«Не такая уж это скверная штука – смерть», - утверждает один из современных последователей Мальтуса. Таким путем он советует беднякам решать проблемы своей тяжелой жизни. Критике подобных суждений неомальтузианцев посвящена брошюра.

Общественные теории возникают лишь тогда, когда общество предъявляет на них спрос. Буржуазия нуждалась в теории Мальтуса, и она появилась.

Возникновение мальтузианства относится к тому периоду всемирной истории, когда буржуазия, одержав окончательную победу над феодализмом, превратилась в реакционный класс. Смена старой, феодальной формы эксплуатации новой, капиталистической развеяла иллюзии о воцарении с победой капитализма эры социальной справедливости. Трудящиеся стали подниматься на борьбу против новых поработителей.

Этот исторический поворот вызвал коренной сдвиг в буржуазной общественной мысли. В годы становления капиталистического способа производства его идеологи стремились проникнуть в глубинные процессы развития общества, познать их подлинные законы. Теперь правда о сущности господствующих общественных отношений, поскольку она угрожала интересам класса буржуазии, сделалась для буржуазных теоретиков противопоказанной. Буржуазная общественная наука стала вульгарной, лженаучной. Ее внимание переключилось на поверхностные явления жизни общества. При таком подходе преднамеренно искажается действительность.

Вульгарной стала прежде всего политическая экономия. Главные усилия буржуазных экономистов отныне были направлены на то, чтобы замаскировать глубинный механизм капиталистического производства и распределения благ. Зачинателем нового направления в буржуазной политэкономии стал английский священник Томас Роберт Мальтус (1766—1834), выдвинувший свою теорию народонаселения[1]. То, что вульгарная политическая экономия зародилась в Англии, вполне закономерно. Эта страна первой добилась высокого уровня промышленного развития на капиталистической основе и первая обнажила пороки капиталистической системы хозяйства. Гнет утвердившегося в Англии в конце XVIII — начале XIX в. капиталистического строя становился все более тяжким для трудящихся страны.

В страхе перед возможными выступлениями народа английский парламент учредил систему пособий для наиболее неимущей части английского населения. Но эта мера почти не улучшила положение рабочего люда. По свидетельству современника, в одной лишь Шотландии на один миллион ее жителей по-прежнему приходилось сто тысяч нищих. Зато пособия, введенные несколькими «законами о бедных», дали повод английским фабрикантам и землевладельцам заявлять о своей гуманности. На самом же деле «законы о бедных» свидетельствовали о крайней нужде, до которой довела английских трудящихся капиталистическая эксплуатация.

Вскоре в этой мере благотворители узрели ощутимый для себя ущерб: система пособий определенным образом затрагивала доходы господствующих классов. Богачи потребовали упразднения этой «вредной» системы. Вредной потому, что она будто бы поощряла в народе праздность и лень.

Но времена, когда можно было лишь по одному высочайшему повелению отменить закон, касавшийся судеб значительной части населения страны, миновали. И это сознавали правящие круги. Нельзя было не считаться с нараставшим политическим движением в массах. В частности, уже не раз напоминали о себе луддиты — разрушители машин. Власть имущие понимали, что рабочий гнев может быть обращен не на безответные машины, а на их владельцев.

Восстание 1797 г. на кораблях английского флота в Ла-Манше и в Северном море еще больше усилило страх перед «бунтующими». В 1798 г. против британского владычества восстали ирландцы. Эти выступления были потоплены в крови. И все же классовый инстинкт самосохранения подсказывал правящим кругам, что c разгневанным народом следует обращаться осторожно. Отмену «законов о бедных» требовалось убедительно обосновать. Вот тут как раз и подвернулся под руку Мальтус.

Хотя Томас Роберт получил основательную духовную подготовку — окончил богословский колледж Кембриджского университета и церковное училище — «англиканскую школу»,— делами божьими он интересовался мало. Видимо, сказалось воспитание в семье. Отец его, Даниэль Мальтус, слыл вольнодумцем, поскольку поддерживал дружеские отношения с самим Жан Жаком Руссо. Приняв пост викария (помощника приходского священника) в графстве Сарри, пастор Томас не спешил с карьерой священнослужителя. Он окунулся в чтение не священных, а мирских книг, к тому же с острым политическим содержанием.

