Первого августа Василист, Маркел и Ивей Маркович пошли расставить переметы по Болдыревским пескам.

   Вышли на яр к вечеру. Воздух мелко струился над рекою от зноя. Синели сонно леса. За ними устало поблескивала степь. Небо было покрыто сизым маревом. На телеграфном столбе, раскрыв широко рот, томилась старая, облысевшая ворона. Казаки сидели, свесив ноги к реке. Ивей Маркович достал из мешка и распластал большими ломтями пестрый арбуз. Приятно утолить жажду холодноватым, сладким соком!

   Издали послышался глухой собачий лай. Казаки удивленно оглянулись. Диво! Откуда собака? Уральцы не держат у себя собак. Им не приходится охранять свое добро. Кто его тронет?

   В степи, на фоне розоватого заката тряслись на телегах какие-то чужие люди.

   - Матри-ка, солдаты должно...

   Три подводы свернули с дороги. Молодые крестьяне в солдатских одеждах, похожие от пыли на негров, шли мимо казаков на берег. Они смеялись и говорили меж собою, сверкая белыми зубами. Не поздоровались. На плечах у них висели винтовки. Возле прыгала веселая лохматая собака ярко-красного цвета. Казаки смотрели на проезжих с неприязнью. Солдаты жадно припали к воде. Пили очень долго. Рядом лакала из реки собака. Ивей Маркович зло ухмыльнулся:

   - Нечистый вам в рот. Полунощник в живот.

   Кудрявый русый парень, отряхиваясь от воды, фыркая, громко сказал:

   - Купанемся, ребята! Чур не мне воду греть!

   - Чур не мне! - отозвались шаловливо другие. И начали через голову стаскивать с себя грязные рубахи.

   Казаки помолчали, поглядели друг на друга. Они не могли от волнения и злобы выговорить ни слова. Маркел встал и пошел к солдатам. Спросил их, кто у них тут за главного. К казаку повернулся кудрявый парень, успевший уже смыть с лица пыль:

   - Ну, чево тебе?

   - Немыслимо, чтобы в реке купаться. Это и казакам не дозволено.

   - Это почему же? - изумился солдат, вскидывая брови и играя морщинами высокого лба.

   - Река пожалована Уральскому Войску с рыбою, поэтому пугать ее запрещено, -сурово проговорил Маркел, прямо глядя на солдат. - Отойдите от берегов. Греха бы не было.

   Солдаты захохотали. Они были все голы. На груди у них прыгали медные кресты на гайтанах. Рыжий и длинный солдат, все тело в веснушках, ударил себя по бедрам и завизжал:

   - Вот разбойники, вот чудилы огурешные!.. А ежели мне опростаться надо? Може, на вашей земле и облегчиться нельзя?

   Солдаты продолжали барахтаться в воде. Ныряли, кувыркались, играли, гоготали вовсю. Казаки, не оглядываясь, ушли в поселок. И оттуда почти сейчас же прискакало с десяток верховых вооруженных казаков. Впереди Ивей Маркович на своем игреневом маштачке.

   Казаки сомкнутым строем окружили солдат.

   Солдаты смутились. Рыжий парень, стараясь не показать испуга, крикнул:

   - Ну, ребята, давай начисто, набело, на гусино перо, да и дальше!

   - Не жалате крови своей увидать, вылазьте немедля из реки! - крикнул Ивей Маркович и вздыбил коня. Конь скакнул вперед и наступил на солдатские штаны, порвал их.

   Солдаты метнулись на берег, к винтовкам:

   - Чего тебе? Куда лезешь? Разина порода!

   - Расчеши, расчеши им, Ивеюшка, мочальные их волосы!.. Ишь, музланы, кругом брюхо, кошомное войско, тоже лезут на казачью землю!

   - Семьдесят семь душ на барабане блоху не поймали. Расею проморгали б, ежели бы не уральцы!

   Казаки наступали. Солдаты сбились в кучку. Русый кудрявый парень обозлился:

   - А ты, казак, верни спиной назад! Сто душ чехоню на вожжах не удержали. Двести душ в кувшине мышь не поймали, ременные кишки!

   Ивей Маркович оскорбился, гордо откинулся на седле:

   - Мы, казаки, служим Государю и Отечеству. Кажный за десять солдат. А вы под ранцем задохнетесь, пузраны! Уходите с реки!

   - Но, но, не заносись, господска собака. Кровопийцы! - Русый солдат выставил перед собою штык. - Ты не очень. Уйдем без вас. Потише!

