Салем думал об убитых им детях-гибридах с горечью, но без сожаления. Он был задумчив и любопытен, делясь своими предположениями о том, что они пришли из заведения для воспроизведения потомства, в которое я проникла в тот день, когда меня схватили. Это имело смысл. Там не было ни младенцев, ни детей. Они должны были уехать куда-нибудь — куда-нибудь недалеко, учитывая суровый климат Юкона. Например, в этот особняк.

Я часто говорила о матери Эдди, Ши, потчевала Салема историями о ее вспыльчивой натуре. Она была лучшей подругой моей матери и воспитывала меня как свою собственную. Я любила ее так же, как любила ее сына — глубоко и безоговорочно. Мое настроение омрачалось, когда я думала о Ши, Эдди и моих отцах, но Салем, казалось, всегда замечал это, переводя разговор в более светлое русло.

Мы много спали. Холод подземелья преследовал нас под шкурами, наши тела прижимались друг к другу, ища тепла. Спать с ним в таких интимных объятиях было адом для моей эмоциональной стойкости. Я поддерживала эти стены недоверия, чтобы защитить себя, но час за часом, день за днем, Салем втискивал свою сексуальную сущность в трещины моей разрушительной защиты.

Я винила в своей слабости его власть над моим телом. Салем знал, как целовать меня, прикасаться ко мне и сводить с ума от желания. Он доводил меня до оргазма каждый час бодрствования, как будто это была его единственная миссия в жизни. Мы принимали душ. Мы ели. Потом его рот снова оказывался на мне. Но он не трахал меня, сколько бы я ни умоляла. Это было озадачивающим, неожиданным и чертовски раздражающим.

Это погрузило меня в задумчивый поток самоанализа. Если я вычеркну из уравнения секс и плен, что я буду чувствовать к нему? Я провела много времени, колеблясь между тем, чтобы быть предвзятой, непредвзятой, и посмотреть на это под миллионом разных углов. Но на самом деле Салем мне нравился. Я определенно стала зависеть от его компании. Еще более тревожным было то, что я поняла, что забочусь о нем на ужасающе душевном уровне.

— Чего ты ждешь? — спросила я десять дней спустя.

Десять дней — это наша оценка, основанная на количестве картонных лотков, скопившихся под раковиной.

Салем стоял передо мной, опустив голову и твердо глядя мне в глаза. Плечи расправлены, руки опущены по бокам, его поза была мощной и яростной, а лицо выражало десять оттенков самодовольства после того, как он только что надрал мою задницу в поединке по борьбе.

— Я знаю, что ты хочешь меня, — я обошла его по кругу, тяжело дыша и запыхавшись. — Ты уже десять дней тверд как скала, — я остановилась перед ним и уставилась на неизменную эрекцию в его штанах. — Что это дает?

Он ухмыльнулся.

— Мы, наверное, умрем здесь, — я уперла руки в бока. — Я не хочу умирать девственницей.

Я говорила как сумасшедшая. Так вот что делает с людьми безделье? Я сходила с ума?

— Этого не случится, — он сложил руки за спиной, пристально глядя на меня.

— Не случится чего? Я не умру здесь? Или я не умру девственницей?

— Ни того, ни другого.

Та же песня, под которую мы танцевали целыми днями. Я отвернулась и сердито посмотрела на стальную дверь. Всю прошлую неделю я закатывала вопящую истерику с красочными оскорблениями всякий раз, когда дверь открывалась. Я была готова произнести еще несколько вульгарных, но очень искренних слов в адрес наших похитителей.

— Когда у тебя следующий месячный цикл? — спросил Салем у меня за спиной.

Черт возьми.

— Беременность? — я резко повернулась к нему. — Так вот о чем ты беспокоишься?

— Отвечай на вопрос.

— Даже не знаю, — я провела рукой по волосам. — У меня нерегулярный цикл, но обычно это происходит раз в два-три месяца. У меня, наверное, есть месяц до следующего, — бл*дский ад, неужели я все еще буду здесь? — А что?

— По двум причинам. Во-первых, у тебя будет идти кровь, а запах… — его глаза сверкнули. — Я не смогу себя контролировать. Во-вторых…

— Подожди. Отмотай-ка назад. Что происходит, когда ты теряешь контроль? Поконкретнее.