Под впечатлением суждений нескольких авторов о проблемах народонаселения — так Мальтус позже напишет об источнике своего вдохновения — он и сам сочинил труд под названием «Опыт о законе народонаселения и его воздействие на улучшение общественного благосостояния. Ответ на замечания гг. Годвина, Кондорсе и других авторов». В этой книге Мальтус ополчился против Уильяма Годвина и других мыслителей своего времени, видевших причину бедствий народных масс в «дурном правлении». Они имели в виду власть, при которой господствует социальная несправедливость. Мальтус же причину бедствий масс представил иным образом: бедняки «безответственно размножаются», обзаводятся детьми, для которых нет и не может быть пищи. По-видимому, чувствуя легковесность этой аргументации, Мальтус не обозначил на сочиненном трактате свое имя.

Книга, опубликованная в 1798 г., неожиданно для автора имела успех у читающей публики из высших классов. Как сказано в одном старинном справочнике («Универсальной биографии» Мишо, первое издание которой вышло в Париже в 1828 г.), сочинение Мальтуса «произвело сенсацию среди мыслителей; появилось предчувствие, что оно положит начало целой школе». Мальтуса стали превозносить как «первопроходца». Буржуазные идеологи попытаются надолго закрепить за ним это звание. Так, много десятилетий спустя после опубликования «Опыта» поклонник Мальтуса в России экономист М. И. Туган-Барановский будет доказывать, что лишь с Мальтусом появилась в науке «законченная, систематическая теория народонаселения».

Таким образом, Мальтусу приписывался приоритет в распознании сил, управляющих процессами возобновления народонаселения, в открытии закона размножения людей.

В самом ли деле никто до Мальтуса не пытался выявить и сформулировать такой закон? Заглянем еще раз в прошлое, на этот раз в историю демографической науки.

В 1662 г. в Англии вышла в свет книга с длинным, в стиле того времени, названием: «Естественные и политические наблюдения, изложенные в нижеследующем указателе Джоном Граунтом, гражданином Лондона, на основе записей о смертности с учетом влияния, которое на нее оказывают формы правления, религия, торговля, экономический рост, окружающая среда, болезни и различные изменения в упомянутом городе». Автор книги, Граунт, был другом Уильяма Петти, родоначальника английской классической буржуазной политической экономии.

Изученные Граунтом записи в приходских книгах о похоронах и крещениях свидетельствовали, что в определенный отрезок времени мужчин умирает больше, чем женщин, тогда как при рождении, наоборот, мальчиков бывает больше, чем девочек. Выявилось далее, что возможность стать матерью женщины реализуют далеко не полностью. Граунт обратил внимание на то, что в городе смертность превышает рождаемость, в сельских поселениях —   наоборот. Из всех этих фактов автор «Наблюдений» сделал вывод, что существует тесная связь между интенсивностью демографических процессов и особенностями социальной жизни людей. В отличие от Мальтуса Граунт в своих изысканиях шел от жизни.

После Граунта, до Мальтуса, зарождавшуюся теорию демографии интересными наблюдениями пополнил немецкий пастор Иоганн Петер Зюссмильх. На основе анализа данных по 1056 церковным приходам Бранденбурга и официальных отчетов властей Пруссии, Англии, Голландии, Швеции он проследил, как изменяются показатели брачности, рождаемости, смертности. Во всем этом, писал Зюссмильх, царит «вечный, всеобщий, великий, совершенный и удивительный порядок». Он попытался объяснить происхождение этого порядка. Изменения в народонаселении, заключил он, определяются спецификой общественной среды. В источнике этой специфики Зюссмильх не разобрался. Он полагал, что она исходит от божественной власти. И все же мысль о наличии в демографических процессах социального начала была несомненным вкладом в научное знание.