Вадим… А что Вадим? Сука он, одним словом! Между нами ничего же не изменилось. Ну да, признаю, что-то у меня к нему есть, и это что-то никак не удается классифицировать. Когда его нет - я скучаю, когда же он рядом - мне его убить охота, сильно, прям до дрожи. Все наши конфликты заканчиваются одинаково: либо он меня пиздит, либо трахает, и я уже не могу ответить точно, что из этого лучше. Взрыв адреналина, буря эмоций и безумный драйв - в обоих случаях, и также, в независимости от финала, болит все тело. Он не привязывает меня к себе, не стремится ограничить, просто, перед тем как ебнуть мне в челюсть, стоя на пороге МОЕГО дома, уточняет: трахался я с кем или нет? А так как врать я ему так и не научился, отвечаю честно: “Да”. Наказания долго ждать не приходится. Но он по-прежнему не называет это ревностью, скорее - воспитанием.

Внутри меня произошел надлом. Денис говорит, что я помешался, стал гиперзаботливым. А как ему объяснить, что Малой наш преподал мне хороший урок. Я же не видел ни черта, погряз в своем коконе так, чтобы мне хорошо было, а их проблемы не замечал, поэтому теперь стараюсь реабилитироваться, хоть так отблагодарить того, кто ради меня пошел на такой безрассудный шаг.

Мы часто собираемся вместе, на полке в зале у Вадима также стоит наша совместная фотография, где восемнадцатилетний Малой висит на моей шее, а Вадька обнимает за плечи Дениса. Она хранит память о прошлом, хранит наши воспоминания, которые редко выпускаем наружу. Но если выпускаем… Вадим никогда не пьет, зная, что может сорваться, Денис неторопливо перебирает струны старенькой отцовской гитары, вспоминая, как было. И мы не замолкаем, когда в разговоре появляется Август. А он не может не появляться, он часть нас и навсегда останется с нами маленьким, пульсирующим в дальнем углу сердца теплым комочком, помогающим нам найти общий язык даже после своей смерти. И мы смеемся, как и при нем, смеемся так, что голос садим, а потом бывает плохо, без Него плохо…

- Что? - не такого приветствия я ожидал.

- Тут такое дело, - мнусь на пороге Вадима. Он заспанный, помятый, видно, с суток недавно пришел, хотя же и день на дворе, и почему-то кажется, что он очень теплый.

- Короче, - перебивает меня, зевая во всю пасть.

- Я у тебя поживу, можно?

- Нет.

- Че это?

- Мне лишний мусор в квартире не нужен.

- Я мусор?!

- После тебя всегда мусор. Иди к Денису.

- Не могу. Он сказал, что еще пьяного тебя среди ночи ему не хватало.

- Оно мне зачем?

- Вдруг по мне соскучишься.

- Это вряд ли.

- Ему объясни, - возмущаюсь, но все же пытаюсь оставаться милым, насколько вообще это возможно в моем возрасте. - Это на пару дней, не больше. Меня выгнали со съемной хаты, я быстро найду новую…

- Лесь, если ты сейчас сюда войдешь, то больше не выйдешь. А мне не нужны эти нервотрепки. Вот честно - не хочу, - кривит лицо так, будто я у него вместо приюта попросил почку и лучшие годы его жизни. Хорошо что хоть вещи из машины брать не стал, а то бы обратно тащить. Стало погано-погано, даже не описать.

- Окей, нет проблем, что-нибудь придумаю, - пожимаю плечами, делая вид, что не сильно-то и расстроился. Развернувшись, собираюсь уйти.

- Тебе самому-то это надо? Ты же меня знаешь, - спрашивает спокойно. Откуда в нем столько спокойствия взялось, мне бы хоть одолжил, а то я опять закипать начинаю.

- Знаю, к несчастью. Все, забей, сам разрулю, - отмахиваюсь от него, и почти готов признать, предварительно прикрыв глаза ладонью и заткнув собственное достоинство, что я обиделся.

- Ну-ну, - ухмыляется так поганенько, аж руки чешутся поближе познакомить его нахальную морду с первой бетонной стеной. - Я это уже слышал. Тащи свои вещи, и не забудь в аптеку зайти, - торможу возле лифта, оглядываясь через плечо. И мне очень не понравился его потемневший взгляд.

- В аптеку зачем? Болит что? - как бы не старался, но беспокойство берет надо мной верх.

- Ага, - кивает лениво. - Купи успокоительного и бинты, а то у меня закончились.

- Че?

- У тебя засос на шее, любовник страстный попался? - и смотрит, сука, прямо в глаза, душу жрет. И как ему объяснить, что это аллергия? Я весь в таких засосах.

- О, да, куда горячее некоторых, - копирую его интонацию и сбегаю вниз по ступеням, слыша его, приглушенный хлопком двери, смешок. Звоню Денису, прошу приехать, упоминая, что меня сейчас будут убивать. Друг ворчит после суток, но все же скоро собирается и уже через десять минут помогает мне затащить вещи на восьмой этаж.

Вадим пинает меня по лодыжке, когда Денис не видит, шипит что-то угрожающее, показываю ему фак, но стоит только Дену повернуться и окинуть нас снисходительным взглядом, оба улыбаемся аки долбоебы, и разве что за руки не держимся, насвистывая, запрокинув головы.

Сейчас Чудовище успокоится, остынет, напьется, быть может, и, вполне вероятно, утихнет. Да, точно, вон, уже шары выпучил, пока Денис орет что-то про аллергию и забирает у меня из рук апельсин. А я что? Ничего. Обнял друга, показал Вадиму средний палец, сообщив, что вещи разобрать я не смогу, так как почти при смерти, и вылечит меня только покой и вон та подарочная бутылка коньяка. Этот гад ржет, кидает в меня подушкой, Денис орет на него, Вадим утаскивает мои вещи, надеюсь, не для того, чтобы сжечь.

- А зачем вещи разбирать, если ты на пару дней? - уточняет Денис, присаживаясь рядом, мажет мне спину вонючей дрянью от сыпи, оставаясь все это время предельно серьезным.

- Не уверен, что захочу съезжать. Может, пора взрослеть? - оборачиваюсь к Денису, цепляя взглядом застывшего в дверном проеме Вадьку. Он улыбается, качает головой, и в его улыбке я вижу того Вадима, которого в первый раз встретил. Но это по-прежнему не любовь. Вообще нет.