Кэрд бросил взгляд на окаменевших мелких богомолов, разложенных на одном конце стола, и сказал:

— Для них и зеленый достаточно хорош, должен я заметить. Не зря Бог сделал их именно такими. Ну зачем же золотить лилию?

Озма, напрягшись, выпрямилась. Ее черные глаза расширились, губы скривились.

— Ты что хочешь испортить мне настроение? Тоже мне критик! Неужели не можешь просто разделить со мной мою радость и оставить при себе свои невежественные суждения?

— Ну, ну, — поспешно сказал Джеф, прикасаясь к плечу жены. — Ты же сама требуешь, чтобы всегда говорили правду в ничего не скрывали. Сама говоришь, что надо открыто выражать свои чувства. Я счастлив, оттого, что ты счастлива в своей работе…

— Искусство — это не работа!

— Ну хорошо, в искусстве. Я рад тому, что ты пользуешься такой известностью у публики. Прости меня. Ну что я могу знать?

— Позволь мне, ты, полицейский, сообщить тебе кое-что! Изучая насекомых, я многое узнала. Известно ли тебе, что внешние формы насекомых — пчелы, осы, муравья — все представляют собой общества, в центре которых стоят женские особи? Самцы у них используются только для оплодотворения.

— Да? — усмехаясь, спросил он. — И что, по-твоему, это означает?

— Мы, женщины, могли бы посчитать, что энтомология является ключом к будущему?

Она разразилась смехом, одной рукой обнимая мужа, а во второй продолжая держать кисть, тонким шлангом соединенную с каким-то прибором на столе. Джеф поцеловал жену и подошел к настенному экрану. Гнев Озмы явился и исчез, словно прилив мимолетного тепла, не способный причинить ни малейшего вреда. Включив экран звуком своего голоса, он спросил о предстоящем на сегодня расписании. Он, наверное, более других жителей Вторника нуждался в подобном напоминании.

В 7:30 вечера они с Озмой должны быть на артистической вечеринке. Это означало, что в течение двух часов, а то и дольше, предстоит стоять, пить коктейли и разговаривать с людьми, большинство из которых самые настоящие ничтожества. Однако там будет и несколько человек, беседа с которыми наверняка доставит ему удовольствие.

Джефу предстояло свидание за ленчем с Энтони Хорн, комиссар-генералом органиков Манхэттена. Он сомневался, что им предстоит обсуждать полицейские проблемы. Энтони была иммером.

В расписании стоял также пункт: встреча с майором Валленквистом по делу Янкева Гриля. Джеф нахмурился. Этот человек был гражданином Понедельника. Каким образом его имя могло попасть в досье полиции?

Кэрд вздохнул. Янкев Гриль. Джеф даже не знал, как выглядит этот человек. Ну что же, сегодня предстоит познакомиться.

Поцеловав Озму на прощание, Джеф вывел из гаража один из шести стоявших там велосипедов. Проехав всего несколько метров, он понял, что люди из Понедельника забыли смазать оси педалей: колеса безбожно скрипели. Джеф тихонько выругался. Придется оставить на магнитофоне сообщение с предложением Понедельнику выполнять свои обязанности и соблюдать установленный порядок, подумал он. Хотя с другой стороны, решил Джеф, упущение не столь уж серьезно, чтобы поднимать из-за него шум. Надо будет сообщить механику — пусть займется состоянием машин в гараже. Может, и не следовало бы этого делать, но какая польза от его положения детектива-инспектора, если иногда не позволять себе некоторых привилегий?

Нет. На таком велосипеде ехать нельзя. Все прохожие только и будут, что ворчать на него из-за этого раздражающего скрипа. Он вернулся в гараж и взял другой велосипед. Однако и этот тоже скрипел. Проклиная все на свете, он вывел третий — последний из стоявших в гараже велосипедов подходящего размера — и уселся на него.

— Встань нормально! Ты выглядишь как корова! И рубашку надень! — закричал он Озме, заметив, что та, глядя на него, буквально изогнулась от приступа смеха.

Озма, не переставая смеяться, погрозила ему пальцем.

— Что за отношения у нас, — пробормотал Джеф себе под нос.

