лососей. «О Великие Существа! О Великие Пловцы! Мы приносим вам благодарность за то, что вы благополучно вернулись. Ваше возвращение — счастье для нас, поскольку наши жизни связаны». Эти слова давней приветственной песни лососям я записал на Юконе в индейской деревне. Тысячи лет река и лес кормили племена атапасков.

И поныне лососи, идущие вверх по великой реке Аляски, — основа их существования. Иными стали орудия лова, изменился и уклад жизни.

Но, как и прежде, атапаски ждут появления первых лососей. «О Великие Существа! О Великие Пловцы!..»

В летнюю пору вся жизнь деревенской Аляски перемещается в рыболовные лагеря у реки. Мужчины ловят, женщины полукруглыми ножами улу пластают рыбу и тут же вешают сушить и коптить. Вся Аляска летом пропитана запахом рыбы и дыма. Ловля лососей тут, как время страды в краю земледельцев, — день год кормит. Кстати, хлеба здешние люди до прихода русских не знали. Рыба была тут хлебом.

Сегодня половить лососей прилетают на Аляску издалека — из «нижних» американских штатов и из Европы. Дело чисто спортивное, нередко рыбу поймают и тут же отпустят. С собой увозят впечатление ловли, фото- и кинопленку.

Я тоже пробовал счастья в ловле лососей, но рядовых — нерки и кижуча. Рыболов настоящий охотится за чинуком. И рыболовная Мекка — Аляска полна приключений, невероятных историй.

В то лето, когда я «блеснил» на речке Кенай, повсюду говорили об истории с рыбаком из Германии. Ему попался огромный и очень строптивый чинук. История вышла в полном смысле в духе Хемингуэя. Единоборство с рыбой собрало на берегу много зевак. Позвонили в Анкоридж, откуда тотчас приехало телевидение. Успело зрелище попасть на экраны в домах Аляски, а поединок все продолжался. Тридцать шесть часов, изнемогая, не сдавался рыбак. Не выдержала напряжения леска. И, может быть, это был наилучший конец в поединке. Чинук в то лето, как и написано ему на роду, умер естественной смертью, оставив где-то в верховьях реки потомство по закону природы, столь же сильное и строптивое.

Охотников на дороге лососей много. За их икрою гоняются рыбы гольцы. Чайки расклевывают уже мертвых, плывущих по течению рыб. Белоголовые орланы высматривают поживу. Был случай невероятный: на пролетающий маленький самолет сверху упал лосось. Его уронил летевший навстречу с добычей орлан.