Попытки вспомнить привели к ужасной мигрени, или причиной тому сотрясение - я не знал. Перебрал самые бредовые предположения, тут же отметая их одно за другим. Полный бред!

Щелкнув зажигалкой, выбиваю слабый огонек, ненадолго залипнув на нем, все же прикуриваю и, опустив голову и оперевшись ладонью о деревянную раму форточки, протяжно выдыхаю сизый дым, следя, как он плавно взмывает вверх и исчезает вместе с ветром. На подоконнике стопки исчёрканных бумаг - имена, фамилии, даты, чертежи и графики, даже маршрут моих передвижений, но все вместе это просто рисунки дошкольника. И это злит. Злит своя беспомощность, собственное незнание, как стоит себя вести в подобной ситуации. Все это давит, постоянно давит на нервы, и так звенящие от напряжения. Это тупик. Я полностью потерян.

- Собирайся, выезжаем через час, - не проходя в комнату командует с порога Вадим, уставшим после бессонной ночи голосом. Видимо, не спал не только я один.

Быстро собираюсь, Ден молча осматривает мое плечо, меняет повязку, измазав меня вонючей липкой дрянью именуемой мазь, и, как бы я не упирался, вкалывает успокоительное. И все это молча. За непривычной тишиной предельно ясно чувствуется опасность, но даже это не позволяет мне оттолкнуть его. Забираюсь за обеденный стол, отпивая из протянутой мне кружки кофе, аппетита нет совершенно, желудок в узел завязало, поэтому Августу приходится кормить меня с ложки невкусным омлетом. Мелкий без конца зевает, уложив свою красноволосую голову мне на плечо, тычет мне вилкой куда угодно, только не в рот, за что в скором времени получает по рукам и отправляется досыпать. Ден помятый, дерганый - видно, как волнуется, чего не скажешь про Вадима. Не спеша курит возле окна, листает мои записи, попутно помечая некоторые факты себе в блокнот, трет глаза, морщит лоб, все так же не глядя на меня.

- Какие планы на сегодня? - решаю подать голос первый.

- Почему у нас нет друга гробовщика? - философски интересуется Август, вновь вернувшись на кухню, но уже обмотанный одеялом. Плюхается Вадиму на колени, благополучно роняя стопку исписанных листов, мент лишь тяжко вздыхает, оттолкнув от себя Августа, не позволяя ему облокотиться себе на грудь.

- Ты не баба, чтобы на руках сидеть, - возмущается оживленно, но с колен его не сгоняет.

- Я не тяжелый, не надорвешься. Так вот, надо хоронить тело, я с ним закончил, - все с горем пополам съеденное запросилось обратно.

- Почему ее нельзя просто закопать? - это вмешиваюсь я. Не понимаю его такого рьяного желания возиться с трупом. Нет, я не чудовище, но, как упоминал Август, ей уже все равно.

- Не кажется тебе, друг мой, что ей и так хорошо по жизни досталось? Может, хоть похоронить по-человечески? - давит на нервы своим жалостливым тоном, и, несмотря на всю его мило-заспанную мордаху, по ней хочется въебать.

- Прекращай наваливать, ты, вообще, не верующий, - Малой фыркает в одеяло, пряча улыбку. - На кладбище труп точно никто искать не будет. А если и будет, то долго и упорно. Все гробы вскрывать им не разрешат, да и родня не позволит, отсюда и вывод - нужен специализирующийся на похоронах надежный человек.

- И где его взять? - идея перво-наперво избавиться от всех улик не лишена смысла.

- Есть у меня один знакомый, - начинает Денис нерешительно, - он у меня курс лечения проходил. Мы всем отделением над ним трое суток бились, с того света вытащили. Вот он все отблагодарить и пытался.

- Хорошо, что ты не любишь коньяк, - расплылся в предвкушающей улыбке Август, от нетерпения ерзая на коленях у Вадима. Щелчок от подзатыльника прервал его передвижения разом.

- А с чего ты, вообще, взял, что ему можно доверять? - неприятные подозрения терзают душу, в буквальном смысле впиваясь недоверием в грудь. - Кто он тебе, чтобы трупы с тобой закапывать?

- В том-то и дело, что никто, и сдать нас может легко и просто. Не уверен… - запинается, глаза прячет, мнет в руках кухонный фартук, неосознанно выдавая себя с головой.

- Ты не хочешь ему звонить, да? - спрашиваю спокойно, слишком спокойно даже для себя. Губы трогает легкая улыбка, злая, не добрая, за что уже сейчас себя ненавижу. - Не хочешь руки марать?

