- Он врач. Он освидетельствование раз в полгода проходит. С его специализацией у него с этим строго. Его бы к работе не…

- Да не проходит он его! - рявкает в ответ, стирает рукавом слезы, но так и не оборачивается. - Денис ему справки делал. Не понимали мы, что за банальной боязнью врачей он скрывает… - подлетает ко мне, хватает меня за плечи и, вздернув вверх, хорошенько встряхивает. - Он нормальный, Леся, он НОРМАЛЬ-НЫЙ. Я его как себя знаю. Просто болит у него душа сильно за то, что делает.

- У Августа? - Он поет возле трупа и жрет же рядом с ним, уж за них у него точно нигде не болит.

- Ты его не знаешь. Так, как я - не знаешь.

- Конечно, я же с ним не встречался, - вырываюсь из его рук, отлетая к окну.

- Дело не в наших отношениях. Он передо мной открылся. И я уверен, я ручаться за него могу, что он не опасен.

- Просто он псих, - мне больно это говорить и не до конца понимаю, что несу, но по тому, как закаменело лицо Вадима, меня сейчас будут убивать.

- Просто он слабее сознанием, но духом куда сильнее тебя. Он из-за тебя, сученыш, подставился!

- Я не убивал никого!

- Даже так он тебя прикрыл. На него же срок повесят, а тебе максимум условка светит. Он же сдохнет там, если сам не вздернется. Ты не понимаешь, что это суицид почти? Ради тебя! Ради Дена! И ты смеешь его психом называть?! Ты хоть знаешь, как ему хреново по жизни? Как после очередной эксгумации его сутками откачивать приходится. Думаешь, к трупам привыкнуть можно? Да вот хуй! А он их режет, пилит, ломает, помня, что они живыми были. И жрет там же, потому что больше негде, и спит рядом, так как времени в обрез, а ему, как специалисту высокого класса, еще и убойный отдел дела подкидывает, а потом, когда он дело сдаст, тогда его ломать начинает так, что в обморок падает и вечно кровь из носа от давления, он нам звонит, тебе звонит…

В голове мелькают вспышками обрывки диалогов:

“- Привет, милый, чем занят?

- В офисе торчу, планирую веселый вечер.

- А я щас такой труп забавный разобрал. Хочешь, фотку пришлю?

- Да пошел ты, псих, кретин, фу, бля, все, я вешаю трубку.”

“- Не хочешь со мной поговорить?

- Три часа ночи, как-то не очень.

- Ну чуть-чуть, - ноет приторно-наигранно.

- Не-а, утром, все утром. Споки…”

Этих диалогов десятки. Разве я мог знать, что ему плохо тогда было?.. Не мог. Но должен был. Должен был почувствовать, что ему больно. А я ни хрена не видел, и даже не хотел увидеть…

- …а ты хоть раз, сука, поговорил с ним по-человечески? Поддержал? Да нихуя! А потом он бродит ночами по городу, один, брошенный всеми, телефоны повыключает, вставит наушники в уши, и ищи его где угодно. А он то на мосту сидит, то на крыше своего дома песни поет. Ты хоть раз видел, как он плачет, как грустит? Нет. Потому что никогда слабость свою не покажет. И после этого ты считаешь ЕГО психом? - его взгляд потемнел, руки сжались в кулаки, и я в последний момент успеваю увернуться от прямого удара. Вадим в бешенстве, и еще никогда мне не было так страшно рядом с ним.

Пока он, влетев в стену, приходит в себя, я выскакиваю на лестничную площадку не обуваясь и даже не надевая куртку, просто бегу - от него, от себя. В голове гул, будто рой пчел сошел с ума, и каждая мысль жалит.

- Лесь, - окрикивает меня от двери, когда я уже на пролет ниже его этажа. - Прости, - шепчет устало, и я слышу, как он сползает вниз на бетон. - Я в отчаянии, Лесь, - бьется головой о стену, ухмыляется обреченно, а я шага ступить не могу. Все неправильно и это все эмоции, они верх берут над разумом, но возвращаюсь обратно, поднимаю его с пола и заталкиваю в квартиру.

