– Мистер Холмс, – молвила она, с трогательной точностью запомнив, как мы ей представились, – я должна признаться, что прошлой ночью почти ничего вокруг себя не замечала. Тот мужчина выглядел лишь тенью, отделившейся от других теней. Я только помню, что он был выше меня ростом и не разменивался на ласковые слова, а толкнул меня на стену и приступил к делу.

– Выше? – сразу оживился сыщик. – С меня?

Это вызвало у нее улыбку:

– Нет.

– Как доктор Уотсон?

Девушка бросила взгляд в мою сторону, и мне показалось, что она смотрела с теплотой, будто знала, что я ухаживал за ней.

– Доктору Уотсону придется встать, как и вам.

Я с извинениями подчинился. Врачи привыкли проводить долгие часы в больничных палатах и присаживаются при первой же возможности.

– Примерно такого же роста, что и доктор Уотсон. Сестра сказала… я действительно залила кровью шарф вашей жены?

– Ну что вы, дорогая. Не стоит беспокоиться. Это был мой шарф, который мне связала жена. Мэри будет рада, что он оказался у меня под рукой и помог спасти вашу жизнь.

– Правда? – Невыносимая боль исказила ее лицо. – Ваша жена добрая, так ведь?

– Сущий земной ангел.

– Мне показалось, я видела ангела. Прошлой ночью на улице.

– Вы были?.. – начал Холмс.

– Была ли я пьяна? Нет. У меня не хватало денег на выпивку. Никогда не хватало. Я просто бродила по улицам. У меня не было ни сил, ни средств ни на что другое. Многие мужчины меня останавливали, а потом убегали. Это все похоже на сон.

– И в этом сне, – продолжил сыщик, – появился тот последний человек и порезал вас.

Девушка прижала бледную руку к бледной же шее, перевязанной еще более бледной повязкой:

– Я только надеялась, что льющаяся кровь, по крайней мере, станет мне теплым одеялом.

Даже Холмс на мгновение потерял дар речи. Затем он спросил:

– Насколько он высок?

– Я ростом пять футов один дюйм. А он, пожалуй, футов пять с половиной.

– Как он выглядел?

– Ночь стояла темная, но полоса света от уличных фонарей пересекла его лицо. Молодой. Это был ангел?

– А глаза?

– Не темные. Светлые, прозрачные. Будто сквозь них можно проплыть. Я почти… проплыла.

– Растительность на лице?

– Не помню рта. Только щетину.

– Усы?

– Усы. У моего отца были усы, но он умер.

– Светлые или темные?

Взгляд девушки устремился поверх наших голов, словно там воспарил святой.

– Темные, – прозвучал ее мечтательный голос. – Лицо круглое и бледное, будто луна, но волосы темные. Усы короткие, темно-русые, как шерстка мыши.

– Мышиного цвета усы, – повторил Холмс, пронзив меня взглядом. – Возраст?

Она покачала головой:

– Ни молодой, ни старый. Лет тридцати?

Детектив посмотрел на меня озадаченно, но не без торжества. Описание, по кусочкам выведанное у пострадавшей, полностью соответствовало внешности человека, которого он недавно поймал, а также мужчины, пристававшего к Элизабет Страйд и скрывшегося, пока мой друг преследовал призрака Израэля Липски.

Пока мы тихонько совещались, свидетельница погрузилась в глубокий сон. Я взглянул на нее с радостной уверенностью врача, к которой примешивалась горечь: девушка выживет, но зачем?

– Замечательно! – пробормотал Холмс то ли по поводу полученных показаний, то ли о здоровье пациентки, я так и не понял. – А теперь нас ждет более неприятное занятие.

– Еще более неприятное? – ошеломленно уточнил я.

– Мужчину тоже необходимо допросить.

Мы зашагали по длинным пустынным коридорам, где гуляло эхо.

– Речь у нее достаточно правильная, – отметил я. – И наверняка умелые руки. Возможно, Мэри сумеет ее пристроить…

Холмс глянул на меня с раздражением и в то же время сочувственно, но ничего не сказал.

– В этом аресте есть только два интересных момента, как сказал бы мистер Холмс, – заявил инспектор Лестрейд, пока мы в его скромном служебном кабинете ждали прибытия заключенного.

