Возможно, Уотсон, которому большую душевную травму нанесли неизлечимый алкоголизм старшего брата, а затем его смерть в 1888 году, легче других мог распознать признаки надвигающейся наркотической зависимости.

Заставляя Холмса заботиться о своем здоровье, Уотсон взвалил на себя непосильную задачу. Как он сам отмечает в «Дьяволовой ноге», «это ни в коей степени не интересовало» Холмса, который выкуривал чудовищные количества табака. Трубка или сигареты всегда были под рукой у сыщика.

Знаменитые комнаты на Бейкер-стрит, вероятно, насквозь пропитались табачным духом, ведь в воздухе там постоянно висели клубы дыма.

Как мы узнаем из рассказа «Палец инженера», за Холмсом водилась привычка, характерная для наркоманов, заново использовать остатки табака, скуренного вчера. Трубка, которую он обычно выкуривал до завтрака, набивалась «всякими остатками всех табаков – они с особой тщательностью собирались и сушились на каминной доске». Напрасно Уотсон убеждает Холмса подумать о здоровье. В «Дьяволовой ноге» Холмс упоминает «отравление табаком, который вы так часто и так справедливо порицали». Однако нет никаких указаний на то, что сыщик воспринял это порицание всерьез.

Глава двенадцатая

«Сам он совершенно не щадил себя»

К весне 1895 года осторожное попечение Уотсона вкупе с железной конституцией Холмса привело к тому, что здоровье сыщика значительно улучшилось. Облегчение, которое испытал при этом Уотсон, еще сквозит в сделанном почти десять лет спустя замечании: «Никогда я не видел моего друга в таком расцвете духовных и физических сил, как в 1895 году» («Черный Питер»). Этот год отмечен несколькими делами, сохраненными Уотсоном для потомства.

История убийства Алоисио Гарсии и паутины, сплетенной мстителями вокруг сверженного диктатора дона Хуана Мурильо, прозванного Тигром из Сан-Педро, подробно изложена в рассказе «В Сиреневой сторожке»[89].

Случай с «Тремя студентами» приводит Холмса и Уотсона в один из «знаменитых университетских городов», где неприятный инцидент с ответами на билеты поставил под угрозу срыва экзамен на престижную стипендию Фортескью.

Дело «Одинокой велосипедистки» Вайолет Смит ставит Холмса перед загадкой преследователя, который сопровождает девушку на пустынных проселках Суррея.

Все эти частные расследования лишь малая доля тех «сотен» криминальных происшествий, в раскрытии которых, по признанию Уотсона, Холмс играл видную роль в годы между «воскресением из мертвых» и кончиной королевы Виктории.

О делах государственной важности Уотсон, как мы уже привыкли, говорит очень немногое. Единственное исключение составляет случай с кражей чертежей подводной лодки Брюса-Партингтона и убийством злополучного Артура Кадогена Уэста, хотя Уотсон роняет намеки о еще более высокопоставленных клиентах.

Лишь второй раз покинув Англию после трехлетнего отсутствия, Холмс побывал в Риме по настоятельной просьбе папы римского, чтобы расследовать внезапную смерть кардинала Тоски.

Лев XIII был избран преемником Пия IX в 1878 году и оставался верховным понтификом до своей смерти четверть столетия спустя. У него уже были возможности высоко оценить удивительные таланты Холмса (в 1880-х годах сыщик расследовал исчезновение камей эпохи Кватроченто из собрания Ватикана).

И когда при обстоятельствах, заставляющих подозревать нечестную игру, умер один из кардиналов, папа, не задумываясь, обратился к тому, кто мог разобраться в случившемся быстро и деликатно.

Уотсон, мимоходом упоминая это дело, был столь же деликатен. Кардинал Тоска[90] – одно из выдуманных имен, которые доктор дает в своих записках реальным лицам. За ним скрывается Луиджи Руффо-Сцилла, происходивший из семьи сицилийских аристократов и священнослужителей. В конце марта 1895 года он внезапно заболел и умер в Риме. Определенно молодой для кардинала (на момент смерти ему было всего пятьдесят с небольшим лет), Руффо-Сцилла нажил себе врагов в курии, и опасные слухи, что он был отравлен, вскоре поползли по коридорам Ватиканского дворца.

За свое краткое пребывание в Риме (скорее всего, оно продолжалось не больше двух-трех дней) Холмс сумел убедительно доказать, что кардинал умер естественной смертью. Слухам был положен конец, и на папу вновь большое впечатление произвели находчивость и проницательность сыщика.

В 1895 году небезынтересные для сыщика события происходили и в Лондоне. Весной того года Оскар Уайльд возбудил дело о клевете против маркиза Куинсберри. Уайльд состоял в любовной связи с сыном маркиза, лордом Альфредом Дугласом. И маркиз, личность опасно нестабильная, преследовал писателя по всему городу, изрыгая угрозы и оскорбления при каждом удобном случае.

