Рассказывали, что было еще несколько, что часть погибла на минах, часть была утоплена артиллерийским огнем, а остальные не выдержали и ушли в море. Но к таким известиям надо было относиться с осторожностью.

   В ночных делах удивительно как много топят неприятельских судов! И эта слабость -- общая. Вовсе не хвастают, а глубоко убеждены, готовы идти хоть под присягу.

   С рассветом появилась на горизонте японская эскадра, а в 6 ч. 30 мин. утра "собачки" набрались такой самоуверенности, что подошли довольно близко. Стоило, однако, береговым батареям хорошенько огрызнуться, чтобы они немедленно удалились на приличную дистанцию.

   В это время эскадра выходила на рейд. Японцы могли на деле убедиться, что вторая их попытка оказалась такой же неудачной, как первая.

   Около 8 час. утра в боевом порядке ("Петропавловск" -- головным) мы уже крейсировали по дуге от горы Белого Волка к Крестовой горе, как бы приглашая неприятеля подойти поближе, но это, видимо, не входило в его расчеты. Броненосцы и броненосные крейсера, сопровождаемые "собачками" и миноносцами, помаячив на горизонте до 9? утра, скрылись на юго-восток. Не пробовали ни вступить в бой, ни начать бомбардировку. В ожидании их возвращения стали на якорь, а после 2 час. дня мирно вошли в бассейны.

   В предупреждение новых попыток заградить вход, на внешнем рейде было устроено два ряда бонов. Такие боны или, по крайней мере, материалы для них, конечно, должны были бы заготовляться еще в мирное время. Теперь, ввиду невозможности быстро подвезти все необходимое, пришлось пользоваться тем, что оказалось под руками, сделать хоть что-нибудь, утешаясь слабой надеждой, что в будущем, с улучшением обстановки на театре военных действий, удастся придать сооружению должную солидность. Испытания, производившиеся под непосредственным руководством самого адмирала, дали не слишком блестящие результаты. Небольшие пароходы (1000--1500 тонн) с прямым, т. е. перпендикулярным к поверхности воды, форштевнем -- задерживались бонами; со скошенным, наклонным вперед, форштевнем -- перелезали через них, хотя и с трудом; когда же пустили "Ангару" (11 000 тонн и форштевень скошенный), то она, словно не заметив бонов, которые подмяла под себя, с застопоренными машинами, силой одной инерции дошла до самого входа... Выяснилось, что, не пожалей японцы 2--3 пароходов вроде нее, и они могут запереть эскадру. Приходилось изыскивать другие, более радикальные средства.

   Наибольшую опасность представляли заградители, удачно -- случайно или намеренно -- шедшие курсом, который прямо, без всяких поворотов, вел их в гавань. Даже подбитые, лишенные возможности управляться и работать машиной, они все же могли достигнуть цели, как это показал пример "Ангары". Опасность была серьезная, а потому, по указанию адмирала, поперек этого критического курса, к западу от центральной линии (входной створ), под берегом Тигрового полуострова были затоплены пароходы Восточно-Китайской железной дороги "Хайлар" и "Харбин", а к востоку от нее, уступом, ближе ко входу -- "Шилка". Таким образом, на подходе по створу надо было сначала держать правее, потом свернуть влево, опять взять вправо и только после этого ложиться на обычный входной курс. Маневр -- ночью, в лучах прожекторов, под огнем батарей и охранных судов -- по меньшей мере весьма затруднительный. Кроме того, из-под Золотой горы выступал вновь образовавшийся риф -- затонувшие брандеры.

   Оборона входа при посредстве крейсеров и канонерок была усилена до наивозможного предела. Брандер, затонувший на отмели Маячной горы, почти на том месте, куда 26 января выбросился "Ретвизан", был утилизирован, как подводный (а частью и надводный) бруствер, за которым, вплотную к нему отшвартовавшись, расположился "Гиляк". Вместе с новыми прибрежными батареями (из пушек "Ангары"), находившимися от него вправо и влево, получалась первая линия обороны; дальше, на бочках, по правую и по левую сторону пролива стояли канонерки -- это вторая линия; наконец, в глубине, имея под своим огнем весь проход, "Аскольд" и "Баян" -- третья линия.

