Аверченко Аркадий Тимофеевич

Гордость нации

Городовой Сапогов

   Ялтинский городовой Сапогов получил от начальства почетное, полное доверия к уму и такту Сапогова поручение: обойти свой участок и проверить всех евреев -- занимается ли каждый еврей тем ремеслом, которое им самим указано и которое давало такому еврею драгоценное, хрупкое право жить среди чудесной ялтинской природы...

   Проверять хитрых семитов Сапогову было приказано таким образом: пусть каждый семит сделает тут же, при Сапогове, на его глазах, какую-либо вещь по своей ремесленной специальности и тем докажет, что бдительное начальство не введено им в заблуждение и недостойный обман.

   -- Ты только держи ухо востро, -- предупредил Сапогова околоточный. -- А то -- так тебя вокруг пальца и обкрутят!

   -- Жиды-то? Меня-то? Да господи ж.

   И пошел Сапогов.

   -- Здравствуйте! -- сказал Сапогов, входя к молодому Абраму Голдину. -- Ты это самое, как говорится: ремесло свое... Сполняешь?

   -- А почему мне его не исполнять? -- удивился Абрам Голдин. -- Немножко кушаю себе хлеб с маслом. Знаете -- фотография, конечно, такое дело: если его исполнять, то и можно кушать хлеб с маслом. Хе-хе! На здоровьичко...

   -- Та-ак, -- нерешительно сказал Сапогов, переминаясь с ноги на ногу. -- А ты вот что, брат... Ты докажи! Проверка вам от начальства вышла...

   -- Сделайте такое одолжение, -- засуетился Абрам Голдин, -- мы сейчас из вас сделаем такую фотографию, что вы сами в себя влюбитесь! Попрошу вас сесть... Вот так. Голову чуть-чуть набок, глаза сделайте, попрошу немножко интеллигентнее... рот можно закрыть! Закройте рот! Не делайте так, будто у вас зубы болят. Нос, если вам безразлично, можно пока рукой не трогать. Потом, когда я кончу, можно его трогать, а пока держите руки на грудях. Прошу теперь не шевелиться: теперь у вас за-ме-ча-тель-но культурный вид! Снимаю!! Готово. Спасибо! Теперь можете делать со своим носом что вам угодно.

   Сапогов встал, с наслаждением расправил могучие члены и с интересом потянулся к аппарату.

   -- А ну -- вынимай!

   -- Что... вынимать?..

   -- Что там у тебя вышло? Покажь!..

   -- Видите ли... Сейчас же нельзя! Сейчас еще ничего нет. Мне еще нужно пойти в темную комнату проявить негатив.

   Сапогов погрозил Голдину пальцем и усмехнулся.

   -- Хе-хе! Старая штука!.. Нет, брат, ты мне покажи сейчас... А этак всякий может.

   -- Что это вы говорите? -- встревожепно закричал фотограф. -- Как же я вам покажу, когда оно не проявлено! Нужно в темную комнату, которая с красным светом, нужно...

   -- Да, да... -- кивал головой Сапогов, иронически поглядывая на Голдина. -- Красный свет, конечно... темная комната... Ну, до чего же вы хитрые, жидова! Учитесь вы этому где, что ли... Или так, -- сами по себе? Дай мне, говорит, темную комнату... Ха-ха! Не-ет... Вынимай сейчас!

   -- Ну, я выну -- так пластинка будет совершенно белая!.. И она сейчас же на свету пропадет!..

   Сапогов пришел в восторг.

   -- И откуда у вас что берется?! И чтой-то за ловкий народ! Темная, говорит, комната... Да-а. Ха-ха! Мало чего ты там сделаешь, в этой комнате... Знаем-с. Вынимай!

   -- Хорошо, -- вздохнул Голдин и вынул из аппарата белую пластинку. -- Смотрите! Вот она.

   Сапогов взял пластинку, посмотрел на нее -- и в его груди зажглась страшная, тяжелая, горькая обида.

   -- Та-ак... Это значит, я такой и есть? Хороший ты фотограф. Понимаем-с!

   -- Что вы понимаете?! -- испугался Голдин. Городовой сумрачно посмотрел на Голдина...

   -- А то. Лукавый ты есть человек. Завтра на выезд получишь. В 24 часа.

   Сапогов стоял в литографической мастерской Давида Шепелевича, и глаза его подозрительно бегали по странным доскам и камням, в беспорядке наваленным во всех углах.

