— Андрей, тебе ещё раз светиться в Штатах не стоит. Улетайте оттуда. Двигатель починили и обкатали, бак остался на аэродроме. Владимир Константинович сейчас готовит тебе маршрут через Барбадос и Праю. Справишься один? А Марго используй для перекачки топлива. Дело сделано, поэтому нет смысла рисковать. До Европы используете текущие документы, а дальше – свои. В Порто вас будут ждать второй пилот и механик! В Испании не садиться. Республика на грани поражения и у Марго могут быть неприятности.

Вот так мы и добрались до Одессы. В Порто нас ждал Ершов, Серов и Малыгин. Серов только–только из Испании. Там совсем плохо! Вооружения, посланные СССР, застряли во Франции. Республика доживала последние дни. Пришлось огибать Пиренейский полуостров и идти Южным маршрутом вдоль Африки. Потом на Кипр, в Грецию и дома! Машина не подвела! Переобулись на лыжи и с одной посадкой в Чкаловский. Нас обоих на аэродроме затискали наши друзья: живой!!! Чкалов, Супрун, сам Александр Иванович прибежал, Стефановский просто чуть не задушил. Меня и Риту качали. Не было Владимира Константиновича.

— А где Коккинаки?

— В госпитале. Вчера поломался чуток на Иванове–2.

— Сильно?

— Хорошо поломался. Врачи говорят, что жить будет.

— Ещё новости есть?

— Новостей много, но мелкие…

На аэродром въехали несколько ЗиСов. Лаврентий Павлович и Павел Анатольевич. Здесь было почти без объятий, сухо и деловито. Поздравили, постояли–поговорили, пока охрана грузила наши вещи, нас посадили в машину и оттуда поехали прямо в Кремль. Я доложил Сталину, что его задание выполнено. Самолетные радиостанции и оборудование для завода по их производству, вместе с международными патентами доставлены. Рита впервые была представлена Сталину. Сталин заметил, что если у нас такая молодёжь, то наша страна непобедима. Пожал руку Рите. Подошёл ко мне, подал руку:

— Товарищ Андреев, это первая часть работы! С ней вы успешно справились, с помощью всего СССР. Я жду от вас, в дальнейшем, такой же работы!

Мы вышли, а Берия и Судоплатов остались. Они вышли через полчаса, улыбающиеся. Павел Анатольевич сказал Берия, что завезёт нас домой и будет часа через три.

— Вас обоих представляют к ордену Ленина! — сказал в машине Судоплатов.

— А вас? Без вас бы ничего не получилось!

— И меня, и «Седого»

Сегодня мы едем в Кремль получать награды. Одну награду я уже получил утром: при попытке поднять на руки Риту, она сказала: «Осторожнее, пожалуйста! Мы не одни!» И показала на живот.

Да! Ещё! Чуть не забыл! Атлантический океан пересекал с нами ещё один член экипажа и член семьи. Когда второй раз мы прилетели в Мексику, я, зачем–то, взял телефонную книгу. Через некоторое время, Сергей сказал мне: «У Риты – ярко выраженные способности художника! Предложи ей позвонить по этому телефону! Это гениальный художник и большой друг СССР. Его зовут Диего Ривера. Пусть договорится с ним о встрече!»

Рита мгновенно согласилась! Подъезжаем к имению Риверы: высокий забор вокруг имения, тут это у всех зажиточных господ так, нам открыли двери и меня обступили голые собаки! Собаки, у которых совсем нет шерсти. Одни из них лаяли, другие ластились. «Это – мои собаки! Ты просил их показать?» – сказал Сергей. Я застыл, присматриваясь к неизвестным животным. Потом присел и попытался их погладить, но они исчезали у меня из–под рук. «Они всегда такие, когда видят незнакомого человека! Вон та вот, просто красавица!» Я попытался подозвать её. Ноль эмоций! «Разреши, я попробую!» – сказал Сергей. Он подозвал собаку и она подошла. Недоверчиво обнюхала, а потом прыгнула мне на руки! Дон Ривера, который уже почти входил в дом с Ритой, остановился, и посмотрел на меня с собакой. Я погладил животное и осторожно спустил её на землю. Мы вошли в дом и сели на диван. Дон Диего позвонил в колокольчик и бросил вошедшему человеку несколько фраз по–испански. Затем сказал Маргарите дать ему одно песо. Принесли 4 щенков. «Дон Эндрю! Я видел, как «Знающая Только Себя», это её кличка по–английски, прыгнула вам на руки! Она никого не любит и никому не доверяет. Вам она – поверила! Это – её щенки! Выбирайте!» «Пусть их опустят на землю!» – сказал Сергей за меня! «Вот этот!» – и моей рукой показал на небольшого остроухого тёмнокожего щенка, который уже вцепился в тапок хозяина. «Дон Эндрю понимает толк в собаках!» – улыбнулся дон Диего, поднял щенка и передал его Рите. «Это ваша собака!» Рита взяла собаку и, неожиданно, сказала: «Он – теплый! И кожа, как у ребёнка!», причём по–русски! Больше она его с рук не спускала, в течение вечера! Он прилетел с нами в СССР. Его зовут Огонёк, Тлетль по–индейски!

