Итак, исходя из современного состояния познания, существование разумных космических существ невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть. Допустимы лишь предположения за и против. В нашем распоряжении нет никаких объективных фактов. Но поскольку мы не можем исключить существование космических пришельцев, то вынуждены и дальше анализировать теорию палеоконтактов. Из этого следует, что необходимо тестировать и проверять те данные, которые обнаруживаются на Земле.

Рената и Ярослав Малина Перевел с чешского И.Поп

Его глаза чуть сузились, заблестели, он снова взглянул на меня, но уже испытующе, даже с настороженностью, не понимая, шучу или говорю с ним серьезно.

— Азад, укради меня снова, — повторил я.— Ну, как в тот раз.

Мы стояли на вокзале Ленкорани, стояли и напряженно смотрели друг другу в глаза, как тогда, в минуту знакомства, не обращая внимания на приехавших и встречающих. Наконец снова засветилась его обвораживающая улыбка, и мы обнялись, как старые добрые друзья.

Наше знакомство было не вполне обычным — в 1989 году Азад вместе с товарищами поздним январским вечером похитил из гостиницы Ленкорани корреспондента журнала «Вокруг света». Собственно, благодаря дерзости Азада тогда и получился мой очерк (См. «Вокруг света» № 7/89.) об «исчезнувшем» народе — ведь похищенным корреспондентом был я.

С тех пор, конечно, не столь много воды утекло, но сделано больше, чем за прошедшие полстолетия. В Баку, в Астаре, в Ленкорани, в других городах и селах, где живут — как и всегда жили! — талыши, появились Центры талышской культуры. Родной язык начали преподавать в школах, правда, лишь по два часа в неделю и только в младших классах, однако если вспомнить времена, когда за талышскую речь ссылали или сажали в тюрьму, то можно понять радость людей. По-моему, она неподдельна.

Теперь даже в газетах, что издаются в талышских районах, одну страничку иногда печатают на талышском, И уж что вообще невозможно было себе представить, по республиканскому телевидению выступала «Авеста» — талышский фольклорный ансамбль, руководит которым Азад Талыбов... Сейчас я приехал официально, уже по приглашению Республиканского центра талышской культуры. А сопровождать меня в поездке вызвался Гилал Мамедов, редактор газеты «Толыш», тоже появившейся на свет совсем недавно. Новыми своими впечатлениями я обязан именно Гилалу, это он взялся щедро познакомить со своей родиной — самой красивой землей на побережье Каспия.

Старая, старая книга

Талышская страна — это зеленые горы. Могучие дубы, буки, грабы здесь подняты к самому небу. Только вершины свободны от деревьев, там — луга, летние пастбища да «калы, на которых есть место лишь мхам и лишайникам.

Еще талышская страна — это узкая полоска равнины между горами и морем, когда-то болотистая, непроходимая, поросшая камышом и кустарником, а ныне окультуренная, о ней, впрочем, я уже писал.

Ныне захотелось посмотреть далекую горную часть Талыша (Талышской страны), сохранившую почти нетронутые следы истории, помнившую былое, ведь горы везде, во все времена были самыми разумными хранителями времени. Они и здесь таковы. До сих пор называются Талышскими, а люди — обитатели гор — голышами и тоголышами.

А вот равнина потеряла свое имя — окультурилась, стала Ленкоранской. Хотя ее веками тоже именовали Талышской.

...На горе «газик» тянул с надрывом. Там, внизу, это было не столь заметно, но здесь с каждым новым крутым подъемом его бессилие ощущалось явственнее, пока наконец он не встал в колее, яростно вращая колесами и медленно сползая назад. Все. Приехали! Дальше пешком через перевал. А в тридцатипятиградусную жару прогулки ох не в радость.

Пошли. Дорога изгибалась по уступу, то круто взмывая, то бессильно падая. Справа — срезанная скала, слева — голубое небо. Под ногами слой пыли до щиколоток. Но посмотришь вниз, и кажется, что ты на самолете — где-то далеко река ломится среди камней, маленькие, словно букашки, коровы около нее, а кругом лес, лес. Лес и горы.