Больше Вадим не разговаривал со мной. Он принял душ и закрылся в своей спальне, не подпуская к себе даже меня. Эта ночь была самой длинной в моей жизни, ведь я знал, что уже утром должен быть на допросе, в сопровождении Вадима и Дениса как свидетелей, и там нам предстоит встретиться с Августом лицом к лицу. Я не знал, что мне делать: плакать или кинуться его обнимать, а может отпиздить, чтобы так бездарно не просирал свою жизнь. Я запутался. Когда прозвенел будильник Вадима, я уже полностью готовый сидел в коридоре, дожидаясь его.

Он выпил кофе, умылся, одел чистую рубашку и джинсы, и только тогда посмотрел мне в глаза. Никогда больше не хочу видеть его таким. Знаю, что, выйдя из дома, он возьмет себя в руки, что страха не покажет и боль затолкнет в дальний угол подсознания, но сейчас его душа рыдала, и я видел это.

Вадим перехватил меня, когда я уже взялся за ручку входной двери. Сдавив мой локоть, развернул к себе, заставляя смотреть прямо. Он был уже в порядке, по крайней мере, делал вид, что все относительно нормально.

- Что бы там не произошло, ты не должен орать, истерить и демонстрировать всем свой дурной характер. Ясно? - киваю согласно, получаю от него сухой поцелуй в плотно сомкнутые губы и оказываюсь вытолкан за дверь.

Дороги до участка не помню, так же, как очутился в кабинете для допроса. Август и Денис были уже там. Август улыбался, но улыбка его хранила печальные ноты.

Кивнув обоим, прохожу вперед, усаживаясь напротив Дениса и оставляя место во главе стола для Вадима. Напряжение между нами не просто ощущалось - оно звоном слышалось, и это чувствовали все.

- Милый, тебе совершенно не идет хмурить брови, - нараспев произносит Малой и, дотянувшись до меня, разглаживает складку у меня между бровями. Не уверен, что он хотел именно этого, скорее ему просто нужно было меня касаться. Находясь без наручников, хватаю его в охапку и, притянув к себе, сжимаю так крепко, как только могу. После всего того, что меня заставили понять, что услышал вчера, не могу воспринимать его смех спокойно. Он лживый, наигранный, пропитан болью и в нем больше не ощущается того тепла, что всегда грело нас.

Он что-то возмущается, трется лбом о мою грудь, пытаясь оттолкнуть, смеется, а я орать хочу, потому что еще несколько дней назад все было хорошо. А сейчас все кувырком. И нет твердой почвы под ногами. Ее просто нет.

- Ты мне прическу испортишь, - ворчит и, отпихнув меня в сторону, садится обратно. - Тут и так проблемы с лаком, еще и ты всю красоту запорол. Вот кому я теперь такой некрасивый нужен?

- Мне, - говорю не задумываясь, Вадим также кивает, Денис вообще в шоке, кажется, мы его теряем. Он смотрит на Августа с подозрением и необъяснимой тревогой.

- Малой, ты в порядке? - своим вопросом ставит нас всех в тупик. Узнаю этот взгляд - взгляд специалиста.

- В полном, только жрать хочу.

- Я про здоровье, - не отстает и тянется скованными руками к нему, то ли пульс прощупать, то ли температуру изменить, но Малой, скривившись, откидывает его руки в сторону.

- Сказал же, здоров, - отмахивается и возвращается строить глазки мне. Док неспокоен, по-профессиональному неспокоен, и его переживания дрожью в коленях отдаются и мне.

- А вот в документах написано, что ты не в себе, - тихо, на грани слышимости сообщает нам Вадим, и теперь все взгляды устремлены на него.

- На заборе тоже много написано, - щетинится Август, откидываясь на спинку стула и сползая по нему вниз, если бы мог, он бы и руки на груди сложил. - Это первая экспертиза, основную в дурке делать будут.

- И какие прогнозы? - Вадим не смотрит ему в глаза - на ключицы, на худые плечи под черной большой ему на два размера футболкой, плоскую грудь, но только не в глаза.

- Сдам. Я всю ночь учил.

- Не паясничай. Сейчас не тот случай, - все-таки вскидывает взгляд полный боли и обиды, будто Август предал все его ожидания, и теперь уже я не понимаю ни черта. Меня пугает бледность Августа, его пересохшие потрескавшиеся губы, от чего всегда озорная улыбка выглядит пугающей, даже волосы потускнели на общем фоне. Пугает, как Док занервничал, как его руки трясутся и он не может удержать карандаш, но все это растворяется в их взглядах. Они говорят без слов, ругаются, а может, просят прощения, и в этот момент чувствую себя здесь лишним.