Хорошо петь и слушать эту песню именно во вьюжный неласковый вечер, когда за окнами буровит сугробы ветер, зима грозит лютыми морозами, хорошо знать и верить, что пуховый платок, связанный добрыми руками, не пустит ее на порог.
Услышишь ее — и вдруг шевельнется в сердце какое-то пронзительно-острое чувство нежности к матери. И где бы ты ни был в эти минуты, захочется видеть дорогие черты и любить…
Слагая песню, авторы — композитор Григорий Пономаренко и поэт Виктор Боков — черпали свое вдохновение в красоте, которую создали золотые руки пуховниц.
Смотришь на платки, связанные Натальей Андреевной Победимовой, Пелагеей Григорьевной Чумаковой, Дарьей Ильиничной Максименко, Раисой Ивановной Куватовой, Анной Дмитриевной Колесиной и другими знатными оренбургскими пуховязальщицами, и невольно вспоминаешь о древнем мастере, силой таланта, любви и одержимого труда вдохнувшем жизнь в созданную им же каменную статую.
Пуховый платок хранит в себе не только ласковое тепло пуха. Из каждого проглядывает самобытная душа мастера. Платок Победимовой всей своей лирической сутью отличается от платка, связанного Куватовой, хотя обе вязальщицы пользовались в общем-то одним и тем же традиционным набором узоров. Но каждая по-своему сумела заставить «заговорить» материал, у каждого платка свое очарованье.
На Оренбургском комбинате пуховых платков более четырех тысяч мастериц. Но нельзя думать, что все они сидят в большом здании, поют песню и вяжут платки. Нет. Рабочим местом для них может стать солнечное крылечко, завалинка, русская печь, скамеечка в саду… Мастерица, занимаясь рукоделием, держит под приглядом детей, домашнее хозяйство. Найдется днем часок-другой свободный — она берет в руки спицы, нет времени — откладывает работу на вечер или на другой подходящий час. Ее никто не подгоняет, однако у нее есть определенное задание на месяц, и выполнить его она обязана. Ведь комбинат исправно оплачивает ее труд, поддерживает сырьем.
Свою профессию пуховязальщица считает для себя вечной, «делом на всю жизнь». Даже после ухода на пенсию она не может переключиться на какое-то другое занятие, чтобы отдохнуть от вязания. Прасковья Васильевна Корвякова, Валентина Ивановна Бугункова и Анастасия Матвеевна Михайлова, став пенсионерками, всего несколько месяцев отдыхали, потом снова попросились в «штат», потому как, по словам одной из них, «разве это житье, коль рукам места нет».
Нелегко вовремя обеспечить всех надомниц пухом, собрать и отправить готовые платки, проследить за их качеством. Этим и занят на местах служебный аппарат двадцати производств комбината. Их руководители хорошо знают дело. Многие из них в прошлом — отличные вязальщицы.
Ольга Александровна Федорова, инженер комбината по качеству, так и говорит:
— Меня на эту должность платки продвинули. Родилась и жила я в Саракташском районе в селе Желтое. У меня и бабушка, и мама платки вязали. И я в семь лет спицы взяла… Теперешняя моя должность требует не только опыта большого, но и знаний хороших. Сейчас вечерний техникум заканчиваю…
В складе готовой продукции Ольга Александровна показала несколько платков.
— Глядите, какая аккуратная, неторопливая работа, — сказала она и, будто советуясь, добавила: — Нравится?.. Вот. Эти платки по ГОСТу и новой технологии связаны…
Последние слова насторожили меня. О какой новой технологии может быть речь, если имеется в виду ручная вязка пухового платка? Неужто стальные спицы заменили на пластмассовые или придумали еще что-то?
— Вяжем так же, как и сто лет назад… меняется лишь сам подход к пуховязальному делу, — поясняет инженер Галина Алексеевна Башина. — Понимаете, сколько вязальщиц, столько и стилей, манер. С одной стороны, это хорошо. А с другой… Если присмотреться к работе каждой кустарки, то нетрудно заметить, что каждая по-разному расчесывает пух, прядет и тростит нитки. У одной они выходят тоньше, у другой — толще, одна лучше скрутит, другая — хуже. От этого и платки получались разнородными. По качеству, по величине и весу. Без определенного стандарта комбинату трудно было бы вести учет, оценку и оплату платков. Теперь у нас есть техническая документация, которая и гарантирует выпуск изделий высокого качества.