- Да, - соглашается, и я, мать вашу, даже не могу на него разозлиться, начать орать, вопить: “Как ты мог! Мы же друзья!”. Да жизнь свою он просрет одним звонком, как и я просрал, сам еще пока не знаю как. Его же посадят. Как есть посадят. А если взять во внимание, в каком сейчас состоянии тело, то и на пожизненное потянет.

- Рано ты сдался, Дениска, - понизив голос до тихого крика, заявляет Вадим, поднимая мелкого и пересаживая его на свой стул. В воздухе зазвенела опасность. От них двоих, обоих обозленных, вздрюченных не на шутку, растерянных, разбитых и не знающих как поступить: то ли по совести, то ли по уму.

- А сам ты себя подставлять станешь? Не побоишься репутацию запятнать?! - повышая голос почти орет Денис, меняясь в лице до неузнаваемости.

- Сейчас речь о тебе, а не обо мне.

- Ты сруливаешь с темы, - от их криков начинает гудеть и так раскалывающаяся голова. Малой подозрительно притих, не пытаясь как обычно урегулировать конфликт. Он наблюдает, будто присматривается к чему.

- Ты сам хотел ему помочь.

- А разве я мало сделал?! В моем доме расчлененный труп, кровь повсюду…

- Хватит! - рявкаю на всю кухню, врезаясь между ними и расталкивая их по углам, когда они начинают хватать за грудки друг друга. - Нет значит нет. Придумаем что-нибудь сами, - тихий злорадный голос, отдаленно напоминающий совесть, сейчас надрывно ржет над моими словами.

Вадим, почти полностью завалившись на стол, тяжело дышит, опираясь кулаками на столешницу, едва сдерживает себя, чтобы не начать орать. Денис молчит, взгляд отводит, и я знаю, как ему паршиво, почти так же, как и мне.

- В конце концов, ночь длинная, а кладбище большо-о-о-о-е, - зевает Август, потягиваясь всем телом так, что одеяло на пол спадает, обнажая его голый торс. - Сами закопаем, - выдает легко и непринужденно у меня за спиной, а меня страх сковывает от его сомнительной идеи…

Часть 3

Ближе к восьми утра мы в полном составе выезжаем из дома на машине Дениса. Сегодня вторник, для всех рабочий день, и хочет Денис того или нет, ему необходимо быть в больнице к девяти. Настроение у всех пакостное, среди нас разрастается недоверие и страх, и это вполне объяснимо. Как бы ты ни доверял человеку, всегда остается шанс, что он тебя предаст. Это жизнь, тут каждый выживает как может.

Накрапывает редкий пакостный дождь, едва слышно скрипят дворники на лобовом стекле, а за окном беспросветная полоса серого раздолбанного асфальта. Не лучшее начало дня. На душе кошки скребут, и никак не удается перестроиться хоть на что-то.

- Не дергайтесь, - просит Денис замедляя движение, чем привлекает мое внимание.

Не придав его словам значения, выглядываю между передними сидениями и каменею, бледнея лицом, и нервно сглатываю. Сердце скакануло в груди, замерло на секунду и сразу сорвалось вскачь, едва не проламывая грудную клетку.

Перед нами машина ДПС, двое постовых, и это уже не хорошо. Хотя, если не паниковать…

- Я, кстати, труп с собой взял, - шепчет мелкий, сползая по сиденью ниже, - чтоб два раза не ездить…

- Старший сержант Емельяненко, ваши документы, - слышу из приоткрытого окна, Малой улыбается аки укуренный, и нас стоило бы забрать уже только за это, Вадим молча смотрит в окно, но по тому, как у него ходят желваки, как он рукой сжимает бедро, будто собирается выхватить пистолет из-за пояса… Все закрутилось разом в сознании, ясность мысли вернулась моментально: если сейчас нас начнут обыскивать, Вадим живым не дастся, а значит мы все трупы. Вот так легко. От одного выстрела. Ком застрял в горле, не продохнуть, спина взмокла, я с остервенением вцепляюсь в сиденье, хотя так хочется выскочить из машины и бежать куда глаза глядят. Но я молчу. Молчу, когда гаишник проверяет документы; молчу, когда возвращает их Денису и Вадим спокойно опускает руку на сидение; молчу, когда трогаемся с места; молчу даже тогда, когда Вадим, обернувшись к нам, смотрит виновато, зная, что я просчитал его ход на шаг вперед, и от этого плохеет уже конкретно. Он только что чудом не угробил всех, подписав нам смертный приговор.