До сих пор идут споры: зебры черные с белыми полосами или, наоборот, по белому — черный рисунок?

Это не шутка и не схоластика, спор касается происхожденья африканских лошадок. Одни говорят, что зебры были, как лошади, темной окраски, и постепенно пятна мутаций эволюция превратила в выгодные полоски. Другие же возражают: зебра древнее, примитивнее лошади. Развиваясь, лошади «стерли» с боков своих полосы.

Между тем лошадей в Африке нет. А завозимые из Европы тут гибли от болезней, переносимых мухой цеце. Зебры же этих болезней не знают, как будто их нет. И если говорить о сходстве, то похожи они более на ослов и куланов. Вместо гривы у них щетка жестких волос по холке и хвост на ветру не стелется, волос на нем — только кисточка на самом конце.

Попытки зебру скрестить с ослом не имели успеха до тех пор, пока не догадались осла соответствующим образом размалевать. И тогда для зебры он стал «своим».

Всегда вместе, всегда насторожены.

Когда-то в Африке, считают, обитало более ста пятидесяти видов зебр, различавшихся размерами тела и рисунком полос. Теперь осталось шесть видов. Каждый вид безошибочно различает своих и чужих. Но даже в семейной группе одного вида нет одинаково расписанных лошадок. Это облегчает зоологам, изучающим повадки зебр, узнавать их «в лицо». Полагают, и сами зебры умеют «читать» рисунок каждой «пижамы». И это сохраняет порядок в маленьких табунках.

На открытом пространстве зебры близко к себе не подпустят, их спасение — в беге. Лишь раз в степи Серенгети я снимал табунок голов в двадцать с относительно близкого расстоянья.

Зебры стояли рядком, навострив уши. Как потом оказалось, в поле их зрения с одной стороны была наша машина, а с другой — шедший неспешно лев, и зебры, не суетясь, оценивали степень опасности.

Бегут приземистые на недлинных ногах лошадки довольно резко — шестьдесят пять километров в час. Одинокую зебру на машине или на верховой лошади догнать непросто. Семейку же догоняют по причине того, что группа свой бег приноравливает к бегу более слабых. И это для зебр характерно.

Чужаков семейка-табун изгоняет. А меж своими (жеребец, шесть-семь кобылок и молодняк) существует прочная спайка. Вместе спасаются от опасностей, отдыхают, положив головы на крупы друг друга, от москитов спасаются, плотно прижавшись боками.

Водят табун на равных опытная самка и жеребец. В период гона на место самца-вожака может претендовать более сильный встречный жеребчик. Отношения выясняются так же, как в табуне лошадей. Жеребцы встают на дыбы — стараются соперника укусить в холку или, резко нагнувшись, хватают зубами за ноги. Табунок поступает в распоряжение победителя. Но самки признать его не спешат, иногда даже лягают, пытаются прогонять. Закон, однако, на стороне победившего, и все постепенно входит в обычную колею.

У зебр есть свои территории с обязательным водопоем. Путешественники по Африке знали: если встретились зебры — в радиусе трех-четырех километров обязательно найдешь воду. Территорию зебры метят, почесываясь о термитники.

Зоологи, подолгу наблюдавшие зебр, пишут: «Чесание о термитники — любимое их занятие».

Главные черты характера зебр: бдительность, пугливость, мгновенная реакция. В открытой саванне они полагаются на слух и зрение. Но, будучи низкорослыми, держатся рядом с теми, у кого «колокольня» повыше, — со страусами и жирафами. Часто видят их также в обществе антилоп гну. Выгода есть и тут. Подкравшись, лев предпочтет антилопу, значит, смышленые зебры имеют лишние шансы выжить.

В саванне лев является главным, естественным врагом зебр. Хищник и жертвы держатся на одном жизненном пространстве, и никакой паники тут нет. Зебры ко львам привыкли так же, как люди в городе привыкают к небезопасным потокам автомобилей.