   Для безопасности этих охранных судов спешно сооружался "сетевой бон", т. е. бон с подвязанными к нему железными сетями, который, будучи заведен поперек узкого и мелководного входа, представлял собой как бы занавес (от поверхности воды и почти до дна), непроницаемый для мин, выпущенных с внешнего рейда.

   Получались известия, что, потерпев неудачу с брандерами старого образца, японцы собираются зажечь самое море, а именно: в разгар приливного течения подвести ко входу, зажечь и взорвать пароходы, налитые керосином, бензином и т. п. снадобьями, горящими на поверхности воды. Опять-таки были произведены опыты, и оказалось, что в случае такой затеи эскадре грозит немалая опасность, особенно если во время прилива будет дуть хотя слабый южный ветер. Немедленно же явились изобретатели, предложившие проекты несгораемых бонов, преграждающих течение такой огненной реки (надо было задержать только поверхностный слой). Проекты рассматривались без замедления, и к осуществлению тех, которые признавались наилучшими, приступали тотчас же. Адмирал твердо держался своего правила: "Не ошибается только тот, кто ничего не делает. Лучше десять раз начать сызнова, признав свою ошибку, чем за все это время ничего не делать и сидеть сложа руки в раздумье: как бы сделать превосходнее? Le mienx c'est l'ennemie du bien!"

   Между прочим, была принята и такая мера: суда, стоявшие в проходе для его охраны, все были повернуты кормой в море, Держась с кормы надежными цепными швартовами за бочки на мертвых якорях. В случае появления огненной реки они должны были давать машинам самый полный ход вперед, вследствие чего, несомненно, получилось бы могучее поверхностное течение в обратном направлении. Было ли бы оно в состоянии побороть силу приливного течения по поверхности или нет? -- It was the question... Это можно было бы решить только на деле, но, по мнению адмирала, нельзя было пренебрегать никакой мелочью, никаким самым слабым шансом, раз являлась надежда, что он может послужить нам на пользу.

   Приступили к исправлению броненосцев. Инженеры обещали к половине мая "Цесаревича", а к июню "Ретвизана" отделать заново. Даже пробитый негодный кессон "Ретвизана" утилизировали, починили, подрезали, подправили и приспособили к "Севастополю", чтобы исправить повреждения, полученные им 27 февраля при столкновении...

   Почти ежедневно миноносцы на ночь высылались в море не столько для розысков неприятеля, который словно в воду канул, как для практики, для обучения их тому, чему давно следовало бы их выучить, готовясь к войне...

   Важно было то, что никто не сидел сложа руки.

   Хорошее было время!..

   Новый командующий обо всем успевал вспомнить, обо всем подумать. Так, между прочим, были отменены все церемонии. Не только при проезде начальства мимо корабля, но даже и при посещениях работы не прекращались.

   -- Я не для парада приехал, а посмотреть на дело в полном ходу. Вот, Бог даст, кончится война, тогда начнется настоящая служба, согласно артикулу, а теперь не до того!.. -- полушутя, полусерьезно говорил адмирал.

   Форма одежды была также упрощена до крайних пределов. Универсальным костюмом признавалась тужурка. Правда, приказано было всегда быть, на всякий случай, при оружии, но выбор его вне строя предоставлялся собственному усмотрению в зависимости от обстоятельств -- сабля, кортик, даже винтовка, а лучше всего -- хороший револьвер, и не в кобуре на поясе, а просто в кармане.

   21 марта разыгрался трагикомический эпизод. Среди бела дня, при великолепной погоде, появился на горизонте коммерческий пароход (без флага), смело шедший прямо в Артур.

   Все только радовались. Казалось очевидным, что он везет нам какие-то припасы. Пароход, подойдя к границе района действия крепостных орудий, остановился, поглядел, но затем, вместо того чтобы, как полагалось, подать условные сигналы, вступить в переговоры с Золотой горой, круто повернул и пошел в море... подняв японский флаг!