Алексей поднялся, выпрямился, пошел в темноту. В звездную ночь. Трава шуршала, не желая расступаться.

Пусть я погиб, пусть я погиб, — стучало в висках.

— …под Кандагаром, — закончил фразу Алексей. Почему‑то перед глазами стоял сожженный в бою с «душками» Викулов — не человек, сверток в бинтах, пропитанных желтой мазью, неподвижно лежащий на серой койке…

Мертвый.

«Возможно, и я умер. Там, в Афгане. За Рекой. А это все мне чудится.

Вся эта чертова древняя Германия».

От леса вокруг — огромного, первозданного, нетронутого — кружилась голова. Деревьям по тысяче лет и больше. Великаны.

— Викулов, ты куда? — окликнул его Алексеенко, командир группы вместо оставшегося в будущем Свиридова.

— Так отлить, тарищ капитан.

— Хорошо. Далеко не отходить…

Когда Алексей вернулся к костру, разговор был в самом разгаре.

— От слова «калина»? — Долохов почесал лоб. — Я думал, он как бы сказать… сплетён, что ли… из калиновых веток.

— На самом деле Калинов мост — это не от слова «калина», — пояснил археолог свысока. — Никакой связи с калиновым кустом тут нет и никогда не было. Калинов — это слово «калить», «накалять», «раскаленный». В некоторых вариантах сказки упоминается, что это мост из меди. То есть, Калинов мост — это раскаленный добела мост через огненную реку…

— Которая, как понимаю, никакого отношения к ягоде смородине не имеет, — съязвил Долохов.

— Все‑таки кое‑что помните? — археолог поправил очки. — Но вообще: верно. Название реки «Смородина» — это от слова «смород», «смрад». Воняет эта река, как… хмм… сильно воняет. Скорее всего, это горит смола. Или, возможно, нефть.

— Огненная река?

— Точно. И река эта лежит как граница между миром живых и миром мертвых. Вообще, в мифах многих народов встречается эта метафора — река и мост. И еще страж моста. У греков переправу сторожит пес Цербер. Трехголовый и жуткий. В скандинавской мифологии ту же роль исполняет пес Гарм — что интересно, с четырьмя головами. Видимо, чем больше голов, тем лучше. Гарм охраняет врата Хельхейма, мира мертвых.

— А зачем вообще охранять мир мертвых?

— Чтобы ты и там консервы не спер! — донесся из темноты насмешливый голос. — Вон и в мире мертвых о тебе наслышаны… псов ставят.

— Заткни фонтан! — огрызнулся Долохов. — А серьезно: на фига? Кто к мертвецам по доброй воле полезет?

— Хороший вопрос. На самом деле задача адских псов Цербера и Гарма другая. Они охраняют не вход, они охраняют — выход.

Долохов присвистнул.

— Зачем?

— Чтобы мертвые оставались там, где им и положено находиться.

Молчание. Археолог задумчиво пошевелил угли веткой, танец пламени отражался в стеклах очков.

— И только птицы летают себе свободно туда и обратно, — сказал он негромко. — Над черными болотами Коцита.

— Верно, — Алексей разомкнул губы. — Птицам можно.

Археолог вздрогнул, повернулся.

— Ничего смешного, Леша. Птицам действительно можно. Есть даже особые птицы, древние греки называли их «психопомпы». Переносчики душ. Обычно это воробьи… ну, или, скажем, голуби.

— Ясно, — Алексей посмотрел на часы, хотя толку от них здесь было пока немного. — Вообще, поздно уже, Юра.

— Спать? — археолог зевнул.

— Ага. Я бы придавил пару часиков.

— Отбой! — приказал Алексеенко, словно услышав его слова. — Долохов, Викулов — в караул.

Алексей остановил бег и поднял голову. Над ним плыло низкое небо, забитое облаками плотно, словно ватой под Новый год. Небо здесь было… другим. Алексей помедлил, проверил, как затянуты ремни протеза.

Другое небо. Чужое небо.

— Пусть я убит, пусть я убит под Ершалаимом, — негромко пропел он. Выпрямился, поправил автомат — плечо уже изрядно оттянуло, и снова перешел на равномерный бег. Алексей спускался вниз, к берегу реки. Там надо будет перейти на другую сторону, а, может быть, даже пройти вверх по течению, чтобы сбить погоню со следа.