Зебра, впрочем, может и защищаться. Крепкие, как сталь, копыта задних ног могут раздробить челюсть хищника. В африканском кратере Нгоронгоро я видел львицу, попавшую под этот страшный удар, — разбитая челюсть белела свисающей костью.

Гиены боятся зебр, но покушаются на зебрят. В этом случае матери переходят в атаку, как только увидят гиену. Иногда на зебру соблазняется прыгнуть сверху — с камней или с дерева — леопард. Удача редко сопутствует хищнику в рискованной этой охоте. Зебра мгновенно падает, стараясь подмять под себя огромную кошку, а вскочив, наносит удары копытами.

В Южной Африке на свободе полосатых лошадок осталось немного, и лишь в заповедниках. Уничтожали их в прошлом веке ради забавы и из-за яркой экзотической шкуры.

Зоологи говорят: истребление в Африке зебр по стремительности можно сравнить с истреблением миллионов бизонов в Америке.

Зебра живет только в Африке и вместе с жирафой может служить живым символом Черного континента.

 _{Фото В. Пескова и из архива автора.}

 _{11, 25, 30 апреля, 16, 30 мая, 4,11 июля 1997 г.}

(Окно в природу)

Все, конечно, знают эту небольшую сушеную рыбку. А любители пива душу за нее отдадут. Космонавты, рассказывают, пресытившись едой из тюбиков, попросили положить в багаж воблы. Не осетрины, не лососины, а именно воблы. У астраханцев это родило гордость: «Что-то есть в нашей рыбке. Какие-то особые вещества…» Однако такой же миф мог родить и соленый огурчик, о нем в космосе тоже, поди, мечтают.

Вобла… Не ошибемся, если ставшую знаменитой рыбку назовем плотвою. А плотву кто же не знает — самая распространенная из всех пресноводных рыб: водится повсеместно в Европе и Азии. Кто хоть однажды держал в руках удочку, знает неприхотливую эту жительницу прудов, речек, рек, ручьев и озер. Ловится на хлеб, на тесто, на червя и ручейника, летом в жару — на шелковистые нитчатые водоросли. Рыбак серьезный пренебрегает плотвой.

«Скучная рыба», — говорил один из мещерских друзей Паустовского. Но для многих немудрящая рыбка была радостью детства. А попав однажды на речку пошире, чем наша Усманка, я убедился: в большой воде плотва становится рыбой серьезной. Три десятка надерганных на горох рыб сделали утро на реке Воронеж у села Чертовицкого памятным на всю жизнь.

А в прошлом году весною, получив подарок с Оки, я не поверил, что это плотва, — каждая рыба весом была почти в килограмм.

Из-за повсеместности распространения названия у плотвы везде разные — все немыслимо перечислить. Зовут ее сорога, чебак, вобла, таранка. Два последних названия выделить надо особо: таранка — плотва, живущая в Азовском море, вобла — ее каспийская разновидность.

Весной морская плотва устремляется нереститься в устье Дона и Волги. «Ходила раньше рыба так плотно, что мешала двигаться лодкам».

На Волге, где ловили благородную белорыбицу (родственницу северной нельмы) и древних рыб осетровых пород, воблой пренебрегали. Вобла была помехой, «сором», ее выкидывали из сетей.

Так продолжалось до середины прошлого века. Белорыбица и осетр, белуги, севрюги — рыба людей небедных. И хотя, было время, килограмм осетра стоил тридцать копеек, килограмм воблы в те же самые времена с радостью отдавали за пятак или даже за так. В те годы и селедку на Каспии не считали за рыбу — ловили, чтобы вытопить из нее жир. А стали селедку солить — пошла! И сразу сделалась «рабой народной».

Для воблы тоже нашли надежную технологию сохраненья. Ее, посол енную, стали вялить. Это обеспечивало два года храненья и легкость транспортировки. Дешевая, доступная для самого бедного едока рыбка так же, как и таранка, завоевала Россию. И если селедка хороша была к водочке, то воблу исключительно хорошо приспособили к пиву.