Зоолог Валентин Сергеевич Пажетнов изучает медведей и выбрал для этого дальний «медвежий угол» в лесах. Марлок прибыл сюда из центральной усадьбы заповедника за пазухой младшего Валентина (внука зоолога), который не захотел ни за что с ним расстаться. И кота, с опасением, что погибнет он от собак, поселили…

Я сразу заметил незаурядность натуры Марлока. Наблюдать за собой этот мудрый пройдоха мне позволял, но глазок фотокамеры, как и многих животных, кота пугал. Он принимал его, видимо, за большой живой глаз.

«Привязал» я Марлока к нужному месту принесенной с озера рыбой. Большой лещ показывал из котла хвост, и Марлок глаз не мог оторвать от этого зрелища. Тут я и снял его «для анкеты».

Лещ еще живой, и Марлок глаз с него не спускает.

На земле живут миллионы домашних кошек. Бытие у них можно разделить на городское и деревенское, хотя в городе кошки могут жить тоже по-разному. Беспризорно — шныряя по чердакам, подвалам, помойкам, и, как бы в благополучии — где-нибудь на седьмом — двенадцатом этаже, — накормят, напоят, побалуют.

Благополучная жизнь — постная. Некастрированный кот будет время от времени беситься и найдет полового партнера в половой тряпке. Птичка, севшая на подоконник, лишь чуть шевельнет угасший инстинкт охотника, а на мышь иной из этих затворников уставится с любопытством, не понимая, как надо себя вести.

Кошкам бездомным живется несладко. Но, вкусив вольницы, взаперти они жить уже не хотят.

Вольготно живется кошкам в деревне. Они знают и радость вольницы, и покровительство человека. Помню, в дверях деревенского дома при всех замках и щеколдах внизу выпиливали квадрат, чтобы кошка могла уйти и прийти когда надо.

Есть и специфические условия в жизни маленьких тигров. Месяц назад на Камчатке я побывал на атомной подводной лодке. Много всего интересного нам показали. Но в памяти особо застряла сцена: на вернувшуюся из ремонта лодку командир подбирал кошек. С других лодок ему принесли их более дюжины, и моряк опытным глазом выбирал наиболее подходящих.

Вы подумали: в дальнем плаванье под водой людям очень нужны хотя бы символы жизни на суше. (Еще на парусниках держали любимцев — собак и кошек.) Но есть у кошек на субмарине еще и серьезная служба. В тесном пространстве, заполненном проводами, кабелями, вентиляционными трубами, неизбежно поселяются крысы. И ничем — ни ядом, ни ловушками — извести их нельзя. Только кошки! Причем сильные, крыс не боящиеся.

Смешно сказать, но без кошек сложнейшее подводное устройство с атомной установкой и с атомными ракетами уязвимо — крысы грызут что попало и могут пересечь провод, оголить кабель, кошек на атомных лодках любят и берегут. Кошек, живущих у лесников на кордонах, я умею сводить с ума. Пискнув мышью, пошуршу еще пальцами в листьях, и кошка пулей бросается в нужное место. Таков характер у всех мышеедов — лис, кошек, сов…

Марлока взяли в лесную избу с опаской. Две его предшественницы были разорваны живущими тут собаками-лайками. Для этих верных и умных друзей охотника кошка — не что иное, как дичь, которую надо немедля схватить и прикончить. Валентин Пажетнов, зная природу своих любимцев, решил их воспитывать. Сел на крылечке, посадил кота рядом и, поглаживая, строго собакам стал говорить: «Нельзя, нельзя…» Несколько уроков подобного воспитанья сделали свое дело. Лайки стали обегать кота стороной, а если встречали его на пути, то отворачивали морды, как будто не видели. Скоро Марлок стал подходить к вольере, где держали собак, и, понимая, что находится в безопасности, подолгу сидел неподвижно поблизости.

И лайки к коту привыкли. Случается даже — едят из одной миски. Опасность для кота остается, если кто-то заедет сюда на машине с маленьким фанатичным терьером. Тут Марлока может спасти только резвость и природная сообразительность — скорее на дерево или по лестнице на чердак!

