Да, я, безусловно, понимаю, что это все происходит с добровольного согласия, как у зрителей, так и у участников шоу, это их выбор, которым они в полной мере наслаждаются, но все равно это странно. Это все выглядит неправильно, как ошибочный сценарий. Гензель — мой герой. А герои не должны находиться в секс-клубах. Они просто, мать твою, не должны.

Герои должны быть дома с любящей женой и детьми, или как там, в американской мечте: с собакой или на рыбалке, а может читать хорошую книгу, или готовить что-то на гриле, на заднем дворе. Я не хочу сказать, что наряду с этим он не может любить жесткий секс. Я ничего не имею против жесткого секса. Это вообще, черт возьми, не моя проблема.

Вообще, моя проблема, мое дело — это оформление интерьера. Что за на хрен? Я не могу понять, что, черта возьми, происходит со мной?

Проблема в том самом кастинге для поиска саб.

Моя проблема в том, что когда я переступила допустимую им черту, он указал мне на дверь. Я ранила его чувства, и когда отступила от допустимого им сценария, когда дала ему почувствовать, что он может отпустить контроль, вести себя нормально, он не смог справиться с этим.

Почему не смог?

Я не уверена, что смогу найти ответ на этот вопрос. Маленькая трусливая часть меня, страстно желает забыть, что я видела его. Глупо, конечно. Я ощущала его прикосновения, его руки на мне. Его рот на мне. Я слышала его смех. Я была там с Гензелем, после десяти долгих лет разлуки, не желая ничего больше в жизни, как его, как быть с ним. Как я могу это забыть? Как я вообще могу хотеть забыть это?!

Я… Черт. Я не знаю ответа на этот вопрос. Могу ли я сказать, что люблю его? Или это бред? На протяжении всех десяти лет я чувствовала это, плюс этот долбаный опыт в понедельник после обеда, и я все еще… Я хочу его, хочу, как его тело, так и душу.

Я тянусь к столу и беру клубнику в шоколаде, кладу ее в рот. Съедаю еще пару штук, пока наблюдаю, как закат мягко накрывает Лас-Вегас, как подкрадывается между зданий и билбордов темнота.

Я сидела здесь почти весь день и всю ночь с того вечера, как покинула Лес в понедельник. Находясь здесь, я пытаюсь уговорить себя закрыть дверь, ведущую в прошлое.

Прекратить поиски и лететь домой.

Он не знает, что это была я, а если бы знал? У меня нет причины думать, что ему было бы небезразлично. У меня есть все основания полагать, что он бы вообще не захотел меня видеть. Ну, а если бы мы и столкнулись, то наш разговор, вероятно, не занял бы больше десяти минут стандартного «привет — как дела». Он бы не увидел ничего общего между нами.

Я не знаю наверняка, но мне кажется, это наиболее вероятным. Так я и сидела, объедаясь и избегая мысли о том, что завтра уезжаю. Избегая испытать… разочарование, я думаю об этом, пока не начинают течь слезы. Я была там, с ним, но не смогла правильно сыграть отведенную мне роль. Я не смогла сделать так, чтобы он захотел меня видеть рядом с собой.

Я мечтала об этом годами, а это оказалось… таким невозможным. Таким неправильным. Так раздражающе, все эти декорации, которые отражали до мельчайших деталей Дом Матери; то, как он хотел, чтобы я причиняла ему боль. Может быть, это даже одна из худших составляющих всего, это заставляет меня задуматься о… черт! Я начинаю рыдать от нахлынувших мыслей.

Почему он хотел, чтобы я делала это все? Почему он так нуждается находиться именно с подчиненными ему женщинами? Почему он не женат?

«А почему ты не замужем, почему ты не его», — упорно шепчет мне мое подсознание.

Он должен быть счастлив. Он не должен быть одинок. Но он одинок, он кажется таким одиноким.

Я должна поговорить с ним, как Леа.

Это может не иметь значения для него.

А, может, окажется все иначе, и это будет иметь значение.

Тогда мне нужно вернуться туда, к нему.  Но я не могу!

Я знаю, что я не могу! Это разные вещи, быть отвергнутой, когда он не знает, кого отвергает, чем, когда он посмотрит на меня, как смотрел, прогонит меня, как прогнал, зная, что я Леа…

Я знаю, что не смогу с этим справиться. Не смогу принять. Я буду искать таблетки, и скорее всего, это произойдет раньше, чем я доберусь до аэропорта.

