Когда все вышли, Сталин меня спросил:

— Тебе жить надоело? Зачем устроил этот цирк? Почему ко мне не пришёл?

— Не хотел людей обижать! Прошлый раз вон как получилось! Мы дело сделали, а на нас – донос написали. Те, кто это дело бы завалил. Коккинаки во второй звезде из–за этого отказали.

— Донос мы прочитали и разобрались.

— Из–за меня людей в тыл к японцам посылали…

— Мальчишка ты ещё совсем! Ты делаешь государственное дело, так будь добр, соответствовать! Поедешь в ЗОВО. Там самое опасное направление. Подчиняться будешь мне! Лично! Пошли обедать!

В апреле кончилась «странная война», немцы начали наступление в Европе. 24 мая Англия эвакуирует свои войска с континента, а 22 июня 40 года наносят поражение Франции. За три месяца войска союзников разгромлены. Такого не ожидал никто!

Через 6 месяцев, 4 сентября, я взлетел на Су–9, и мы выиграли серию у Микояна! Николай Николаевич закончил работы по И–185. Чкалов показал их во всей красе! 18 августа 40 года я ещё раз принял участие в параде на И–185 М–71ФН–К. Су–9 ещё только делал подлётки. Практический потолок у нового «И» – 11000 м! Мы показали групповой пилотаж. В июне, по завершению испытаний, самолёты И–185 пошли в серию и их начали получать полки ПВО трех округов: Одесского, Западного Особого и Киевского Особого. Я догнал Сергея, я уже комбриг. Работы по штурмовику идут: изготовили 10 фюзеляжей. Два из них обстреливали, два ломали и продували в ЦАГИ. Шесть двигателей готово, дали тягу 3200 кг. Это чуточку хуже, чем у Су–25, но кои наши годы! Зато двигатели для Су–9 уже выпускаются серийно!

В сентябре мы были готовы к проведению летных испытаний «девятки». Полтора месяца 4 человека гоняли все 4 машины. Отрабатывали всё. Чкалов выложился полностью. Стефановский сказал, что он похудел! А меня сорвали с испытаний дела в Округе. Немецкая разведка стала проявлять интерес к тому, что происходит у нас. В ноябре начали поступать серийные Су–9, я приказал переучивание вести под Смоленском. Ворошилов сказал, чтобы Су–9 участвовали в параде 7 ноября. Едва–едва удалось отговорить Сталина не демонстрировать новую технику! Достаточно И–185, Ла–3 с М–82ФН, Як–1 и Пе–2! Первый Су–12 поднялся в воздух в декабре. Он показал отличную манёвренность и огромную огневую мощь. Но, катапульт, ни на Су–9, ни на Су–12, не было. На всех машинах стояли автоматы по скорости. Разгоняться свыше 900 км – запрещалось, просто убиралась подача топлива. 2 февраля Су–12 был принят на вооружение, с оговоркой: обязать АП установить катапульту. 15 марта я сбил Ю–86 на высоте 12500 тысяч, который занимался аэрофотосъёмкой позиций одной из моих дивизий. Был скандал с немцами, но здесь они летать перестали. 15 апреля первое звено Су–12 прибыло в Смоленск. Вместе с полковником Головановым отобрали наиболее опытных летчиков в двух полках. Спарок не было. Сергей сказал, что самолёт довольно сильно отличается от Су–25, но, тем не менее, я взлетел! Выполнил коробочку. Немного необычно, всё внизу, ты сидишь почти по плечи в высоком фонаре. Стёкла очень толстые. Самолёт прекрасно слушается. Заход на посадку, закрылки, воздушный тормоз, шасси, касание и тормозной парашют. Сбрасываю парашют. Заруливаю. Летает! Звонок Сталину.

14 июня 1941 года. Кремль. Заседание НКО под председательством Сталина. Разведка сообщила о сосредоточении немецких и румынских войск на протяжении всей западной границы.

Присутствовали практически все высшие начальники и руководство. От «нас», ПВО, был я и Коккинаки. Лейтмотив всех выступлений: у нас с немцами договор о ненападении, нет необходимости провоцировать немцев. Прошу слово:

— Товарищ Сталин! У меня под Смоленском на полигоне расставлены в качестве мишеней списанные танки, более батальона, автомобили, более 200 и порядка тысячи ростовых мишеней. Давайте в среду пригласим военных атташе Германии и Италии на показательные учения 2–й дивизии ПВО и полка Голованова! Сначала ударят штурмовики, а затем мы их перехватим. Это – не провокация, а демонстрация силы.

