Было известно, что Гарни пользовался хлороформом как болеутоляющим, и первым предположением было, что он по несчастной случайности слишком увеличил дозу. Коронер вынес вердикт о «смерти по неосторожности». Позднее многие из знавших Гарни близко, памятуя о его склонности к депрессиям, предположили самоубийство. Но ни та, ни другая гипотеза не объясняла появление таинственного письма, заставившего Гарни приехать на южное взморье. Майерс и Седжвик подозревали, что его смерть могла явиться результатом работы в Обществе психических исследований.

Расследование Холмса хотя и не привело к определенным результатам, подтвердило их предположения. Сыщик вскоре установил, что Гарни ставил психологические эксперименты вместе с неким Джорджем Альбертом Смитом, личностью очень колоритной.

Полушарлатан-полугений, Смит позднее, на исходе 1890-х, стал одним из пионеров английского кино и снимал серии коротких фильмов, вошедших в число наиболее оригинальных кинопроизведений тех дней. Однако свою карьеру он начал на эстраде как гипнотизер и иллюзионист.

Как Смит познакомился с Гарни, неясно, но в течение нескольких предшествовавших трагедии лет они тесно контактировали. Кембриджский ученый не только наивно верил, будто Смит действительно способен читать чужие мысли, но даже сделал его своим секретарем.

Холмс пришел к убеждению, что Гарни наложил на себя руки, когда понял, что Смит его обманывал и их совместная работа ничего не стоит.

Под давлением Холмса, Майерса и Седжвика Смит признался, что так называемое чтение мыслей было всего лишь сценическим трюком, но отказался взять на себя ответственность за смерть Гарни. Он твердо стоял на своем, уверенный, что Майерс и Седжвик не рискнут преследовать его в законном порядке, дабы не предавать гласности факт самоубийства их друга.

Более того, эти двое продолжали использовать Смита в работе Общества психических исследований. Он даже фигурировал как соавтор в статье, опубликованной Обществом через год после смерти Гарни.

Возможно, Смит пригрозил ученым оглаской. Не исключено, что в жизни Гарни имелись секреты и пострашнее. Более чем вероятно, что Гарни был гомосексуалистом, а это давало Смиту в руки серьезные козыри. Только волшебные фонари и движущиеся картинки, захватившие его изобретательное воображение, заставили Смита прекратить шантаж[47].

Итак, в период с 1886 по 1888 год Холмс никак не мог пожаловаться на отсутствие занятий. Когда он не уходил с головой в сложнейшие хитросплетения ирландской политики и не пытался предотвратить столкновения, приведшие к «Черному понедельнику» и «Кровавому воскресенью», его деятельный ум занимали частные случаи вроде дела Гарни. А впереди сыщика ожидало самое сенсационное и достопамятное преступление конца XIX века, в расследование которого он оказался втянут против воли.

Хотя выдвигалось предположение, что другие, более ранние убийства в Ист-Энде тоже дело рук человека, позже получившего прозвище Джек Потрошитель, первое злодеяние, бесспорно совершенное Потрошителем, имело место 31 августа 1888 года. Труп Мэри Энн Николс, известной как Полли, был обнаружен на рассвете в узкой мощеной улочке, называвшейся тогда Бакс-роуд, а позже переименованной в Дэуорт-стрит. У нее было перерезано горло, и нападавший нанес ей несколько зверских ран в живот.

Последней видела Полли в половине третьего ночи другая проститутка, Эмили Холланд, сообщившая, что Полли была пьяна и выглядывала клиента, чтобы получить несколько пенсов и заплатить за ночлег в дешевом пансионе на Флауэрэнд-Дин-стрит. «Я сегодня три раза подработала на ночлежку, да только все истратила», – сказала она подружке и, пошатываясь, отправилась на поиски своего последнего клиента.

Все жертвы Потрошителя в момент смерти были пьяны или, во всяком случае, нетрезвы. В трущобах Ист-Энда пьянство было повсеместным. Джордж Симз отмечает в своей книге «Отвратительный Лондон»:

Убийство Полли Николс, при всей его жестокости, ничем не отличалось от многих других, слишком часто совершавшихся на грязных улицах Ист-Энда. Однако всего лишь через неделю, 8 сентября, на задворках Хэнбери-стрит нашли труп Энни Чэпмен. Горло у нее было также перерезано, и убийца почти выпотрошил жертву. По заключению врача, осматривавшего труп, характер ранений живота указывал, что убийца наносил удары не как попало, он явно хорошо разбирался в анатомии.

Ночь 30 сентября принесла два новых убийства. Свидетели видели, как Элизабет Страйд, шведка, более двадцати лет прожившая в Лондоне, разговаривала примерно в половине первого ночи с каким-то мужчиной на Бернер-стрит. Двадцать минут спустя торговец Лойс Димшац въехал на тележке, запряженной пони, в Датофилдов двор за Бернер-стрит. Пони внезапно заартачился и встал как вкопанный. В темноте Димшац пошарил и потыкал кнутом, проверяя, какая помеха заставила пони остановиться. Помехой оказался труп Элизабет Страйд. Ей перерезали горло, но и только.

По всей вероятности, Потрошитель еще прятался во дворе, когда туда въехал Димшац, а затем, подстрекаемый своими демонами, нашел новую жертву – Кэтерин Эддоуз, еще одну из почти нищих женщин, вынужденных заниматься проституцией на улицах Ист-Энда.

Ранее тем вечером Эддоуз арестовали на Олдгейт-Хай-стрит, где, возмутительно пьяная, она развлекала прохожих, подражая реву пожарных сирен. К часу ночи она достаточно протрезвела и, отпущенная из Бишопгейтского полицейского участка, скрылась во мраке с бодрым пожеланием «доброй ночи, старый петух» по адресу полицейского, который ее выпустил.

Последний раз ее видели примерно через полчаса на углу Дьюк-стрит, где она разговаривала с неизвестным мужчиной. И всего пятнадцатью минутами позднее ее жестоко изуродованный труп был обнаружен на Митр-сквер.

К этому времени истерия охватила как обитателей Ист-Энда, так и всю Флит-стрит[48]. Масла в огонь подлили письма, отправленные в полицию и Джорджу Ласку, президенту недавно созданного Комитета бдительности Уайтчепела. Предположительно письма самого убийцы. Послание, адресованное Ласку, особенно ужасало, отчасти оттого, что к нему приложили половину человеческой почки, законсервированной в вине.

Вопреки атмосфере страха, сковавшего столицу, уличные проститутки в большинстве своем относились к возможной встрече с Потрошителем фаталистически и продолжали заниматься своим ремеслом как обычно. Один полицейский инспектор в Ист-Энде доложил, что «ради четырех пенсов на выпивку они пойдут с любым мужчиной, рискуя нарваться на него [Потрошителя]». Часто у них не было выбора. Инспектор продолжал: «Я многим говорил, чтобы они шли домой, но они отвечают, что у них нет дома, а когда я стараюсь напугать их и толкую про опасность, которой они подвергаются, они смеются: „Да, я понимаю, о чем вы. Я его не боюсь. Тут или Потрошитель, или прыгнуть с моста“».