— Простите, Галина Алексеевна, а как чувствует себя одаренная мастерица в окружении этих ГОСТов? Не сковывают ли они ее инициативу и художественную фантазию? — спрашиваю я.
— Нет-нет, не сковывают. В стандарте оговорены только размер и вес изделия, качественные показатели обработки пуха и пряжи, а все остальное — рисунок, мотив, орнамент — вязальщица может выбирать по вкусу. Пожалуйста, твори, изобретай, фантазируй… Даже опытной вязальщице стандарт помогает держать ориентир, то есть предусматривает содержание платка: в ажурном, например, должно быть около семидесяти процентов пуха, а в простом теплом — чуть поменьше. Стандарт не позволяет вместо хлопчатобумажной и шелковой ниток использовать вискозные или капроновые… Наш платок легко отличить от базарного. Конечно, и там бывают хорошие платки. Но чаще на базар вяжут кто во что горазд. Запрядут кое-как две нитки пухом и давай вязать… А чтобы платок темный был, используют любой краситель, могут даже сажей покрасить…
— А у нас на комбинате, — продолжает Галина Алексеевна, — стандарт предусматривает строгий режим крашения, устойчивые красители. Он не запрещает мастерице создавать любые рисунки и узоры, кроме примитивных.
На мою просьбу почитать какую-нибудь литературу о пуховязании Татьяна Гавриловна Кириллова, директор комбината, ответила:
— У нас, к сожалению, нет никаких книг и пособий. Опыт лучших мастериц — единственная наша школа и основа технологии вязания. Для создания новых рисунков и узоров устраиваем конкурсы мастерства. Вот недавно некоторые вязальщицы были награждены премиями. Лучшие их платки сфотографированы и снимки разосланы по всем производствам как эталоны…
— Но разве может быть эталон в живом творчестве? Разве не стеснят рамки загодя составленной фотосхемы инициативу рукодельницы, не превратят ее в раба чужой идеи?
— Нет, конечно. Для опытной вязальщицы это не опасно, ее не собьешь — у каждой своя манера, свой почерк. А фотографии мы рассылаем для молодых вязальщиц и для тех, кто по разным причинам не дотягивается до той отметки по качеству и художественной отделке, какие нам нужны.
— Помню, я еще девчушкой была, — говорит Ольга Александровна. — Приехал к нам в село художник. Начальство нашей артели его пригласило. Пускай, дескать, понарисует для наших пуховниц таких узоров, каких ни у кого нет. Всем нос утрем… Много всяких эскизов-завитушек этот художник понаделал, да только не пришлись они нам по душе. Мы ведь никогда загодя на бумаге не рисуем будущий платок, а сразу вяжем, держа в памяти все узоры и рисунки. Зачем сглядывать с чужого, когда свои глаза и голова есть? Пуховница только и ценна своей выдумкой-живинкой…
— Да, верно, — согласно киваю я и думаю о художнике, который взялся поучать народных мастериц, корректировать их самобытное искусство вместо того, чтобы глубоко вникнуть в него, в нем почерпнуть силы.
Разве не дружба с рукодельницами и любовь к их ремеслу помогли оренбургским скульптору Надежде Петиной и художнику Николаю Ерышеву создать в бронзе и красках выразительные композиции «Оренбургский пуховый платок»?
Я спрашиваю женщин, как им работается, не мешает ли им кто, не тормозит ли.
— Нет, нас не тормозят, наоборот, подбадривают, — улыбаясь, говорит Татьяна Гавриловна. — Ежегодно планируют прирост объема производства в среднем на шесть процентов. Ставят, как говорится, новые и новые рубежи… Все верно: комбинат, как и всякое производство, должен расти, но…
— Но что привычно и обязательно для иного промышленного предприятия, пуховязальному не совсем подходит, — продолжает мысль директора Галина Алексеевна. — Какое новшество внедришь в технологию ручного вязания, если она и сто лет назад была точно такою, как теперь, если любое изменение в ней ведет не к улучшению качества платка, а наоборот?..