— Если у тебя идет кровь между ног? — он шагнул ко мне, его взгляд опустился на мои внезапно ставшие слишком короткими шорты. — Я начну оттуда. Лизать. Сосать. Кусать.

Я отшатнулась, разинув рот.

— Потом я пососу одну из этих пухлых жилок на твоей нежной шее, — он сделал еще один шаг, и его клыки выступили между зубами. — Я не осушу тебя, даже близко нет. Но я определенно буду трахать тебя до тех пор, пока ты не лишишься способности ходить.

В горле у меня встал комок.

— А минус всего этого?

— Вторая причина моего вопроса о твоем цикле. Я никогда не становился отцом ребенка. Я даже не знаю, фертилен ли я, — Салем прижал меня спиной к стене и обхватил руками за талию, чтобы стиснуть ягодицы. — Что ты чувствуешь при мысли о том, чтобы подарить им ребенка? — он кивнул на дверь.

В моей голове мелькали образы рыжеволосого клыкастого малыша в ошейнике, ползущего на поводке.

Я содрогнулась.

— Десять дней назад ты был такой… как ты там это сформулировал? «Я сейчас спущу с тебя штаны и трахну тебя».

— Десять дней назад я не знал тебя, и мне было наплевать, что с тобой случится, когда я кончу в твое тугое тело.

Ауч. Что ж, зато честно. И не так уж сильно отличается от моих чувств к нему в момент нашей первой встречи.

— Мои отцы бесплодны, — сказала я. — Джесси не был… очевидно же… пока Мичио не укусил его.

— Может быть, и я тоже, — Салем подхватил меня за колено сзади, приподнял мою ногу и прижал свою эрекцию к моей сердцевине. — Может быть, мое семя не породит плодов. Может быть, мы сбежим раньше, чем узнаем. Все эти «может быть» давили на меня утомительным бременем, но знаешь что? Я хочу тебя. Я так чертовски сильно хочу тебя, и к черту риски. К черту эту бл*дскую тюрьму. Будь проклят весь этот гребаный несчастный мир, потому что ничто из этого не так мучительно, как быть с тобой, не имея тебя.

Как он мог говорить такие ужасные вещи и заставлять их звучать так чертовски идеально? Я была настолько сбита с толку и лишена дара речи, что с таким же успехом Салем мог бы нацелить стрелу мне в сердце и выпустить ее.

— Так что будет в итоге, Доун? — Салем оперся рукой о стену над моей головой и прикоснулся губами к моему уху. — Стоит ли так рисковать?

Перед лицом вымирания человечества беременность была наградой, а не риском.

За пределами бетонных подземелий я была сторонницей размножения. По максимуму. Я знала, что некоторые человеческие женщины не любят, когда их считают инкубаторами, и понимала это на уровне интуиции. Секс с единственной целью получения удовольствия был потрясающей идеей, и большинство женщин потворствовали этому, но не существовало никакого контроля над рождаемостью. Никто даже не задумывался о такой безумной идее.

ЗППП были наименьшей из проблем человечества.

Мы с Салемом могли бы вырваться отсюда, разбить покрытые фурункулами лица наших похитителей и вытрахать друг другу мозги в реке их гнилой крови. Запишите меня на этот сценарий. Это позволит мне перепихнуться. Мне нравилось, когда человеческие женщины трахались. Потому что эй, алло? Умирающая раса! Надо ее спасти!

Но беременность в этих стенах? Я уронила голову на бетон.

— Е*ать.

— Это твой ответ?

— Нет. Да, — «незнаюнезнаюнезнаю». Мне нужно собраться с мыслями, что было чертовски трудно, когда его губы щекотали мое плечо, а язык скользил по изгибу моей шеи. Восхитительная дрожь пробежала по моей коже. — Дай мне обещание.

Его губы замерли на моем горле, и его член дернулся возле моего тела.

— Что угодно.

— За девять месяцев многое может случиться. Обещай мне, что одной из этих вещей будет наш побег.

Салем провел рукой по моей спине, развязал узел банданы и сдернул ее с моей груди.

— Я обе…

— Не говори это просто так, — я шлепнула по его блуждающим пальцам, хотя сердце бешено колотилось. — Скажи это всерьез.

— Обещаю тебе, — выражение его лица помрачнело. — Мы выберемся отсюда, — Салем схватил мои шорты и швырнул их на пол. — Но сначала я трахну тебя.