   -- Бонжур, -- вежливо поздоровался Шепелевич. -- Как ваше здоровьице?

   -- Да так. Ты ремесленник будешь? А какой ты ремесленник?

   -- Литографический. Ярлыки разные делаю, пригласительные билеты... Визитные карточки делаю.

   -- Вот ты мне это самое и покажи! -- сказал подмигивая Сапогов.

   -- Сколько угодно! Мы сейчас, ваше благородие, вашу карточку тиснем. Как ваше уважаемое имя? Сапогов? Павел Максимович? Одна минутка! Мы прямо на камне и напишем!

   -- Ты куда? -- забеспокоился Сапогов. -- Ты при мне, брат, пиши!

   -- Да при вас же! Вот на камне!

   Он наклонился над камнем, а Сапогов смотрел через его плечо.

   -- Ты чего же пишешь? Разве так?

   -- Это ничего, -- сказал Шепелевич. -- Я на камне пишу сзаду наперед, а на карточке оттиск выйдет правильный.

   Сапогов засопел и опустил руку на плечо литографа.

   -- Нет, так не надо. Я не хочу. Ты, брат, без жульничества. Пиши по-русски!

   -- Так оно и есть по-русски! Только это ж нужно, чтобы задом наперед.

   Сапогов расхохотался.

   -- Нужно, да? Нет, брат, не нужно. Пиши правильно! Слева направо!

   -- Господи! Что вы такое говорите! Да тогда обратный оттиск не получится!

   -- Пиши, как надо! -- сурово сказал Сапогов. -- Нечего дурака валять.

   Литограф пожал плечами и наклонился над камнем. Через десять минут Сапогов сосредоточенно вертел в руках визитную карточку и, нахмурив брови, читал:

   -- Вогопас Чивомискам Левап. На сердце у него было тяжело...

   -- Так... Это я и есть такой? Вогопас Чивомискам Левап. Понимаем-с. Насмешки строить над начальством -- на это вы горазды! Понимаем-с!! Хороший ремесленник! Отметим-с. Завтра в 24.

   Когда он уходил, его добродушное лицо осунулось. Горечь незаслуженной обиды запечатлелась.

   "Вогопас, -- думал, тяжело вздыхая, городовой, -- Чивомискам!"

   Старый Лейба Буцкус, сидя в уголку сквера, зарабатывал себе средства к жизни тем, что эксплоатировал удивительное изобретение, вызывавшее восторг всех окрестных мальчишек... Это был диковинный аппарат с двумя отверстиями, в одно из которых бросалась монета в пять копеек, а из другого выпадал кусок шоколада в пестрой обертке. Многие мальчишки знали, что такой же шоколад можно было купить в любой лавчонке, без всякого аппарата, но аппарат именно и привлекал их пытливые умы...

   Сапогов подошел к старому Лейбе и лаконически спросил:

   -- Эй, ты! Ремесленник... Ты чего делаешь?

   Старик поднял на городового красные глаза и хладнокровно отвечал:

   -- Шоколад делаю.

   -- Как же ты его так делаешь? -- недоверчиво покосился Сапогов на странный аппарат.

   -- Что значит -- как? Да так. Сюда пятак бросить, а отсюда шоколад вылезает.

   -- Да ты врешь, -- сказал Сапогов. -- Не может этого быть!

   -- Почему не может? Может. Сейчас вы увидите.

   Старик достал из кармана пятак и опустил в отверстие. Когда из другого отверстия выскочил кусок шоколада, Сапогов перегнулся от смеха и, восхищенный, воскликнул:

   -- Да как же это? Ах ты, господи. Ай да старикан. Как же это оно так случается?

   Его изумленный взор был прикован к аппарату.

   -- Машина, -- пожал плечами апатичный старик. -- Разве вы не видите?

   -- Машина-то -- машина, -- возразил Сапогов. -- Да как оно так выходит? Ведь пятак-то медный, твердый, а шоколад сладкий, мягкий... как же оно так из твердого пятака может такая скусная вещь выйти?

   Старик внимательно посмотрел своими красными глазами на Сапогова и медленно опустил веки.

   -- Электричество и кислота. Кислота размягчает, электричество перерабатывает, а пружина выбрасывает.

   -- Ну-ну, -- покрутил головой Сапогов. -- Выдумают же люди. Ты работай, старик. Это здорово.

   -- Да я и работаю! -- сказал старик.