-- Донесу-ут!.. Кому, на ково доносить-то? Нешто ты на себя скажешь, боярин? Нешто не видишь: хто да хто за столом сидит. Все -- свои... Кажнаво -- и без доносу Нарышкины слопали бы, кабы власть-сила... Да подавятся!.. Сиди уж, слушай да успокой свое сердце, коли оно такое... заботливое о нас... Вон, сулея близко, окропися...

   И раздражительный, грубоватый Федор Куракин, сосед по столу Одоевского, подвинул ему сулею с рейнским вином.

   -- Поп што, без попа дело сладится, гляди. Он не отстанет, -- перебил Куракина Вельяминов. -- А, вот, надоть бы к нам и князь Юрья Лексеича... Сила-человек... Ему не то царь -- и бояре все, и простой народ веру дают. Коли он за нас станет, -- дело наше с крышей... Можно сказать -- все ровно по маслу пойдет...

   -- И Долгорукой князь Юрий с нами же, не крушись, боярин. Звал я и ево. Недужен ныне. Сказывал: "Толкуйте без меня. А к царю -- разом пойдем", -- поспешно заявил Хитрово.

   -- Ага, энто -- дело... Вот, и ладно... Так -- добраво конца ждать можно, -- раздалось с разных сторон.

   -- При ем уж не скажут нарышкинцы, што-де "все бояре-стародумы мутят"... Долгорукой за неправду не станет, -- подтвердил Петр Прозоровский, осторожный и рассудительный, по общему мнению, человек.

   -- А поверх тово -- и еще подспорье нам буде, -- мягко заговорил Петр Андреевич Толстой. -- Там што буде, нихто не знает... А ежели правда, што новому царю нам придется скоро челом бить, -- так приспел час и на Москву вернуться первому другу и родичу царскому, болярину, свет Ивану Михайловичу Милославских... Дядюшке мому любезному. И словом, советом добрым, и мошной, и дружбой всякою -- всем он богат да силен... Вот при ем и тягаться нам легше будет во всею сворою со нарышкинской...

   -- Ну, когда-то еще царь помрет, когда за опальным пошлют!.. Коли -- што будет?..

   -- Не будет, а есть... Уж послано... На днях и на Москву пожалует боярин... Застанет в живых царя -- поопасается малость, не покажется... А не будет старого, новый царь над нами станет, словно солнышко над лесом высоким взойдет, -- он и рад будет поскорее обнять дядю и друга вернаво...

   -- Ловко... Хитро. Хто же это, не ты ли порадил, Петруша?..

   -- И я, и иные, хто поумней меня...

   -- Ну, уж, чево-чево, а ума у тея не занимать стать, правду надо молвить... Молод ты, боярин, а инова старика помудренее... С чево же мы нынче почнем, хозяин ласковый? Ты уж говори, починай.

   -- А, видно, и починать нам мало што осталося, коли так о конце мы все заодно мыслим. Надо буде не нынче-завтра, уж не позднее, -- во дворце всем собратися. Царю челом ударим, волю бы свою нам сказать и поизволил. Как в животе и в смерти -- Бог один Владыко. А земле -- знать надобно: хто царем будет, ежели?.. Ну, там послушаем: што нам скажут... Сами ответим, што думаем... И царевич наш Федор тамо же будет...

   -- Вестимо, дело прямое... Только, как стража... Хто на охране стоит? Коли иноземцы, -- нарышкинские да матвеевские прихвостни, -- так и дела зачинать не можно. Приведут они пащенка малова... Гляди, тут же и наречет ево отец, помимо старшего сына. От их -- все станется.

   -- Не буде тово! Быть никак не можно... Мы -- улучим часок... Не рубить же станут первых бояр да князей да отца духовного на глазах царских... А сторожа-то завтра от стрельцов... Слышь, и тут нам помехи не буде, -- успокоил всех Хитрово.

   -- Это добро... Только бы Матвеев не подсидел че-во... Он, чай, тоже не спит... Он, чай...

   -- Он, да не он!.. Я Матвеева отвею, -- вмешался снова Толстой. -- У меня на ево тоже слово есть... Отсюда -- я к ему прямо... Увидите, братцы, как я одурманю нехристя энтого...

   -- Ну, ну, ладно... Уж ты гляди... А мы все после вечерень -- и соберемся у царя... Так и других повестим, кому надо...

   Недолго еще продолжалось совещание, скоро все разъехались по домам, готовиться к завтрашнему, решительному дню.