Холмс даже не пытался сделать вид, что его интересуют умозаключения коллеги из Скотленд-Ярда, однако я послушно нацепил привычную для врача маску полного внимания, с какой выслушивал жалобы пациентов.

Инспектор слегка скривился, отметив мои старания.

– Во-первых, – медленно и величаво поделился он, – не одному мне в Скотленд-Ярде любопытно знать, как мистера Шерлока Холмса занесло в такую даль от Бейкер-стрит – на Бернер-стрит, и как он умудрился оказаться рядом с местом первого же покушения с тех пор, как все убедились, что Джек-потрошитель свои дела закончил.

Если Лестрейд намеревался запугать Холмса, он катастрофически ошибся в выборе объекта.

– Во-вторых, – поведал далее инспектор, наклоняясь ближе, чтобы лучше донести до нас свои слова, – чрезвычайно занимательно, что единственное оружие, найденное при задержанном в кармане пиджака, это не нож и не бритва, а вот что. – Лестрейд потянулся к стоящей позади него тумбочке и шарахнул по поверхности своего выщербленного дубового стола несуразным глиняным кувшином, возможно, дюймов десяти в высоту.

Холмс сразу же взял сосуд, чтобы рассмотреть его поближе, вынимая увеличительное стекло из своего кармана пиджака. Он поднес лупу вплотную к толстой кромке кувшина.

– Что-то вроде фляги, – дал оценку Лестрейд, – но содержимого совсем не осталось – несомненно, этот человек все залил в себя. Что вы скажете теперь, Холмс? Даже на дне сосуда я не нашел никакого лезвия. Этим предметом он мог бы ударить женщину, но чем бы он ее зарезал?

– Полагаю, вы провели поиски по территории между Датфилдс-Ярдом и Вестворт-стрит, где я загнал беглеца в угол.

– Да, там тоже ни следа ножа.

– Может и так, но в округе есть сотни мест, где можно спрятать или выбросить оружие, да так что даже полиция не заметит.

Холмс проводил открытым горлышком кувшина у себя под носом и сделал столь легчайший вдох, что, подозреваю, его заметил только я.

Ногтем большого пальца сыщик подцепил кусочек светлого воска, который почти намертво пристал к краю глиняной посудины, после чего прилепил его обратно и поинтересовался:

– Какая информация у вас есть о нашем преступнике, или, скорее, что он позволил вам узнать о себе?

Слово «наш» заставило Лестрейда нахмуриться, но вдруг лицо его разгладилось. Не так уж часто ему выпадал шанс посвящать Холмса во что-либо: гораздо чаще все происходило ровно наоборот.

– Мы довольно быстро получили от него все факты и цифры, смею вас заверить.

– Кому же еще нам верить, как не вам? – отозвался Холмс, так тонко улыбнувшись, что Лестрейд захлопал глазами, пытаясь понять, не показалось ли ему. Он явно не уловил оскорбления, скрывавшегося в комментарии. Иногда гений дедукции не мог устоять и поддразнивал наиболее старательных служителей закона, хотя в душе он уважал Лестрейда больше, чем весь Скотленд-Ярд.

Сочтя реплику Холмса приглашением к действию, инспектор открыл записи:

– Он иммигрант. Нам пришлось послать за тем, кто говорит на его языке.

– Это вряд ли представило сложность, – вставил Холмс. – За последние годы выходцы из России наводнили Уайтчепел.

– Ага, так вы считаете, он русский? – Лестрейд не стал дожидаться ответа сыщика – и правильно сделал, потому что Холмс и не подумал отвечать, – и продолжил: – Он не совсем русский, он… – Инспектор взглянул на свои заметки: – С Северного Кавказа. Это часть России, я полагаю, но там каждый чтит именно свою малую родину – вероятно, потому, что вся страна слишком велика.

Время, проведенное на Ближнем Востоке, позволило мне понять, что причин для гордости за родной клочок земли куда больше, но я промолчал. Гораздо полезнее было оставить главенствующую роль в разговоре Холмсу, поскольку я не смог бы угадать все логические ходы, которые постоянно порождал его безустанный ум.

– Как вы его допрашивали?

– У нас свои методы, мистер Холмс. Пожалуй, они не столь загадочны, как ваши, но не менее результативны. Случилось так, что Министерство иностранных дел Великобритании с радостью предоставило нам переводчика, который даже владел тем самым диалектом, на котором говорит этот молодец… Осип Дурманов.