Он оглянулся, но бородатых людей с копьями нигде не было видно.

— Пусть кровь моя досталась псам, — снова затянул Алексей. Монотонный напев помогал держать темп.

Орлы шестого легиона,

Орлы шестого легиона

Все так же реют в небесах.

Группы больше не существовало. Примета сработала, черт ее побери, подумал Алексей. Приметы всегда срабатывают…

Кто бы это ни сделал, сделано было чертовски быстро — и одним холодным оружием. Часовые умерли первыми. Археолог Юра застыл, открыв рот. Алексей снова увидел его детское лицо. Из груди археолога торчало огромное древнее копье. Германцы, голые по пояс, длинноволосые, бродили по лагерю и добивали уцелевших. Вот они какие, древние варвары, носители мертвого уже полторы тысячи лет языка…

Алексей видел, как Долохова привязали к дереву и древняя старуха перерезала выпускнику академии ГБ глотку. Кровь потоком хлынула в деревянную чашу. Да, к такому на кафедре «истории КПСС» не готовили, пожалуй.

Судя по знакомым словам (вот и пригодился готский), группе не посчастливилось забрести в священную для местных рощу. Алексей, которого странное чувство разбудило посреди ночи и погнало в темноту, молча наблюдал за происходящим. Из всей группы в живых остался только он. Насмешка судьбы. Однорукий псих с проблемами адаптации в коллективе остался без коллектива. Ха — ха. Ха — ха.

Алексей облизнул пересохшие, растрескавшиеся губы и захрипел:

Орлы шестого легиона,

Орлы шестого легиона

Все так же реют в небесах.

Дурацкая песня привязалась. Он спустился к реке, зашел в воду по колено. Наклонился и зачерпнул ладонью. С жадностью, захлебываясь, выпил. Еще. Утолив жажду, умыл лицо, достал фляжку и набрал воды про запас. Что ж… придется начинать жить здесь, в начале тысячелетия.

Только сначала надо разобраться с теми, ночными налетчиками. Я псих? Пожалуй, что и псих. Но псих с проблемами адаптации в коллективе отомстит за свой коллектив. Так будет… забавней.

А еще забавней будет выполнить задачу, перед этим коллективом поставленную.

Алексей выпрямился. Пора идти.

Полоска по горизонту наполнилась кровью, словно руки полощешь после разделки оленьей туши. Вдалеке занимался рассвет. Утро.

9 год н. э., Римская империя, провинция Германия

Орел реет над легионом.

Первые лучи рассвета отражаются от золотой птицы, бегут по главной площади лагеря. Над серыми рядами палаток встает солнце…

Неровное и красноватое, словно потемневший от времени медный чан.

Часовой на башенке дернулся и открыл глаза. Сердце бешено стучало. Уфф, не спать! Наказание за сон на посту — смерть. Может, в мирное время и в другом легионе он отделался бы плетьми, но здесь, в проклятой богами варварской Германии…

Часовой сглотнул. Лучше об этом не думать. Префект лагеря Эггин — суровый и жесткий солдат, он ошибок не прощает. Вот новый командир легиона — другое дело. Он губить хорошего воина не станет… наверное.

Часовой поежился. Поле за пределами лагеря, вытоптанное тысячами ног легионеров, лежало пустое и мертвое, как равнины загробного мира. Тьфу, тьфу, тьфу, как бы не накаркать. Вдалеке темнел лес — огромная масса колышущейся зелени. Некоторые деревья, несмотря на теплую для начала осени погоду, успели пожелтеть. Готовятся к зиме, что ли? Германия, что тут скажешь.

Варварская Германия.

Часовой повел плечами. Два года как легионы стоят за Рением. Казалось, все спокойно, варвары утихомирились. Если бы! Прежний легат водил дела с германцами, «гемами». Хороший был легат, ничего не скажешь… но слишком верил варварам. Теперь у Семнадцатого легиона новый командир, к тому же — родной брат прежнего. Гемы и его хотели убить, подослали двадцать человек, а легат их в капусту нашинковал.

Хорошая штука капуста, кстати.

Вкусная.

Ходят слухи, Гай Деметрий Целест раньше выступал на арене. Сражался с лучшими гладиаторами Рима. Но затем Август отправил его в Германию, на место прежнего легата.