   И раньше всех покинул компанию Толстой, о чем-то наедине еще потолковав с самим Богданом Матвеевичем.

   Заехав на перепутье домой, Толстой только часам к шести дня, то есть, по-тогдашнему -- довольно поздно, попал к Матвееву.

   Обычно -- незваные и нежданные -- именитые люди друг к другу не ездили, а всегда упреждали о своем приезде.

   Появление Толстого, не приславшего извещения о себе, привело в недоумение и полковницу, и всю старшую дворовую челядь в доме Матвеева. Самого Артамона не было дома.

   Дворецкий, встретивший возок Толстого у самых ворот, почтительно об этом доложил боярину.

   -- Так я и полагал, што по делам сейчас ездит друг мой любезный, Артамон Матвеевич... Да не в верху {Во дворце.} же он... Так долго, чай, не позадержится. А я подожду. Дело больно спешное, не терпится, слышь... -- вылезая уже из саней, решительно заявил Толстой. И тут же, словно мимоходом, спросил: -- А не сказывал "сам", где побывает? Гляди, ко Ртищевым, али к Долгорукому со Черкасскими князьями, либонь к Одоевским везти себя наказывал, выезжаючи... Не слыхал ли, парень?

   -- Сдается, што и так, боярин... Не упомню. При выезде господина не был сам, по домашнему займался, -- уклончиво ответил дворецкий, зная, что особой дружбы между Матвеевым и Толстым не было.

   Когда дворецкий ввел гостя в покои, Евдокия Матвеева, выполняя долг хозяйки по европейскому, а не по московскому обычаю, -- явилась сюда же.

   -- Выпить, закусить чево не изволишь ли, -- после первых приветствий предложила она, указывая на поднос с медами, винами и разными сластями, принесенный за нею и поставленный на соседний стол.

   -- Выпью медку, горло промочу. Хозяйка просит -- не можно отказать. Только, по нашему свычаю, милости прошу и самой пригубить малость для пущей ласки и охоты.

   -- Я ничего не пью. Прошу милости, боярин, не обессудь...

   -- Ин, будь по-твоему... Много лет здравствовать хозяюшке со всеми чадами и домочадцами... Пошли, Боже, щедроты свои на дом сей и на всех, хто в ем...

   С поклоном осушив кубок, Толстой пожевал пряник. Наступило молчание.

   -- Мороз ноне силен, -- заговорил гость, желая помочь хозяйке в затруднительном положении, так как заговаривать первой, даже с гостем -- женщине не полагается.

   -- Да. Холодно. Недаром у вас говорят: что под конец мороз, то злее. Скоро и теплеть пора. А морозы да вьюги не стихают.

   -- В сей час -- оно ничаво. Притихло. А с утра -- и дюжо сиверко было. Кабы "сам" у тебя не зазяб больно, коли много разьезжать доведется...

   -- Ну, того я не опасаюсь. На войне да в походах, гляди, мой Артамон Матвеевич и не таку стужу видел... Бог даст, ничево...

   Опять настало молчание.

   -- Сынок-то как, Андрюшенька ваш? -- начал было снова Толстой, но остановился, заслышав шум и движение за окнами во дворе. Кто-то вьехал во двор.

   -- Ну, вот, -- перебил сам себя гость, -- видно, и "сам"... Недолго ждать пришлось.

   Он угадал. Не прошло трех минут, как вошел поспешно Матвеев, предупрежденный слугой о том, кто его ждет.

   -- Не взыщи, Петр Андреевич, што с хозяйкой моей поскучал малость. Знал бы, вернулся бы скорее. Сам виноват, што не упредил, -- стал говорить хозяин Толстому.

   Тот только руками замахал.

   -- И, што ты, милостивец, што ты, государь мой, Артамон свет Сергеевич!.. И любо тут было ждати, и мило тебя видати. А не упредил, -- не моя вина. Дело важное спешно приключилося... Только вот сейчас. Не поизводишь ли потолковать с тобою малость, господине?

   -- Идем, идем ко мне в покойчик... Там никто не помешает. Видно, што важное, коли ты?..

   -- Да уж такое... -- на ходу откланявшись хозяйке и следуя за Матвеевым, быстро заговорил Толстой: -- Сказать надоть вот-вот скоренько, чтобы часу не упустить. Не, кое часу! И мигу не можно прогаять, кабы горя не вышло великова...

   -- Што ж, толкуй, боярин. Видишь: одни мы. Нихто не слышит, не помешает. Безо всякой опаски можешь...