В БЕРЛИНЕ

Над столицей третьего рейха плыли низкие взлохмаченные облака. Сквозь серую мглу просвечивали контуры венчавшего городскую колонну позолоченного орла, а на верхушке Бранденбургских ворот виднелась четверка, казалось, на миг замерших в бешеном беге коней.

Моросил холодный дождь. Это успокаивало берлинцев — погода явно не благоприятствовала воздушным налетам, сопровождавшимся истошным завыванием сирен. С приближением самолетов противника жители спешили в убежища. Одним из таких убежищ служило метро. Но и сюда доносились глухие разрывы бомб. Иногда приходилось довольно долго сидеть в подземельях, ибо выходить наверх разрешалось лишь после отбоя.

Штандартенфюрер СС Пайчер уже не раз вспоминал недобрым словом шефа люфтваффе рейхсмаршала Геринга, который обещал, что на немецкую землю не упадет ни одна вражеская бомба. При благоприятных метеорологических условиях они сыпались на город почти каждую ночь. Однако Пайчер предпочитал отсиживаться где-нибудь в бункере, чем каждый раз, перед тем как падала стрелка барометра, изнемогать от боли в суставах. С каждым годом все больше его мучил ревматизм, нажитый еще во время первой мировой войны в болотах Волыни, где, собственно, он и начинал карьеру разведчика.

Вместе с тем, несмотря на болезнь и почтенный возраст, Пайчер работал с фанатичной целеустремленностью и настойчивостью, всегда стремился быть первым. Чтобы обеспечить себе авторитет, часто пускался на разные хитрости, даже присваивал удачные мысли и дельные советы подчиненных… Благодаря этому старый волк, как называли штандартенфюрера коллеги, длительное время находился на ответственном посту одного из руководителей «Зондерштаба-Р»[1], созданного в системе «Абвера-2»[2] еще в 1942 году.

Штандартенфюрер СС ехал притихшими улицами Берлина и с тревогой обдумывал очередное сообщение командования немецкой армии. Положение вермахта на фронтах все больше осложнялось. Пайчер реально оценивал ход событий и, имея в своем распоряжении полученную из различных источников достоверную информацию, понимал, чем все это может кончиться. Он беспокоился, нервничал. Вчера, например, никак не мог уснуть, даже проглотив несколько таблеток снотворного.

Водитель остановил машину на Вильгельмштрассе, перед пятиэтажным темно-серым, с зарешеченными окнами домом под номером 198. Пайчер, подождав, пока стройный молодой адъютант откроет дверцу, вышел из машины. До начала рабочего дня еще оставалось пятнадцать минут, однако почти все его подчиненные уже были на своих местах.

Понятие «рабочий день» теперь потеряло свое значение. Чрезвычайные обстоятельства в стране и на фронтах вынуждали фашистские тайные службы действовать с огромным напряжением.

Ровно в девять на пороге кабинета Пайчера появился обер лейтенант Шлезингер — аккуратный и подтянутый, а офицерский мундир, который он носил с каким-то особым изяществом, делал его еще стройнее. В руке он держал коричневую кожаную папку с рельефным изображением имперского орла и свастики.

— Разрешите, господин штандартенфюрер? — четко прозвучали в тиши кабинета его слова.

Пайчер молча кивнул. Приблизившись к столу, обер-лейтенант вытянулся и замер, ожидая распоряжений. Собственно, в этом кабинете он мог бы вести себя не столь официально: вот уже более четырех лет Шлезингер жил в семье своего шефа. Но обер-лейтенант всегда помнил: Пайчер превыше всего ценит военную дисциплину, поэтому стремился при любых обстоятельствах не переступать установленных границ. Однако на сей раз…

— Садись, Рауль, рассказывай, какие новости, — пренебрегая субординацией, дружеским тоном произнес штандартенфюрер и принялся растирать костлявыми руками усыхающие колени больных ног.

Несколько необычное поведение Пайчера удивило и насторожило подчиненного. Он положил на покрытый зеленым сукном стол папку с бумагами.

— Здесь оперативные сообщения за минувшие сутки.

— Есть что-нибудь важное?

— Донесения из Словакии. Их получили поздно ночью и только расшифровали. Сообщают, что назревает бунт местного населения. К повстанцам намереваются присоединиться даже некоторые офицеры словацких армейских подразделений.

Обер-лейтенант подал шефу несколько листов с грифами «Срочно» и «Совершенно секретно». Тот не торопясь выбрал среди аккуратно лежавших на столе карандашей хорошо заточенный и начал подчеркивать в тексте шифровок отдельные слова, некоторые предложения.

Восстание! Теперь, когда вермахт терпит неудачи на фронтах, такой реакции со стороны населения оккупированных стран следовало ожидать. Но кто за все это будет отвечать? Военное командование, местные оккупационные власти, полиция безопасности и СД, абвер или иные тайные службы, в задачи которых входит утверждение и укрепление «нового порядка»? «Но как бы там ни было, — размышлял Пайчер, — меня это восстание касается меньше всего». Главное, что заслуживает внимания, — это борьба разведок на Восточном фронте и в этом плане мероприятия вверенного ему «Зондерштаба-Р», направленные на проведение разведки и ощутимой подрывной работы в стане противника. Поэтому на последней шифровке штандартенфюрер написал: «Выявить и тщательно изучить работу всех большевистских радиостанций, которые работают на Словакию и в самой Словакии. Искать к ним пути, а также ключи к шифрам». Этот документ он возвратил Шлезингеру. Все остальные переложил в свою папку и, бросив взгляд на часы, проговорил:

— Вот что, Рауль, подбери и систематизируй все донесения из Праги и Братиславы за последние две недели. Особое внимание обрати на сообщения, где речь идет о деятельности русских и их агентуры. Безусловно, восстание — дело рук коммунистов, действующих в Словакии. Материалы занеси мне завтра в пятнадцать часов. Буду докладывать начальнику Главного управления имперской безопасности.

— Будет исполнено! Разрешите идти? — щелкнул каблуками Шлезингер.