Кота, в свою очередь, надо было научить не трогать цыплят. Задача не очень простая, если учесть, что летом рыльце Марлока постоянно было в пуху — в зарослях возле дома был он охотником очень умелым. Но научили его все же не трогать цыплят, гусят и утят. За год Марлок вполне вписался в многоликую жизнь двора — его не трогали, и он хорошо понимал все табу.

Но прямо у порога начинался огромный волнующий мир дикой жизни, в котором, помимо пташек, жили еще горностаи, лисы, еноты, кабаны, зайцы, ястреба, филины. Вблизи от дома пробегали иногда волки. А в загоне за огородом росли медвежата, привезенные сюда после охот на берлогах…

Домашняя живность постоянно граничила с дикой. Горностай прибегал из леса охотиться на мышек, унося иногда их из-под носа Марлока.

Ястреб перетаскал со двора около двадцати голубей. А четыре года назад случилась тут драма. Медведь, проходя ночью лесом, завернул к усадьбе, но, не соблазнившись ни телкою, ни гусями, разломал изгородь и прикончил трех медвежат. Зверь малышей не сожрал, только убил. Таково свойство медвежьей натуры. Люди в тот день горевали, а Марлока это событие не касалось. Он потерял лишь возможность подолгу заинтересованно наблюдать, как играли эти занятные косолапые существа.

Реальную опасность представляли для кота лисы и волки. Но волки вблизи пробегали лишь изредка. А большой опытный лисовин, живущий по соседству в болотных крепях, хорошо понимает, что в его интересах не трогать ни кошку, ни кур, ни гусей, уходящих частенько от дома на немалые расстояния. Люди оценили сообразительность лиса и, хотя легко могли бы добыть дорогой воротник, порешили зверя не трогать.

Взаимная терпимость привела к тому, что лисовин ночью прибегает к загону собак с явным желанием их подразнить. Слыша яростный лай, в доме знают: лисовин пришел поразвлечься. Лишь однажды случился срыв. Хозяева уехали на день из дома, не закрыли загон с гусями. Почуяв безнаказанность, на птиц напали еноты. Гусиная паника соблазнила и лиса принять участие в грабеже. Он задавил пять гусей, но съел одного, остальных спрятал в лесном завале.

Вернувшись домой, хозяева стали на лыжи и последам собрали свое богатство — семнадцать мертвых и одного живого, потерявшего рассудок гуся. Убыток был небольшой («гуси пошли на консервы»), а случай всем показался столь необычным, что «дело» против грабителей решили не возбуждать — не тронули ни енотов, ни лиса…

Вот в такой атмосфере приспособился жить наш Марлок. Он в лесу нападает на все, что может осилить (это с трудом, но терпят), — то рябчика принесет и положит у двери, то зайчонка. Однажды задавил Марлок даже взрослого зайца и не нес, а волок его, упираясь, к крыльцу. И лишь когда убедился, что старанья его замечены, поживился зайчатиной.

Жить-поживать бы Марлоку в золотом месте. Да имелась у него еще одна, кроме охотничьей, страсть. Был он, как сейчас говорят, сексуальным разбойником. Кошек в крошечной деревеньке не было. И Марлок время от времени уходил промышлять в соседние лесные деревни — Косилово, Некрашево, Плосково. По дороге к дальней деревне — семь километров, но Марлок, как истый лесной ходок, словно по компасу, двигался напрямик. Лисы были ему не страшны — прыжок на дерево, и пусть облизывается. Реальной опасностью был только филин, но на всю большую округу тут живет только пара этих искусных ловцов. Кот об этой опасности, возможно, даже не знал и изредка исчезал, возвращаясь домой лишь дней через десять — пятнадцать. Усталый и поцарапанный, он отсыпался на чердаке.

Что там было у него в сопредельных пространствах, можно было только догадываться. Но однажды явились к Пажетновым ходоки с ружьями. «Сергеич, мы тебя уважаем и работу твою уважаем. Но коту надо давать укорот. Иначе его застрелим…».

Выяснилось, во время отлучек Марлок в деревнях терроризировал все кошиное общество — котам отгрызал уши, выдирал глаза, и постепенно появленье его заставляло всех котов прятаться где кто мог. Ну а кошки… кошки победителей жалуют…