Ломка традиций, уже успевших пустить крепкие корни, новые порядки, предъявление требований, от которых успели отвыкнуть, -- не могло не вызвать глухого недовольства, даже некоторого пассивного сопротивления. По счастью, я встретил самую энергичную поддержку со стороны командира (принявшего крейсер за 2--3 дня до моего назначения) и горячее сочувствие со стороны большинства офицеров. Последнее было особенно важно.
Взысканиями, вообще насильственными мерами можно было бы заставить людей работать, даже механически выучить их чему-нибудь, но ведь этого недостаточно. В этих скучающих, обленившихся людях надо было пробудить сознание разумности, целесообразности той работы, которая от них требовалась, чтобы они не считали ее за прихоть всевластного начальства, ссылающегося на какие-то неведомые им законы... И в этом отношении приезд Макарова имел решающее значение. Они уже встрепенулись; в них пробудился тот дух, который ведет на подвиг, вера в своего вождя, готовность идти на смерть по его слову или указанию... Оставалось только внушить им, что главная цель -- не смерть, а победа; что надо не только уметь умирать, но и уметь сражаться, учиться этому искусству, а на своем корабле все, до самой ничтожной мелочи, любовно содержать в полном порядке и боевой готовности. Скука и уныние сменились в массах стихийным порывом к бою -- надо было этот стихийный порыв сделать сознательным.
Понемногу, не без труда, не без заминки, дело налаживалось, и главная заслуга в этом, конечно, принадлежала тем моим сослуживцам, которые так горячо и охотно взялись за разрушение глухой стены между баком и ютом, которые "пошли в народ", не упуская ни одного случая разъяснить и подчеркнуть общность задач, связывающих всех нас -- от командующего флотом до новобранца. В самом деле нигде, ни в какой специальности военной службы эта тесная связь не является такой наглядной, такой очевидной, как во флоте; и здесь, казалось бы, не стоило никакого труда внедрить ее в сознание масс. Равенство перед лицом смерти -- это почти братство. Если в сухопутной действующей армии фактически существует деление по ценности жизни на "пушечное мясо" и "высших руководителей", то во флоте оно невозможно. На боевой эскадре чем выше служебное положение, тем больше личный риск жизнью. Между командующим армией и командующим флотом в этом отношении целая пропасть.
Первый только руководит боем, пользуясь почти полной личной безопасностью, второй же сам ведет свою эскадру в бой, находясь на флагманском корабле, на котором сосредоточена вся сила неприятельского огня, он -- в самом его центре и первый несет свою голову под удары. Матрос не может сказать -- "меня послали", но только -- "меня повели"... Послать на смерть или повести на смерть -- это совсем разные понятия...
Вот почему выход и бой Макарова на "Новике" произвели такое огромное впечатление. А какую силу представляет собою сознание этого равенства и братства перед лицом смерти, если им проникнут весь личный состав эскадры?..
Ведь тогда каждая команда принимается, как ценное указание более опытного, старшего товарища; каждая работа является не принудительной, а радостно выполняемой на пользу общему делу... Мне так хотелось создать на крейсере подобное настроение!.. И, по счастью, у меня нашлось немало единомышленников. У нас не было ни лекций, ни сообщений, а просто офицеры, про которых я говорю, все свое время отдавали команде, находившейся в их подчинении, не столько учили, сколько знакомились с людьми, которых поведут в бой. Строго говоря, это не были даже беседы, а чаще всего несколько, как бы случайно, на ходу, брошенных слов в разъяснение того или иного распоряжения, или замечание, вставленное в разговор нижних чинов между собою... Но как это действовало!.. И, как результат, с каким чувством удовлетворения я исполнял просьбу какого-нибудь "хозяина бомбового погреба", который докладывал, что у него сыро, что ему нужно людей -- обтереть пояски снарядов: "кабы не оборжавели, орудию в бою не испортить бы!"... Или другое: люди, привыкшие считать чистоту причудой начальства, жившие целый год, только "заметая сор", вдруг так легко поняли ее смысл, ее необходимость, когда им попросту объяснили, что раненый падает на палубу, что, пока подберут и унесут, грязь может попасть в рану, и выйдет, что из-за пустой царапины -- режь руку или ногу, а то так и этим не спасешь от смерти.