— Сколько готовых Су–12?

— Один полк, 36 машин. По данным агентурной разведки, приказ о наступлении на годовщину капитуляции Франции отдан. Надо показать немцам, во что превратятся их войска и люфтваффе.

— Я всегда вас знал, комбриг Андреев, как прожжённого авантюриста!

— Товарищ Сталин! Мои авантюры летают, а наше ПВО готово к отражению атаки. Этими учениями мы либо остановим войну, либо оттянем максимально срок её начала. Игра стоит свеч. Полки ПВО рассредоточены, их расположение противником не вскрыто. У нас есть шанс. Большой шанс.

— Товарищ Жуков, ваше мнение?

— Если немцы планируют операцию, это может их остановить, если не планируют, то поймут, что они солидно отстали. Мы ничего не теряем, товарищ Сталин.

— Товарищ Шапошников?

— Тогда уж и румын надо пригласить!

— Товарищ Молотов! Организуйте приглашение! Товарищ Ворошилов! А вы ответственны за банкет на месте учений! Товарищ Берия! За безопасность! Товарищ Андреев – за проведение учений. Приступайте!

18 июня 1941 года. В трех километрах восточнее нашего полигона стояла большая трибуна. На трибуне почти всё руководство НКО, Сталин, Берия, Маленков, Молотов и приглашённые дипломаты. Владимир Константинович докладывает Сталину о готовности.

Над трибунами со свистом проносится полк Су–9, за ним с рёвом проходит полк И–185–х, затем в красивом строю проходит две эскадрильи Су–12 с инертными бомбами и кассетами НУР. Их встречают громкие аплодисменты руководства и недоумённые взгляды военных атташе, с фотоаппаратами, которых я и Павлов предварительно провезли по полигону и показали комплекс. Заходит пара Су–12 и открывает огонь НУРами! Сплошной поток огня из–под крыльев до самой земли, боевой разворот и грохот восьми пушек! Горка и самолёты исчезают в небе. Заход второй пары и 16 ФАБ–500 вновь раскачивают трибуны.

Высоко в небе появляется девятка Пе–8. Владимир Константинович громко объявляет, что на высоте 12500 метров появилась эскадрилья самолётов противника, идущая со скоростью 475 км/час. И демонстрирует на поднятом прозрачном планшете макетики. Четверо красноармейцев с голубыми петлицами ему помогают. На перехват выходит эскадрилья Су–9. Скорость 900 км/час. Инверсионные следы пересекаются, истребители делают несколько заходов, и бомбардировщики начинают снижаться. Владимир Константинович рапортует, что противник уничтожен. Снизившиеся перехватчики идут со свистом вдоль полигона и, включив форсаж, делают свечку над трибуной. Все затыкают уши. Подъезжают машины и все едут смотреть, что осталось от мишеней: перевёрнутые и горящие танки, разбитые в хлам машины. Сломанные стойки мишеней. Подъезжаю я и докладываю Сталину, что учения успешно завершены. Ворошилов даёт команду грузиться, и всех везут чуть дальше трибун, где всех ждёт горячий обед и большое количество выпивки. Сталин подзывает меня и Голованова, и довольный пожимает нам руки.

— Товарищ Сталин! Климент Ефремович немного перестарался! Их нельзя сейчас сильно поить! Надо доставить их в Москву. Самолёты готовы!

Пообещав всем показать самолёты, принимавшие участие в учениях, везём дипломатов в полк Голованова и показываем Пе–8. «Остальное – в секретном листе! Мы – сожалеем!» Грузим атташе в три ПС–84 и отправляем на Центральный аэродром. Возвращаемся к руководству учений. Кроме Сталина, Берия и Жукова, остальные уже, довольно крепенько, приложились.

— Проводили?

— Так точно!

— Не шумели?

— Нет!

— Товарищ Сталин! Надо бы привести войска в готовность №1. — сказал Жуков.

— Не сейчас! Ночью!

— Слушаюсь, товарищ Сталин!

Я налил себе коньяка. Сталин удивлённо посмотрел на меня.

— Думаю, что полётов сегодня не будет!

20 июня немцы начали отвод войск от нашей границы.

21–го я вылетел домой, в Москву. Завтра – выходной день, который никогда не станет чёрным днём календаря в нашей стране. Вошел домой и услышал Сергея: