— «Чарльз, я хочу поговорить с тобой», сказала ему мама.

Чарльз ничего не ответил, поэтому мама взяла пульт и выключила телевизор. Это привлекло его внимание. — «Эй!»

Это было уже интересно, значит, не все в доме запуганы этим ребенком, к примеру, как дедушка. Г-жа Темпл села на край кровати сына и с беспокойством оглядывала его.

— «Чарльз, почему ты так поступаешь?»

— «Как именно?»

Мамин голос стал более строгим. — «К примеру, портить наш газон перед домом!»

— «Я просто хотел понять, как это, быть на газоне, я бы прошелся по нему, но, как видишь, ходить я не могу».

— «Зачем ты разбил вазу?»

— «Я хотел понюхать цветы, Только я не мог их взять, потому что даже встать не в состоянии».

Она указала на поднос с печеньем. — «Ты призвал себе закуску и рассыпал это по всему полу. Совсем обленился, сходить на кухню сам не можешь?»

— «Я не ленивый!»

— «Тогда почему ты используешь свой дар?»

Чарльз плотно сжал губы, будто боролся с собой, чтобы не сболтнуть что-то не то. Мама все ждала ответа, когда его не последовало, она только вздохнула и покачала головой.

— «Чарльз, я не знаю, что с тобой делать».

А он знал. — «Просто оставь меня в покое».

Молча, г-жа Темпл поднялась и вышла из комнаты. Трейси осталась. Чарльз всегда так ведет себя дома? Или у него сегодня плохое настроение? Она вспомнила выражение его лица, когда он наблюдал за игрой братьев в баскетбол. Возможно, именно это и породило волну плохого настроения.

Нельзя быть уверенным на 100 %, но Трейси считала, что понимала, почему Чарльз так себя ведет. Он чувствовал себя беспомощным и использовал дар, чтобы почувствовать силу.

По сути, беспомощным он не был. Прикованность к инвалидному креслу, конечно приносило некие неудобства, но у всех людей свои недостатки. Чарльз заменил возможность ходить — даром. Он был одержим тем, чтобы не быть беспомощным.

Она понимала его, ведь так же защищалась, обвиняя во всем родителей. Но что она сделала, чтобы помочь себе? Она утонула в жалости к себе. Аманда направила ее на верный путь. И это было не только одежда, прическа и косметика. Она научилась умению постоять за себя.

Именно это и должен сделать Чарльз — подняться. Не физически, а морально.

Он не был шпионом. Он был просто озлобленным ребенком, который хотел быть как все. И она могла помочь ему. Вселиться в тело, как это делает Аманда, ей не под силу, но она может поговорить с ним, стать другом, может он откроется ей.

Она хотела помочь ему, и прямо сейчас. Когда еще она застанет его на едине? Если она растопит его сердце, он и в классе одаренных раскроется и станет ближе к остальным. Появиться прямо у него перед носом она не могла, поэтому быстренько выбежала из комнаты, а потом и из дома.

За деревьями, за которыми ее точно не заметят, она остановилась и сосредоточилась, чтобы стать снова видимой. Она представила себя уверенной и решительной, и приказала своему телу появиться. Но когда никаких изменений не произошло, она еще крепче сжала зубы, сильнее сфокусировала всю психологическую энергию на становление себя. Она не могла припомнить случай, чтобы это было так тяжело.

Открыв глаза, она осознала, что все еще невидима.

Трейси не на шутку испугалась.

Дженна сидела в общей зале и смотрела в телевизор, не воспринимая, что там показывают. Она надеялась воспользоваться случаем, оказавшись одной в зале, и посмотреть что хочется, но настроения небыло совсем.

Пятница, вечер, она уже третий день в Доме Гармонии. Что бы она делала, если бы сейчас сидела дома? Ждала бы маму с работы и гадала, что будет на обед. А может и паковала вещи, чтобы в очередной раз остаться с ночевкой у Трейси.

Вместо этого она была заключена в тюрьму для несовершеннолетних, почем зря. И прямо сейчас, эти отбросы общества наслаждались обществом семьи и друзей, пришедших навестить их, в то время как она, Дженна Келли, нагло оговоренный человек, сидела совершенно одна.

Звонки и посещения запрещались первые сорок восемь часов. Эти сорок восемь часов истекли более чем двадцать четыре часа назад, а ей ни разу не позвонили и не навестили.