Он ехал вдоль белого частокола по Бликер Стрит, потом свернул на велосипедную дорожку, которая тянулась параллельно каналу. Двое мужчин, которые, стоя на набережной, ловили рыбу, проводили его взглядами. Кэрд продолжал путь. На велосипедной дорожке, хотя это и противоречило правилам, как всегда было довольно много пешеходов. Те из них, кто замечал на его груди полицейскую эмблему, уступали ему путь, однако дорожку при этом покидать не собирались. Другие не удосуживались проделать даже это.

Пора наводить здесь порядок, отметил про себя Джеф. Однако будет ли от этого толк, ведь пешеходам придется заплатить лишь незначительный штраф. Да уж. Его дочь, Ариэль, историк, рассказывала ему о том, что жители Манхэттена традиционно без почтения относились к правилам дорожного движения. Даже сегодня, когда общее уважение к закону весьма велико, совершается так много мелких нарушений, что органики обычно просто стараются не замечать их.

За ночь воздух немного охладился, но сейчас становилось все жарче. Однако заметный, прохладный ветерок, что-то около пятнадцати миль в час, помогал ему двигаться вперед, обдавая при этом живительной прохладой. Небо над головой было совершенно безоблачным. Дождь не шел уже двенадцать дней, причем восемь раз за это время термометр поднимался выше 112 градусов по Фаренгейту. Джеф по-прежнему крутил педали, ловко объезжая пешеходов и время от времени посматривая на гладь канала — футов на десять ниже уровня мостовой. По каналу в обе стороны плыли лодки и надувные водные велосипеды. Встречались и небольшие баржи — их тянули маленькие буксиры, отбрасывающие водяную реактивную струю. Вдоль дорожки стояли в основном двухэтажные строения самых различных архитектурных стилей, то и дело перемежаемые шестиэтажными жилыми домами или небольшими коммунальными универмагами. Вдали, справа возвышалось гигантское сооружение — единственный небоскреб на всем острове, известный под названием Башни Тринадцати Принципов. Центр этого сооружения приходился на то место, где некогда возвышался Эмпайр Стэйт Билдинг, знаменитый небоскреб, разрушенный пять веков тому назад.

Джеф Кэрд уже миновал двенадцать мостов через канал, когда в шестидесяти футах впереди он заметил прохожего, бросившего на мостовую банановую кожуру. Джеф посмотрел по сторонам, но ни одного органика вокруг он не заметил. Может быть, действительно, правду говорят, будто органиков можно встретить везде, за исключением тех мест, где они в самом деле нужны. Ничего не попишешь — придется этим делом заняться ему самому. Джеф взглянул на наручные часы. Чтобы вовремя доложить о своем прибытии, у него оставалось всего пятнадцать минут. «Опять опоздаю, — подумал он. Ну, ничего, простят — на сей раз причина уважительная».

Джеф затормозил и остановился. Нарушитель, низкорослый худощавый мужчина с бледным лицом — уже эти обстоятельства сами по себе способны вызвать подозрение — неожиданно для себя обнаружил рядом полицейского. Он замер, а потом, ухмыльнувшись, принялся глазеть по сторонам. Сняв с головы огромную, коричневую, защитную шляпу, под которой открылась беспорядочная копна каштановых волос, он напряженно ждал.

— Она просто выпала у меня из руки, — жалобно протянул он. — Я собирался ее поднять.

— Именно поэтому вы и пошли в другую сторону? — заметил Кэрд.

— Вы находитесь уже в двенадцати футах от брошенного мусора. Кстати, около стены имеется урна.

Кэрд указал на вмонтированный в стену телеэкран.

НЕ МУСОРИТЬ

ГРЯЗЬ — ЭТО НЕЭСТЕТИЧНО

АНТИСОЦИАЛЬНО

НЕЗАКОННО

О ВСЕХ ПРЕСТУПЛЕНИЯХ СООБЩАТЬ

ПО КАНАЛУ СВЯЗИ 245-5500

Кэрд ногой откинул стопор и, поставив велосипед и открыв сумку в корзине, покоящейся над передним колесом, извлек из нее ярко-зеленую коробочку. Выдвинув из нее экран, он произнес:

— Пожалуйста, вашу идентификационную карту.

Продолжая держать в руке так и не надкушенный банан, нарушитель приподнял висящую на шее табличку. Кэрд подтянул к себе цепочку и закрепленную на ней семиугольную звезду, обрамленную диском. Один из остроконечных выступов звезды он вставил в прорезь коробки.