Лично я всякую беседу всегда старался свести к одному и тому же заключению: "Готовься к бою, потому что в бою: не убьешь -- тебя убьют!" Эта простая философия оказывалась наиболее убедительной...
Среди судов эскадры "Диана" не была исключением. Правда, не каждый корабль до войны простоял 11 месяцев в резерве, но многие были к этому близки. Прибытие популярного адмирала, его личный пример могли вызвать подъем духа; старания офицеров, оживленная, одухотворенная деятельность всякого рода начальства могли способствовать обучению команды в кратчайший срок тому, чему ее недоучили в мирное время; но ничто, никакие усилия не могли наверстать безвозвратно упущенной практики плавания... Мужиков, одетых в матросские рубахи, господ, носящих форму морских офицеров, возможно было превратить в героев, но сделать их опытными моряками, сборище плавучих казарм превратить в боевую эскадру, -- для этого требовались долгие годы... Печальный опыт 27 февраля как нельзя лучше подтверждал эту истину... Адмирал, принявший командование флотом для того, чтобы вести его в бой, оказался вынужденным предварительно обучать его выполнению простейших маневров... И во время этих "простейших" маневров, совершавшихся, как в мирное время, вне видимости неприятеля, происходили столкновения... Винить ли в том командиров, впервые вышедших (на своем корабле) в море?..
Но... снявши голову, по волосам не плачут. Делать нечего -- приходилось перед самым боем учиться, как маневрировать в бою...
Офицеры "Дианы", рассказывавшие мне об эволюциях 27 февраля, не могли не вспомнить с глубокой горечью и первого своего выхода, когда вся эскадра, начав кампанию 17 января, через несколько дней после того предприняла плавание к Шантунгу и обратно... Это плавание иначе не называли, как "походом "аргонавтов"...
Относительно обучения личного состава каждого корабля в отдельности тому, что он должен делать в бою, положение было не столь безотрадно. В этом случае, при условии дружной работы всех -- от командира до молодого матроса, -- еще можно было кое-что наверстать.
На первом же собрании флагманов и капитанов адмирал высказал именно эту идею. Он говорил, что успех возможен, если каждый задастся целью работать не в силу только приказаний начальства, но из сознания, что, как бы ни была незначительна его роль, добросовестное ее выполнение может, в иных случаях, иметь решающее значение. Ведь если комендору (Комендор -- наводчик и хозяин орудия.) внушить, что один удачный выстрел его орудия, разрушивший боевую рубку неприятельского броненосца, может решить участь боя, -- то ведь эта мысль наполнит все его существование! Он даже ночью, даже во сне, будет думать о том, как возьмет на прицел неприятеля! -- А в этом вся суть дела. Уметь желать -- это почти достигнуть желаемого...
-- Теперь уж поздно вести систематические учения и занятия по расписанию, -- говорил адмирал. -- Каждый командир, каждый специальный офицер, каждый заведующий отдельной, хотя бы и самой маленькой частью на корабле, должен ревниво, как перед Богом, как на Страшном суде, выискивать свои недочеты и все силы отдавать на их пополнение. В этом деле и начальство, и подчиненные -- первые его помощники. Пусть не боятся ошибок и увлечений. Не ошибается только тот, кто ничего не делает. От работы, даже направленной по ложному пути, от такой даже, которую пришлось бросить, -- остается опыт. От безделья, хотя бы оно было вызвано самыми справедливыми сомнениями в целесообразности дела, ничего не остается. Помните, что мы не знаем, как считать свое свободное время, данное нам на подготовку к решительному моменту, -- месяцами, днями или минутами. Размышлять некогда. Выворачивайте смело весь свой запас знаний, опытности, предприимчивости. Старайтесь сделать все, что можете. Невозможное останется невозможным, но все возможное должно быть сделано. Главное, чтобы все -- понимаете ли, все -- прониклись сознанием всей огромности возложенной на нас задачи, сознали всю тяжесть ответственности, которую самый маленький чин несет перед Родиной!.. Дай Бог, в добрый час!..