Шел по торному пути.

   XXVII

   Что ему души тревоги

   И сомнений черный ряд?

   На его прямой дороге

   Розы пышные лежат.

   Благосклонной волей рока

   Муж хорошенькой жены,

   Он ни в чем не знал упрека,

   Никакой за ним вины!

   В убежденьях неизменный,

   Он к себе и людям строг,

   Всем довольный, совершенный,

   Вот святой археолог!

   Точно папа, он безгрешен,

   И, презрев житейский мрак,

   Добродетелью утешен... --

   -- А короче: он дурак!

   XXVIII

   -- У меня не то в предмете.

   Не проедемся ль с тобой? --

   Генерал часы в жилете

   Надавил, прослушав бой.

   -- Предложение резонно! --

   Дмитрий знак рукою дал.

   Ряд татар близ павильона

   На скамейке заседал.

   В галунах, в рубашках алых,

   В серебре их кушаков,

   Там, прославленный в нахалах,

   Был синклит проводников.

   Там, блистая туалетом,

   Вся плеяда их была:

   Сулейман, Асан с Аметом,

   Мустафа и Хай-Була.

   XXIX

   Лица вам знакомы эти,

   Знаменитых ряд персон.

   Знак Сварогова заметя,

   Шел Асан в наш павильон.

   -- Лошадь мне! А наше дело? -

   Рек Сварогов, - разузнал?

   -- Нет-с! Она в коляску села.

   -- Вот досада! Генерал!

   Я сейчас иду с Асаном

   И оденусь в пять минут.

   Ты на ком? -- Я на буланом! --

   -- Жди меня! -- Я буду тут! --

   Жил в гостинице "Россия"

   Дмитрий, где наверно вы,

   Ялту посетив впервые,

   Жили, странник мой с Невы.

   XXX

   Осенью, в сезон купаний

   Ялта - преопасный град.

   Там рождает рой желаний

   Спелый, сочный виноград.

   Сок его сравню с Нарзаном,

   И сверкают, горячи,

   В грозди золотом и пьяном

   Солнца томного лучи.

   Ах, давно, в былые годы,

   Виноград был мой кумир --

   В нем эссенция природы,

   Жизни светлый эликсир.

   Изумрудом, аметистом

   И рубином он горит,

   И, налитый соком чистым,

   Бесподобен гроздьев вид!

   XXXI

   Это Вакха дар блаженный,

   Крыма спелый виноград,

   И вакханки несомненно

   Кисти нежные едят.

   Гроздьев полная корзина

   На столе... склонясь над ней,

   С кистью сочного рубина

   Алый ротик, -- что милей

   Юга солнце золотое.

   Крым, вакханки, виноград,

   В вашу честь "Эван! Эвоэ!"

   Я всегда кричать был рад!

   Ароматных ягод ветки

   Там висят над головой,

   И таинственны беседки,

   Заплетенные лозой,

   XXXII

   Конь лихой и благородный

   Подан Дмитрию меж тем.

   Дмитрий ездил превосходно,

   Джигитуя, как Ахтем*.

   Пусть берейтор, к школе падкий,

   Ездит, выпятивши грудь,

   Он татарскою посадкой

   Иногда любил блеснуть.

   Иноходцев крымских ходы

   Знал он: шлап, джибэ, аян,

   И чрез горы переходы

   Делал в сумрак и туман.

   Сотня верст -- ему не диво,

   Он умел владеть уздой

   И в седле сидел красиво.

   Тешась бешеной ездой.

   _____________

   *) Известный крымский наездник.

   ХХХIII

   Конь его, породы славной

   Суимбайских кобылиц,

   Породил в Крыму недавно

   Былей тьму и небылиц.

   Сильный, злобный и лукавый

   Он наездника убил,

   И историей кровавой

   Знаменит красавец был.

   С этих пор на нем езжали

   Только Дмитрий и Асан.

   Кто другой рискнет едва ли.

   В блеске чепрака, стремян, -

   Подвели его татары,

   И, кусая сталь удил,

   Длинногривый, темнокарый,

   Он храпел и землю рыл.

   XXXIV

   В шапочке Бахчисарая

   И с нагайкой, у крыльца,

   Позументами сверкая,

   Дмитрий сел на жеребца.

   Из-под бархата наряда,

   Широко с локтей упав,

   Шелком вышитый в два ряда,

   Белый свесился рукав.

   В серебре кушак наборный,

   Складки черных шаровар, --

   Это был наряд узорный

   Горских всадников татар.

   Не был принят, как черкеска,

   Для езды он верховой.

   И Мизинчиковым резко

   Критикован с Дуриной*.

   ______________

   *) См. строфу из "Евгения Онегина":

   "Носил он русскую рубашку

   Платок шелковый кушаком,

   Армяк татарский нараспашку

   И шапку с белым козырьком.

   Но только сим нарядом чудным,

   Безнравственным и безрассудным,

   Была не мало смущена

   Его соседка, Дурина,

   А с ней Мизинчиков..."

   XXXV

   -- Ну зачем ты злишь их, право?

   Твой наряд, конечно, вздор

   И невинная забава,

   Все ж он произвел фурор! --

   Говорил Будищев, шпоря

   В строгом трензеле коня.

   -- В сплетнях я не вижу горя! -

   Дмитрий рек: - Пойми меня!

   На манер тореадора,

   Цветом красного платка

   Я, хотя бы из задора,

   Подразнить люблю быка.

   Если глупая скотина,

   Наклонив рога, боднет, --

   Будет славная картина,

   И потешится народ!

   XXXVI

   -- Но бросать перчатку странно!..

   -- Или бисер мне метать?

   Дмитрий, подозвав Асана,

   Повернул коня опять.

   -- Генерал! Поедем прямо!

   К павильону держим путь!

   Там профессор, ваша дама...

   На эффект хочу взглянуть!

   И по набережной, с края,

   Иноходца горяча,

   Дмитрий мчался, весь сверкая

   В искрах знойного луча.

   В павильоне все привстали.

   Глядя на его наряд:

   - Как! Сварогов? -- Он! -- Едва ли!

   - Что за дикий маскарад!

   XXXVII

   -- Да-с, достойно интереса! -

   Остолопов сел, вглядясь.

   Хохотала баронесса:

   -- Проводник! Татарский князь!

   Право, мил он, посмотрите!

   Серж надел свое пенсне,

   И у баронессы в свите

   Шло волненье у Вернэ.

   С ироническою миной

   Остолопов зло глядел,

   И ему Сварогов чинный

   Сделал ручкой, мил и смел.

   -- Видишь, - Дмитрий рек, отъехав, -

   Как шокирован их круг?

   Я не ждал таких успехов!

   -- Ты бретер, мой милый друг!

   ХХХVIII

   Вот на улицу свернули,

   -- Айда! -- и летят по ней,

   Раздается в мерном гуле

   Частый топот их коней.

   Тень садов... дерев миндальных

   И глициний аромат,

   Тополей пирамидальных,

   Кипарисов темный ряд...

   И в тени зеленых лавров

   Виллы белые, как снег,

   Робко смотрят на центавров

   И на их веселый бег.

   В окнах спущенные шторы,