Седов стоял у штурвала, впившись глазами в скалы. Знаками показывая рулевому курс, он сам задерживал ручку румпеля.

— Право. Еще право! Так держать.

— Стоп!

Бросили два якоря. «Фока», закрытый от ветра берегом, был почти в безопасности. Я спрашивал впоследствии Седова, как решился он пройти столь близко от рифов. Он объяснил риск необходимостью пройти вплотную, — иначе со слабой машиной «Фоке» ни к берегу не пройти, ни выйти в море парусами. Пришлось бы бросить якорь в глубоком месте. А при таком ветре стоянка кончилась бы крушением — «Фоку» выбросило бы на берег. Седов считал, что идти мимо подводных камней в бурю безопасней, чем в тихую погоду: буруны показывают во время бури все места, где находятся подводные камни. Пользуясь этим признаком, Седов во время своих гидрографических исследований находил подводные камни там, где его предшественники показывали безопасный фарватер.

У Сухого Носа мы простояли около суток. 28-го ветер поутих, и при продолжающемся легком «встоке» мы вышли из невольной гавани. Седов решил зайти в Крестовую губу, возобновить там запас пресной воды и послать почту в Россию: в этот отдаленнейший уголок России на 74-м градусе приходит два раза в год пароход.

Берега Новой Земли севернее Маточкина Шара чаруют суровой красотой; одним из самых ярких зрительных впечатлений дарит Крестовая губа.

Позади — океан, еще сердито ворчащий. На берегу — спокойные величественные цепи остроконечных гор в белых одеждах, прорезанных блеском изумрудных ледников. В глубине залива горы сдвинулись теснее, а седловину самой высокой занял ледник, разлившийся на несколько потоков. Один, похожий на гигантский голубой язык, блестит на снежной белизне, как сапфир.

Первую остановку мы сделали у места, где было становище Седова в 1910 г., близ креста, показывающего место астрономического пункта. Седов не хотел упустить возможность сверить наши хронометры, опасаясь, что длительная качка могла повлиять на правильность хода.

Пока производилась сверка хронометров, несколько человек отправились сухим путем в колонию Крестовой губы.

Я прожил в Крестовой губе все лето 1910 г. Тогда правительство, желая закрепить за Россией право на северный остров Новой Земли, без всяких оснований оспариваемое Норвегией, решило субсидировать желающих поселиться здесь с целью промысла. На первое время выразили желание переселиться несколько крестьян Шенкурского уезда, уже зимовавшие раньше на Новой Земле. В тот же год для колонистов и их семей был построен жилой дом и амбар.

Картина полной зимы предстала пред нами, едва мы съехали на берег. Все семь километров до колонии мы брели по колено в снегу, часто проваливаясь в глубокие сугробы. Я вел спутников хорошо знакомыми местами. Последний пустынный пригорок, и после безжизненной степи открылось становище. Оно сильно изменилось за два года. Вместо сиротливо стоявшего большого дома — что-то похожее на хутор, колонию. Два больших дома, баня, службы, амбары, метеорологическая будка, часовня. На берегу шлюпки, карбасы [21], «стрельные лодочки» [22], хаос бочек, сетей, весел и дров вперемежку с обглоданными остовами тюленей — «рауком».

На оглушительный лай собак вышли колонисты Усов и Долгобородов — мои старые знакомые. В колонии из первоначального состава осталось только три семьи. В первую же зимовку становище посетила цинга, унесла двух жен поселенцев и двух детей. Спешно выстроенный дом был почти непригоден для жилья; несчастные охотники согревались и спали в палатке, поставленной посреди высокой комнаты с громадными окнами, какую и в более южных местностях нелегко натопить.

Чиновники, затеявшие колонию, поняли, что дело колонизации насаждать не так просто, как написать докладную записку. Кое-что было исправлено, выстроили новый дом, отнеслись тщательнее к выбору провизии, — вторая зимовка прошла более благополучно. Но… колония выглядит хилой: вот-вот распадется, или же русских заменят самоеды.

Колонисты жалуются на случайный выбор места становища. Оно удалено от открытого моря на 16 километров и на столько же от реки, где ловится голец. Даже тюлени держатся вблизи противоположного берега губы в шести километрах. Тот берег богаче рыбой. Медведи не заходят в глубину губы. Те, которых удалось добыть, все застрелены на входном мысе Прокофьева. Колонисты поставили там промысловую избушку. Но медведей часто не бывает месяцами. Время, уходившее бы в становище на работу, тратится непроизводительно. Часто, возвращаясь с пустыми руками, переселенцы проклинали администрацию, взявшую их в кабалу, запутавшую постройкой двух домов в неоплатный долг, и поминали родителей чиновников, отказывающихся полномерно снабжать продуктами под предлогом величины долга.

Мы сидели в комнате Усова и выслушивали все это.

В комнатах обиходно и чисто. В чистоте половиков, в уюте, напоминающем убранство горниц на родине колонистов, в Архангельской губернии, видна женская опрятная рука. На окнах занавеси, прибрана посуда в шкафу. На столе граммофон. Пред нами угощение: чай и шанежки.

— Уж не обессудьте, угощенья-то нет у нас — перед пароходом все вышло. Да и промыслы плохие, мало чего и выписывали, — извиняется хозяйка.

— Как наш брат живет, — подхватывает Усов, — есть промысел — есть и закуска, а нет — раук жрем.

Спустя час подошел к становищу «Фока». При постановке на якорь ветер привалил его к мели. Бедному «Фоке» не везет. Тем не менее, он приобрел горячих поклонников. Появилась даже «ода Фоке» — правда, содержания полуиронического:

Вечером все колонисты приехали на «Фоку» «отгостить». Мы постарались гостеприимнее встретить «самых северных людей России». Достали все, что имелось под руками вкусного, и поднесли, конечно, водочки. Даже дамы, жены колонистов, пригубили красного винца. Граммофон, не переставая, играл самые веселые номера. Гости с особенным любопытством рассматривали наше снаряжение: одежду, спальные мешки, оружие, нарты и каяки. Все это интересовало их как предметы обихода, которые могли бы иметь и колонисты, но не имели. Особенное впечатление произвела на наших гостей легкая провизия в виде галет, пеммикана [23], мясного шоколада, сухого молока. В особенности дивились гости, когда мы объяснили, что с 12-ю килограммами такого провианта человек может прожить в пустыне целый месяц.

В этот вечер Усов очень просил Седова взять его матросом или погонщиком собак. При всей очевидности пользы для экспедиции от человека, закаленного в полярных невзгодах, Седов вынужден был отказать: Усов — староста поселка, — его энергией только и держится все не на месте поставленное становище.

На следующий день при помощи колонистов мы снялись с мели, а еще через день наполнили водой цистерны и ссадили на берег ненужных людей [24].

Мы были уже в полярной стране. Стоял еще август, а не похоже было, чтоб теплые дни могли возвратиться. Только крупные камни остались незанесенными снегом. Птицы летели на юг. Береговой припай наростал. Нужно очень поторапливаться, если хочешь достичь еще далекой цели. Мы же идем слишком медленно, а непогоды поздней осени с каждым лишним днем все больше и больше тормозят движение «Фоки».