Питер Блейк, жуткий помощник, вошел в зал.

— «Сейчас приемные часы», сказал он.

— «Да, я в курсе», пробормотала Дженна.

— «По всей видимости, к тебе никто не пришел».

Дженна не собиралась удовлетворять его ответом.

Он повернулся, чтобы уйти, но у самого выхода бросил через плечо, — «Интересно, почему?». Его улыбка больше напоминала дьявольский оскал.

Дженна тоже думала над этим. Ни одного посетителя, ни вчера, ни сегодня. Не мамы, не Трейси, не Эмили. Она питала слабую надежду, что хотя бы Мадам придет навестить ее. Хоть она всем видом и показывала, что не зависит ни от кого, и никто ей не нужен, все же надеялась, что Мадам знает ее лучше и доверяет так же, как и Дженна ей. Но чем больше проходило времени, тем глубже закрадывалось подозрение, что Мадам не придет.

Первое время она удивлялась, что ей никто не звонит, теперь же она впала в депрессию. Все поверили, что она принесла в школу нож мясника? Все ее бросили? Ее мама прямо сейчас звонит в социальную службу, умоляя ее продержать подольше? Или навсегда?

Это причиняет боль, плохо. Даже в самый худший период своей жизни, когда мать пила а само она жила на улице, ей небыло так плохо. Так одиноко. Еще утром была встреча с врачом, Пэли. Он интересовался, подружилась ли она с кем-нибудь в Доме Гармонии. Ей пришлось солгать и сказать что подружилась, чтобы поскорее избавиться от него. Нельзя же сказать, что прочитав мысли нескольких человек, она пришла к выводу, что никого из них знать не хочет. Многие из них были очень похожи на ее бывших друзей, с улицы.

Да и с первого взгляда понятно, что они скучные и унылые. Каждый день ей нужно было посещать групповое собрание. Примерно десять жителей собирались кружком и беседовали с советником. Темы были всегда однотипны, люди пытались свалить вину за теперешнее их заключение на родителей. Скукотища.

Так что все время она проводила на едине с собой, обедая, гуляя, и т. д, не предпринимая никаких попыток знакомства с кем-то. Она думала, что тут должны быть несколько единиц нормальных людей, но накопить энергии на поиск их ей не удавалось.

Она даже обрадовалась, когда другой помощник, Кэрри, сказала, что сегодня к ней подселят соседа. Но когда новая девочка, Кристи, пришла, Дженна поняла, что жизнь ее только еще больше усложнится.

Не то чтобы она была страшной, типичные для гота черные волосы и пара пирсингов. Имелись и татуировки, Дженна до этого так и не дошла. Через минуту, Кэрри оставила их на едине, и Кристи тут же полезла в сумку и достала сигарету.

Дженна не хотела, чтобы ее соседка посчитала ее мягкосердечной, но как только Кристи закурила, в комнате повис такой сильный кумар, что Дженне стало плохо.

— «Гм, я уверена, что это против правил», пробормотала Дженна. — «Не то, чтобы я особо заботилась о правилах», добавила торопливо, — «Но если кто-то почует запах дыма в коридоре, тебе влетит».

Не успели ее слова раствориться в комнате, как раздался стук, дверь распахнулась, и Кэрри прокричала, — «Не курить!», указывая на массивный знак, висевший на стене с перечеркнутой сигаретой. Она отобрала сигарету у Кристи и без ее спроса, полезла в сумку. Вытащила оттуда пачку. — «Ты получаешь выговор».

— «Да мне по барабану», пробормотала Кристи, как только дверь за Кэрри закрылась. Потом она стала рассказывать, как попала в Дом Гармонии. На сколько поняла Дженна, Кристи состояла в банде, что грабит мини магазины. Она все говорила и говорила о том, как было приятно держать оружие и внушать бедному продавцу смертельный ужас в два часа ночи.

Она не упомянула, какого рода оружие использовала, что натолкнула Дженну на мысль, что Кристи немного преувеличивает, и пистолет то уж точно в руках не держала и не стреляла. Слушая ее истории, Дженна задавалась вопросом, кто хуже: тот, кто плакал по ее преступлениям, или тот, кто хвастался ими. Скорее всего, последнее. Ее последняя соседка в Дома Гармонии действовала на нервы, но эта была просто жуткой.