   Солдаты с руганью и ворчанием двинулись к телегам. Казаков еле-еле удержал от драки урядник Бизянов. Ивея Марковича трясло от злобы.

   Весь день в поселке стоял галдеж. Казакам в самом деле казалось, что отнимают землю, реку, все их угодья.

   Через неделю поселком провезли первую партию стариков, несогласных с новым Положением. В Калмыкове слышно было, заседала военно-судная комиссия. Везли казаков те же самые солдаты, которые купались на Болдыревских песках. Рыжий долговязый парень увидал на улице Ивея Марковича и крикнул:

   - Эй, ты, богатырь, Илья Муромец, хошь, и тебя прихватим? Выкупаем в Волге? Мы добрые, ей-пра! Нам воды, не жалко, хоть утопии. Тебе ведь лужицы хватит.

   Ивей Маркович ничего не ответил. Ушел во двор и там вилами насмерть пришиб подвернувшуюся белую курицу, любимицу Марички.

   Беда шла в поселок со всех сторон - от Уральска, Калмыкова, Гурьева. Она глядела на казаков глазами мертвой рыбы - бессмысленно и страшно. Даже по ночам не стало слышно песен. Все свадьбы были отложены до весны. Кабаев не спал ночами. На стене молельной у него висела особая, написанная святыми людьми карта земли. Там было обозначено, где живут люди с песьими головами - турки, французы. И вот теперь Петр Семенович воочию видел, как оживали и шевелились эти песьи головы. Англичане, антихрист Бонапарт, его приспешники в холодном Петербурге - это все одно. Это гнездовье дьявола. Оттуда и бегут сюда на Яик несметные легионы черных, визгливых гаденышей.

   Чего им надо в казачьем крае? Какая сила их гонит сюда? Волк, побывавший в овечьей кошаре, отведавший крови, не успокаивается до самой смерти. Он будет всегда косо поглядывать из тьмы острым блеском хищных глаз.

   Вчера в поселок прислали бумагу, приказ Крыжановского - немедленно выбирать повсюду станичных, казачьих депутатов. На несогласных с Положением была наложена денежная контрибуция. Надо же на какие-то средства кормить всю эту ораву солдат, содержать судейских чиновников! Налетное воронье жадно до чужого добра.

   Выборы в третьем Калмыковском отделе были назначены на сентябрь. Подходило время снаряжаться на плавенное рыболовство, а тут - на тебе! Василист хорошо запомнил на всю жизнь и этот срок - для Соколиного поселка пятое число, четверг - и всю эту страшную осеннюю неделю. А так недавно он мечтал, что именно в эти золотые дни он назовет Лизаньку своей женой.

7

   В поселок Соколиный прискакал офицер и с ним десяток солдат. Зачем он приехал? Офицер ничего не говорил об этом, но все догадывались. Прошел слушок, что он показал начальнику форпоста Потапычу такую бумажку за подписью наказного Атамана, что со стариком чуть не приключился родимчик.

   Офицер был еще молод и очень высокого роста. Ноги у него были длинные, а туловище до странности коротко и узко - в полчеловека. Усы чуть не до ушей, бородка клинышком. Расположился он у Алаторцевых: их двухэтажный дом был очень приметен среди глиняных мазанок. Солдат развели по другим дворам.

   Офицер Виктор Пантелеевич оказался поручиком. Чин довольно почетный, по-казачьему - сотник. Но главное, чем он пленил в первые же дни Василиста, это умением веселиться и ладно поохотиться. Его черные, маслянистые глаза рвались вперед и постоянно смеялись. Усами своими и узким брюшком Виктор Пантелеевич напоминал молодому казаку запечного желтого таракана.

   Поручик, по-видимому, думал, что он приехал в гости. Ходил с казачатами выливать водою из нор сусликов, с увлечением гонял кубари, захлебываясь, учился играть в мосолки-альчи. Это было куда интереснее, чем обычные российские бабки или козны. Василист водил офицера на Нюньку, круглое камышовое озеро. Они там в смертельном азарте стреляли уток. Лазили по камышам, утопали в грязи, калились под солнцем. Василисту казалось, что с ним охотится свой же одножитель, давний приятель и друг.

   А как умело заигрывал Виктор Пантелеевич с казачками! Не казак и говорит на "о", словно колеса гоняет, а все девчата смотрели на него с жеманной улыбкой. Его прибаутки и песенки нравились всем казачкам. Сама Лизанька Гагушина постояла с ним на Красном яру. Казачки шептались потом, что она сильно "зацепила" офицера. Он вздумал ей тогда же подарить серебряный рубль. Лизанька удивленно подняла тонкие брови: