— Леа, — мой голос звучит гораздо тверже. — Кто твой парень?

— Что?

— Твой парень? Скажи мне его имя.

Она качает головой:

— У меня нет парня.

— Сейчас у тебя нет парня. Я поверю в это. Ты трахалась со мной. Но должен быть кто-то раньше. Кто последний? — скрестив руки на груди, отзеркаливаю ее позу. — Кто последний?

Она опускает руки вдоль тела, не скрывая внутренней борьбы.

— Почему это важно? — она отступает назад, а тепло елеем разливается в моей груди. Я прав на ее счет. Это так неправильно, что я забочусь об этом, но это именно так.

— У тебя был кто-нибудь? Кого бы ты любила? Ты была помолвлена, Леа? Или, может быть, замужем?

Ее глаза выдают ее. То, как она обнимает себя руками, ее потухший вид. Пристыженная, как и я. Во мне оживает боль, боль за нее, но я намеренно продолжаю:

— Я могу прочитать на твоем лице ответ: «нет». Зачем ты пришла сюда, Леа... после шоу? Ты думала, Эдгар был мной, но ты пришла в маске. Зачем?

Она сжимает губы и отводит взгляд.

— Мне было любопытно, — тихо произносит она.

— Почему в маске?

— Я слышала, что с тобой трудно встретиться, — говорит она, осторожно поглядывая на меня. — Я думала, вдруг ты не хочешь меня видеть...

— Но ты даже не попыталась. Ты не попыталась прийти ко мне как Леа, — мой голос поднимается. — Я спросил Рэймонда, и ты никогда не звонила и не оставляла сообщений, — я делаю шаг к ней, наблюдая, как она съеживается. Смущенная. — Ты пришла в маске, потому что хотела трахнуть меня. Не только ради секса, — тихо говорю я, ступая еще ближе. — Ты не трахалась просто ради траха, да? Да. Ты сказала, что с тех пор прошло много времени. Почему?

Ее губы приоткрываются. Я сокращаю расстояние между нами, запускаю руку в ее волосы, прижимая ладонь к ее затылку.

— Тебе и говорить-то мне не надо, — бормочу я, глядя в ее глаза. — Леа, я могу читать тебя как открытую книгу. Ты застряла в доме Матери. В том дне, когда я трахнул тебя после того, как убил ее. Застряла. Ты застряла там со мной. У тебя не было больше парней, — шепчу я, поглаживая ее волосы. — У тебя никогда не было даже любовника, так? Не было серьезных...

Я не могу вздохнуть, когда на ее лице отражается подтверждение моих слов.

Ее черты лица искажаются, когда она отстраняется от меня.

— И что дальше?

Я глубоко вдыхаю. На выдохе, отвечаю:

— Я говорю тебе, что ты заблудилась, Леа. Я не просил, чтобы тебе нравилось это. Я хотел Лорен, — насмехаюсь я. Я киваю в сторону ванной, отвожу от нее взгляд. — Я не такой как ты, Леа. Я, возможно, хочу трахнуть тебя, но я не хочу... тебя. Я не ждал тебя. Разве ты не можешь понять?

Она прикусывает губу. Ее глаза сверкают, словно она пропустила через себя электрический заряд. Ее взгляд на долгую секунду сплетается с моим, прежде чем она разворачивается и идет в ванную.

В ту самую секунду, когда хлопает дверь, в моей груди разливается боль. Я делаю шаг к двери с вытянутой рукой, настолько сильно хочу открыть ее и вытащить Леа оттуда.

Вместо этого, развернувшись, я покидаю собственную квартиру.

Леа

Он полон дерьма.

Он что, действительно, думает, что сможет обмануть меня? Он думает, я не знаю его? Тогда он обманывает сам себя.

Я не уверена, какие чувства больше преобладают: расстройство или печаль — печаль за него.

Все, что он сказал мне, апеллируя к тому, что произошло в доме Матери, что я одинокая и не смогла найти любовь, когда стала старше. Да это все до смешного лицемерно! Разве он другой? Что-то я не вижу, чтобы он был женат и нашел свою вторую половинку, что у него от двух до пяти детей, и он разъезжает на семейном минивене. Да, может быть, прошло много времени с того момента, когда у меня был секс в последний раз; может, я не могу разделить ни с кем интимные моменты, потому что он пробрался мне под кожу, потому что именно он был моим первым. И когда все было кончено, он просто… исчез. Может, это и выглядит жалко, но издеваться надо мной по этому поводу ужасно. Настолько мерзко, что обнажает его истинные мотивы.