Я сломлена изнутри, бросаюсь на кровать, крепко обняв подушку, сотрясаюсь всем телом в истерических рыданиях, пока не проваливаюсь в сон.

Проснувшись, кажется, будто выплываю из забвения. На часах десять. Чувствую себя только хуже. Просто более спокойной. Но еще более разочарованной.

Тяжелые вопросы пульсируют в голове, настойчиво наращивая громкость, не смотря на мой внутренний отказ их слышать и принимать.

Это и есть печальное окончание сказки про Гензеля? Это его "жили долго и счастливо"?

А что ты ожидала, Леа? Какая твоя концовка этой истории?

Но я это я, а мои желания не новость.

Я забираюсь в ванну, бросаю горстку соли поверх моих ног и наслаждаясь горячей водой, пока комнату не наполняет невыносимо тяжелый аромат лаванды, меня охватывает страх от ощущения, что меня может вырвать.

Затем я одеваюсь для прогулки.

Куда я пойду? Я не знаю. Я клятвенно обещаю себе, пока спускаюсь на лифте с восьмого этажа в вестибюль гостиницы, что не пойду искать таблетки. Мне не понадобится ни окси, ни ксанакс или что-либо наподобие этого, маленькое или легко глотаемое, чтобы пережить следующие пятнадцать часов. Алкоголь отлично подойдет.

Лифт плавно останавливается и выпускает меня на одном из этажей большого коридора. Меня радушно встречает просторный холл, с потолками высотой в три этажа, произведениями искусства, покрывающими стены, около дюжины до неприличия подходящих к теме интерьера арок, сотни маленьких бутиков, и огромное количество, снующих туда-сюда туристов, из-за чего я с трудом могу разглядеть блестящий мраморный пол.

Надеюсь, что сегодня не так многолюдно, как в выходные, но все равно тут полно народа, и я проталкиваюсь через толпу, направляясь к одному из справочных столов. Там прошу молодого парня в форме рабочего отеля, чтобы он подсказал мне хороший бар на территории казино. Если я планирую хорошо напиться, то мне, вероятно, лучше не уходить далеко.

— А какой именно бар? - он незаметно скользит взглядом по моей фигуре, осматривая с головы до ног. Я уверена, он полагает, что я не замечаю его взгляд, но мне все предельно ясно.

Безразлично пожав плечами, пытаюсь придать себе расслабленный вид, чтобы не показаться стервозной.

— Может, какой-нибудь необычный?

Он вытаскивает брошюру казино и указывает мне на вторую страницу.

— Попробуйте заглянуть в «X-Ray Machine». Сегодня там бой, есть также стрип-клуб. Попасть в него можно, если идти вниз по лестнице, он находится за рингом. Но если вы не желаете спускаться в подвальное помещение бара, то вы не встрянете в самую толпу зевак. Наверху вполне милое и приличное место. Все место отведено для викторины.

Ну что ж, мне нравятся игры-викторины, и это займет мой разум, поэтому я иду в указанном направлении, преодолевая огромное расстояние, двигаясь к задней стороне здания.

Яркие сверкающие вспышки света в стиле рентгеновского аппарата, приветствуют меня еще в самом конце задней части коридора, и я ускоряю шаг.

Что я сегодня буду пить? Мартини с дольками лимона? А может водку с тоником? До какой степени я хочу напиться? Кажется, я знаю ответ на этот вопрос. В реабилитационном центре очень много говорилось о том, как многое, что окружает нас, может стать нашей новой зависимостью, но давайте будем честными: похмелье — полное дерьмо! Я не собираюсь топить горе в бутылке после одной ночи алкогольного марафона забудь–свои–проблемы.

Немного замедлившись и следуя за яркой, красной стрелкой на полу, я спускаюсь по ступенькам, затем прохожу в клуб «X-Ray Machine», перед тем, как внезапно замечаю, что попала по ошибке в подвальное помещение клуба, про которое упоминал служащий отеля. Я возвращаюсь и поднимаюсь вверх по лестнице, прохожу мимо ярких стрелок, и, наконец, нахожу главный вход в простой бар наверху. Это известное место, народ толпится даже в коридоре перед баром. Я проталкиваюсь через океан плеч, рук, тел, проходя мимо бара, и выбираю кабинку в зоне отдыха.