С головой ушёл в подготовку учений. Для повышения точности работы пришлось поставить четыре «редута» и работать по общей базе, решая вопросы наведения через горизонтальные углы. Сергей через меня подсказал Бергу идею использовать вычислители. Идея витала в воздухе и была подхвачена мгновенно. Первого марта, наконец, поступила новая станция «Редут–М» с волноводами. Дальность заметно выросла и составила 200 км.

Я очень много внимания уделял методам и способам маскировки станций и орудий ПВО. Мы стали использовать раздвижные телескопические мачты, разработанные в 20–е годы для радиофикации страны, и с их помощью поднимать над станциями крупноячеистую сеть с привязанными к ней зелёными, белыми, желтыми, красными тряпочками, взятыми из отходов швейного производства. Расчёт маскировки сначала давал Сергей, затем маскировщики сами научились это делать. Я летал на «воздушную разведку», проверял их работу. С ТБ–3 сделали фотографию района, и я отдал эти снимки слушателям Академии с задачей установить месторасположение объектов. Объекты обнаружены не были.

Поступили, наконец, все двенадцать новых И–16 28 серии. Они больше напоминали так и не состоявшийся И–180, т. к. Николай Николаевич полностью изменил переднее кольцо капота: он стал на 6 см длиннее и больше напоминал NACA, т. к. Поликарпов использовал на нём автомат регулировки температуры. Винты были трехлопастные. Вооружение было не одинаковым: на большей части машин было два синхронизированных ШКАСа и две крыльевые пушки ШВАК, но 4 самолёта имели усиленное вооружение: два крупнокалиберных синхронизированных Березина и два ШВАКа. Переговорив с выздоравливающим Коккинаки, который уже начал приходить на аэродром, я принял звено этих «уничтожителей бомбардировщиков». Начались полёты на слётанность, воздушную стрельбу, ночной перехват. Радиостанции работали стабильно, никто ни на что не жаловался, кроме как на то, что шлемофон получился тяжёлый и жаркий.

Тлюша подрос и повадился, с установлением тёплой погоды, ездить со мною на аэродром.

Большую работу провели в штабе эскадрильи: соорудили большой макет местности, большой прозрачный планшет с нанесёнными сетками направлений и дальностей. Наделали макетов самолётов. 12 из них были красными, остальные синими. 25 апреля доложили о готовности к проведению учений. Все станции перевели на круглосуточное дежурство. Эскадрильей временно командовал Супрун, командирами звеньев были Ершов, Серов и я. Эскадрилью перевели на дежурство на аэродроме. Трое суток было спокойно, но 28–го над Чкаловским попытался пролететь самолет на большой высоте. Он был обнаружен за 200 км и его вели операторы, когда стало ясно, что его курс ведёт к Чкаловскому, было поднято звено Серова, они перехватили самолёт в 50 км от аэродрома и принудили его к посадке. Управлял самолётом Смушкевич! Учения начались! Три дня и три ночи мы отражали атаки авиации противника. Яков Владимирович обладал потрясающей способностью не спать и не уставать. Для нас же всех эти три дня были невероятно тяжелы. На второй день учений приехали Ворошилов и Сталин. Мы находились в воздухе и «отражали» атаку целого полка ТБ–3 под прикрытием двух эскадрилий И–16 десятой серии. Все бомбардировщики тащили за собой конусы, учения были с боевой стрельбой. Какой дурак придумал это – неизвестно, потому, что атаковать «внутренние» самолёты было практически невозможно: мешали конусы и тросы. Но мы развалили строй бомбардировщиков, проскочив в «щелочки» между ними и конусами. Конечно, для рядовых лётчиков это было бы невозможно, но в кабине наших камуфлированных «Ишачков» сидели лучшие летчики–испытатели страны. Опасаясь столкнуться, первая девятка рассыпалась, её атаковали по очереди четыре пары истребителей, остальные занимались тем, что отвлекали прикрытие. По истребителям не стреляли, стрельба велась только по конусам бомбардировщиков. Дружной атакой соединившееся звено Серова атакует вторую девятку. Я, со своим ведомым, отстреливаюсь по крайнему в третьем звене, вертикально уходим вверх, срывая атаку прикрытия, переворачиваемся, атакуем ещё одного, видим штопорящий «Ишачок» прикрытия! Не тягайся с нами на вертикали! У нас на триста сорок сил больше! И новые винты! Бой распался на отдельные очаги, затем «десятки» стали выходить из боя, т. к. кончилось топливо, мы «добивали» оставшиеся бомбардировщики, затем и сами пошли на посадку. О том, что за боем наблюдают нарком обороны и Сталин мы узнали на земле. Идем, переругиваясь и горячо обсуждая детали боя: кто, кого и как, кто помог, кто мешал. Тут к нам на полном ходу несколько «паккардов» подлетают, а оттуда Сталин, Ворошилов, Смушкевич, вездесущий Чкалов, Коккинаки с тросточкой. Супрун доложился. Ворошилов расплылся в улыбке: «Ну и матершинники–же у вас в эскадрилье! Крепкое словцо в бою очень помогает!» Сталина обступили лётчики. Больше всего его интересовал вопрос, как им нравится новая система управления воздушным боем. Настроение всех высказал Серов: «Товарищ Сталин! Если бы нам год назад такие машины и такие рации, и главное!!! локаторы в Испанию! Эх!» и бросил на землю шлемофон.