Соседний склон, если присмотреться, не сплошь заросший, хотя издали и кажется непроходимым. Вполне проходим — только проходить его некому. Безлюдье кругом. Лишь коровы напоминают о человеческом жилье. Их в горах держа! без всякого надзора, они — сами по себе. И день, и ночь. Поэтому, если увидите в кустах в Талышских горах что-то черное, большое и шевелящееся, не пугайтесь: это не медведь и не снежный человек. Обыкновенная корова.

Нет, все же необыкновенная. Свободная. Коров на пути мы встретили много. Талыши на свой лад ведут в горах животноводство — они не неволят домашних животных.

За разговорами я и не заметил, как на дорогу вышла девочка лет двенадцати с вязанкой хвороста. Смуглая, в темном платьице, в платке, который издали сливался с ее смоляными волосами и загорелой кожей. Юная горянка, вышедшая из леса, удивленно смотрела на нас, будто мы — пришельцы из иного мира. От удивления она даже не спряталась, как велит горский обычай при встрече с незнакомыми мужчинами, а стояла, нерешительно переступая с ноги на ногу: любопытство и страх боролись в ее трепетном тельце.

— Здравствуй, — громко сказал я по-русски.

— Тырку зандоним, («По-турецки не понимаю» (талыш.).) — тихо ответила девочка.

Ее слова я принял за приветствие, чем немало насмешил Гилала. Потом он о чем-то по-талышски спросил крайне смущенную нашим неожиданным смехом девочку, уже готовую вот-вот убежать. Выяснилось, что неподалеку селение — Паликеш, где мы и решили перевести дух.

Мы зашли в маленький глинобитный домик Айбонис — так зовут девочку (имя означает «луноликая»). У Сафара, ее отца, десять детей и очень хорошая зарплата — восемьдесят пять рублей. В месяц, разумеется. В совхозе работает он один, и его заработок для семьи о-очень большой и о-очень важный — он единственный. Для других просто нет работы, нет и заработка.

Сафар завидел нас издали и поспешил к дому. Подошел с достоинством. Поздоровались. Про мужчину здесь говорят обычно так: «У него два быка, три корова, пять сына, остальные девочки». Заботы, заботы, заботы не вписаны, а впечатаны в каждую морщинку на лице талыша, в каждую искорку его уставших глаз.

Из-под массивной кепки узкое лицо Сафара казалось почти детским и переполненным забот. Талыши все узколицые и все с черными, очень выразительными глазами, взгляд которых обжигает и одаривает добротой, особенно у детей. Такие глаза и у Сафара.

Он, как ребенок, обрадовался гостям и, как взрослый, скрывал свою радость. Лишь раз что-то коротко бросил женщинам, и тут же двор закипел, забегал. Вынесли под дерево стол, стулья, подушки, скатерть, посуду. Приготовили чай. И все это произошло столь стремительно, что оставалось лишь удивляться слаженности этой дружной семьи, в которой всегда и всем находилась работа.

Наконец под деревом, в приятной тени, потянулась неторопливая беседа, ради которой и было столько хлопот: в горах за чаем не торопятся. Я старался держать разговор в своем русле — мне интересно было послушать их, — а Сафар клонил в свою сторону, желая слушать меня, он поначалу и отвечал как-то излишне кратко. Так и проговорили: он на талышском, я на русском, а Гилал между нами.

Для домочадцев это было лучше самого лучшего театра, они расселись поодаль, на траве, и с нескрываемым любопытством, особенно дети, смотрели на меня, словно на заморского гостя: все-таки первый русский, из Москвы — в их доме, ни у, кого в Паликеше не бывало гостя из Москвы. «Москва, значит, урусс», — глубокомысленно заключил Сафар.

Сколько ни объяснял, что я по национальности кумык, что мои предки из Дагестана, это, судя по лицам присутствующих, не произвело никакого впечатления. Для талышей, по крайней мере, тех, которых я встретил в горах, национальные различия очень условны. Для них все дагестанцы — «лезги», а дальше живут «урусси». И ничего в том удивительного. В горах свой мир, свои понятия.