После всего, что произошло в его спальне — после того, насколько он был расстроен — он, скорее всего, не хочет меня рядом с собой. Он больше не может видеть меня. Но он прекрасно понимает, что я не уйду, поэтому он устраивает это представление, дескать, я ему совершенно безразлична. Что не привлекаю его.

Я быстро натягиваю красные джинсы. Я дрожу от переизбытка эмоций.

Помнит ли он все, что сказал прошлой ночью мне? А сегодня он вошел в комнату и сказал, что будет называть меня Леа, как всех своих саб, он, что, делает нечто похожее с ними со всеми? Лгун.

Я натягиваю кружевной лиф, сердце начинает стучать в ненормальном ритме. Не может же быть, что я поняла все неправильно? Правильно ли я рассуждаю?

Нет. Он ведет себя совершенно очевидно.

У него просто есть дела. Он отталкивает меня за ненадобностью.

— Точно.

В этот момент в моей памяти всплывает яркое воспоминание: Гензель на сцене, держит паддл, и две блондинки на кровати, которые выглядят в точности как я.

Может все, что ему нужно от меня — секс?

«Да, конечно, я же такая опытная в вопросах секса», — иронично раздался тонкий голосок в моей голове.

Я быстро надеваю футболку и пытаюсь мысленно вселить в себя некоторую уверенность. Он называет всех саб «Леа», потому что он вспоминает обо мне. Точно. Ну а почему бы ему этого не делать? На протяжении почти года, он был моей единственной поддержкой и единственным человеком, кому я доверяла. Мы сблизились при нереальных обстоятельствах, в большинстве своем люди возводят друг между другом стены, ограждая себя. Но стена между нами была в прямом смысле слова, но даже тогда мы смогли преодолеть все условности. Я рассказывала ему такие вещи, которые никогда не рассказывала ни единой душе до этого. И хотела бы надеяться, что он тоже был со мной честен.

Но внезапно неуверенность внутри меня оживает снова, и я задаюсь вопросом, почему он возвращается столько лет спустя ко всему этому дерьму. Ответ очевиден: по тем же причинам, что и я.

Глядя в отражение зеркала, фокусируюсь на своем взгляде, мне интересно, помнит ли он прошлую ночь? Или он был настолько пьян, что не понимал, кто с ним, и только несколько минут назад, придя в себя, спросил, почему я называю его Гензелем. Не ранее, чем сегодня утром, когда его водитель привез меня к нему, он, действительно, называл меня «Лорен», потому что ему понравилось то, что мы делали в понедельник.

Я глубоко вдыхаю и выхожу из ванной, готовая противостоять ему. Я оглядываю комнату.

— Ген… Эдгар? — слова замирают в воздухе, и я обвожу глазами комнату. Потолочный вентилятор не крутится; комната пуста; что-то в холодильнике издает щелкающие звуки, от которых я подпрыгиваю в страхе, но это всего лишь лед. Я прохожу чуть дальше гостиной.

— Эдгар?

Вхожу на кухню, кухонный остров выглядит более пустым, чем пару минут назад, когда я спорила с ним.

Проносится еще секунда. Я ощущаю его отсутствие.

— Ты здесь? — кричу я.

Когда в ответ ни звука, я подбегаю к двери и распахиваю ее, затем выхожу в коридор. Осматриваю темное помещение, перекрещивающиеся тени от двух факелов, закрепленных на стенах, танцуют. Их дым поднимается к высоким потолкам.

— Эдгар? — всхлипываю я.

Его квартира находится в самом конце коридора, в той части здания, которая выделена под его личные нужды. Замерев на секунду, я прислушиваюсь к окружающей меня обстановке, в попытке услышать шуршание джинсов и стук ботинок.

Затем выкрикиваю:

— Черт.

Я вылетаю из помещения как ракета, быстро размахивая руками, пока бегу.

Какого черта с ним происходит?

Куда он идет? Вернется ли он?

Это было бессмысленно, оставить меня здесь, а может, он хотел посмотреть, что я буду делать, если он оставит меня.

Мой живот скручивает в тугой узел, когда я пробегаю мимо мерцающих факелов.