Ситуация накалилась, когда маркиз оставил в клубе Уайльда визитную карточку, адресованную «Оскару Уайльду, выставляющему себя содомитом [sic]». Уайльд под давлением столь же психически нестабильного Дугласа подал на маркизу в суд за клевету.

Это был опрометчивый шаг. Уайльд не принадлежал к числу тех, чья личная жизнь выдерживала пристальное изучение, которому она поневоле подверглась в ходе разбирательства.

Ища выхода из ужасающего затруднения, Уайльд вспомнил Уотсона, с которым обедал несколько лет назад в отеле «Лэнгэм», и его рассказы об удивительном даре друга доктора, Шерлока Холмса. Он написал Уотсону, спрашивая, не уговорит ли тот Холмса взяться за его дело.

Холмс отказался. От армии своих осведомителей в преступном и сексуальном подполье он знал достаточно о поведении Уайльда и о жизни Альфреда Тейлора, который поставлял писателю юношей и позднее оказался вместе с ним на скамье подсудимых. Сыщик понимал, что игра для обаятельного ирландца проиграна, и посоветовал Уайльду бежать из страны.

К отъезду на континент писателя побуждали и многие его друзья. Однако Уайльд, которого лорд Альфред подзуживал оспаривать обвинения, выдвинутые маркизом, предпочел остаться, парализованный странным фатализмом. В апреле Холмс вместе с тысячами других лондонцев прочел в газете об аресте Уайльда в отеле «Кадоген».

Хотя сыщик отказался помочь Уайльду чем-либо, кроме совета, который тот проигнорировал, он отнюдь не избегал общества «декадентских» писателей и художников своего времени.

В том же 1895 году, когда рухнули в пропасть жизнь и карьера Уайльда, Холмс недолгое время расследовал причины смерти родителей поэта Эрнста Доусона по просьбе последнего. Доусон-старший умер от чрезмерной дозы хлоралгидрата, вызывающего сильное привыкание наркотика, который викторианцы использовали как снотворное. Его жена повесилась несколько месяцев спустя.

Доусон-младший обладал богатым и болезненным воображением, которым пронизаны его жизнь и творчество. Даже в элегии возлюбленной он не устоял перед искушением напомнить: «Ведь слишком скоро мы оба вступим / На горькие пастбища мертвецов». Он проникся убеждением, что его отца отравил неведомый враг.

Однако Холмс не нашел в семейной истории Доусонов признаков чего-либо иного, нежели наркотическая зависимость, несчастливая случайность и тяга к саморазрушению.

В том же году сыщик занимался и другими случаями, о которых нам мало что известно. Достаточно будет одного примера.

Мемуары Чарльза Олкока, который двадцать пять лет был секретарем Футбольной ассоциации и первым стал организовывать Кубки Англии по футболу в начале 1870-х, содержат смутный намек, что Холмс участвовал в поисках кубка, когда тот был украден из витрины лавки бирмингемского торговца Уильяма Шиллкока 11 сентября 1895 года.

Упоминание «легендарного частного детектива», нанятого Футбольной ассоциацией, указывает на Холмса, но полной уверенности нет. Надо думать, Холмсу (если Олкок имел в виду именно его) не удалось отыскать вора. Хотя существует возможность, что он установил личность похитителя спортивного трофея, но не собрал достаточно доказательств, чтобы передать дело в суд.

вернуться

89

Опубликованный вариант рассказа «В Сиреневой сторожке» служит очевиднейшим примером ненадежности Уотсона в отношении дат. «Я читаю в своих записях, что было это в пасмурный и ветреный день в конце марта 1892 года, – начинает он свое повествование. – Холмс получил телеграмму, пока мы сидели за завтраком, и нацарапал ответ». В марте 1892 года Холмс находился в Тибете и никак не мог ни получить телеграмму, ни нацарапать ответ на нее. Остается загадкой и то, как Уотсон мог совершить такую ошибку, и то, как Дойл, готовя рукопись к публикации в «Стрэнд мэгэзин», ее пропустил. – Автор.

вернуться

90

Вымышленное имя для кардинала Уотсону, скорее всего, подсказала не знаменитая опера Пуччини, как мог бы решить современный читатель (ее премьера состоялась лишь в 1900 году), а легшая в ее основу пьеса французского драматурга Викторьена Сарду. Пьесу играли в Лондоне в 1891 году. Сара Бернар в роли Тоски потрясла своей игрой лондонскую публику, привыкшую к более сдержанному исполнению английских актеров. «От криков отчаявшейся Тоски, когда пытали ее возлюбленного, – писал один критик, – весь зал буквально содрогнулся от ужаса». Уотсон, вероятно, видел спектакль в Театре Ее Величества (открывшемся в 1897 году на улице Хеймаркет). Смерть кардинала, случившаяся всего несколько лет спустя, по каким-то причинам вызвала в его памяти бурные эмоции того вечера. – Автор.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: