Господи, я вся в каких-то бинтах, моя грудная клетка горит пожаром! Неужели все это со мной сделала Эриния? Ах, да. Кажется, она три или четыре раза проткнула ножом мой живот. Черт, какого хрена я ввязалась в этот идиотизм!

Облокачиваюсь руками о стену и обессиленно поникаю. У меня совсем не получается ровно стоять, я даже ногами еле передвигаю. От этой безысходности хочется заорать во все горло, но я только крепче стискиваю зубы. Отлипаю от стены и ковыляю к выходу, надеясь найти Мортимера и поговорить с ним. Мне нужно сказать ему, что я пас. Что это слишком. Что умирать в двадцать один год неправильно, и что он полный кретин, раз считает иначе. А еще я должна сказать ему спасибо.

- Чертов ублюдок, - посмеиваясь, хриплю я, - вновь спас мне жизнь.

Улыбка не сходит с моего лица, изредка превращаясь в гримасу боли, но я иду дальше и вскоре оказываюсь в одной из комнат – мини-конференц-зале. Здесь широкие окна, и свет такой яркий, что глазам становится неприятно. Еще здесь стоит овальный стол, за которым сидят Морти, мистер Доусен и супруги Фонзи. Они одновременно оборачиваются, когда я переступаю через порог, и Лис тут же вскакивает с места.

- Ты что творишь? Вернись сейчас же в комнату, Эмеральд.

- Я хочу поговорить.

- Послушай, - Морти встает из-за стола, - вид у тебя неважный. Отдохни.

- Да уж, вид у меня и, правда, неважный, ведь психопатка едва не прикончила меня на пороге моего же дома. – Заправляю за уши волосы и впиваюсь в старика взглядом. – Морти, как же так? Я едва не умерла, представляешь.

Цимерман подходит ко мне. Покачивает головой и собирается что-то сказать, но вдруг замолкает. Просто проходится пальцами по моим волосам и шепчет:

- Такое случается.

- Случается? – переспрашиваю я. – Нет, не случается. Пойми, только в фильмах злодеи знают, куда идти. Только в фильмах у них поразительная интуиция, которая позволяет им оказываться в нужном месте, в нужное время. В реальном же мире, появление Эринии лишь одно означает, Морти.

- Что ты имеешь в виду?

- То, что кто-то рассказал ей, где мы будем. Вот и все.

- Что? – Терранс – муж Лис – откидывается в кресле. У него кудрявые, темные волосы и огромные очки: типичный умный парень. – Среди нас не может быть предателя. Разве это не очевидно? Мы не один год работаем вместе.

- Значит вы не один год заблуждаетесь.

- Эмеральд, - вмешивается Мистер Доусен. – Это просто дико. Люди Сомерсета следят за нами изо дня в день. Поэтому и стоит быть осторожной, не болтать о миссии с друзьями.

- Я никому не рассказывала.

- Никому? А как же тот парень…, твой друг.

- Что? – я недовольно ступаю вперед и тут же все мое тело взвывает от боли. Чертовы бинты, чертова Эриния! – Вы говорите о Саймоне? Вы спятили?

- Он ведь совсем молод, - пожимает плечами Терранс. Наши взгляды встречаются, и мне почему-то кажется, что он не верит мне. Как и все, кто находится в этой комнате. – Мы никогда раньше не поднимали этот вопрос. И только сейчас…

- Он бы никогда не сделал ничего подобного.

- Тогда ты просто ошиблась, и среди нас нет предателя.

- Сомерсет повсюду, Родди, - серьезно говорит Морти. – Не стоит его недооценивать. В конце концов, у него было двести лет, чтобы разгадать тайну человеческих мыслей.

- Мне не нужно жить двести лет, чтобы понять, насколько люди лживы и лицемерны. Я знаю, кто-то стоит за всем этим, и я найду его. – Осматриваю лица всех, кто находится в комнате, придавливаю пальцами пульсирующий от боли торс и шепчу. – Будет лучше, если я ошибаюсь, иначе этому человеку не поздоровится.

Цимерман кладет ладонь на мое плечо, но я отстраняюсь. Никому нельзя доверять. И ему в том числе. Я киваю в сторону выхода, и старик на выдохе следует за мной, поправляя запонки на светло-голубой рубашке. Мы выходим в коридор, я осматриваюсь и лишь потом облокачиваюсь спиной о стену. Мортимер купил целый этаж, и нам принадлежит огромное количество комнат – семь или восемь. У каждой есть свое предназначение. Я спросила как-то у Цимермана, откуда у нас – то есть у них – столько денег, и он ответил, что семья Эберди корнями уходит в то время, когда зарабатывать могли единицы, но если им и удавалось, то они обеспечивали будущее не одного поколения. Не знаю, как Дезмонд Эберди – обычный врач – сумел обеспечить мое безбедное существование, но, видимо, он был счастливчиком.

- Где мама? – спрашиваю я, вырвавшись из мыслей. – С ней все в порядке?

- Да. Я оставил тебя с Лис, а ее с мужем отвез на вокзал.

- Не называй его так.

- Мистера Рофали?

- И мистером тоже. – Смахиваю со лба пот. – Жизнь этого человека совершенно меня не интересует. Главное, чтобы мама нормально добралась. Вы проконтролировали это?

- Да, Эмеральд. С ней все в порядке.

- Сколько дней я была в отключке?

- Почти две недели.

- Две недели? – восклицаю я.

- А чего ты хотела, дорогая? – удивляется Мортимер. – Тебя серьезно ранили.

- Вот, черт. Я многое упустила. Что с Саймоном?

- Он был здесь утром. Сказал, чтобы Лис проводила меньше времени со своим мужем и больше уделяла его тебе. Командовать, я думаю, он у тебя научился?

- Из меня плохой учитель, Морти. – Морщусь от легкой боли в пояснице и порывисто откидываю назад голову, поддавшись слабости. – Знаешь, эти бинты сильно жгут.

- Жгут не бинты, а колотые раны, дорогая. – Цимерман кривит губы. Провожает меня до комнаты и на пороге останавливает. Его костлявая рука вновь оказывается на моем плече и сжимает его, несильно. Словно старик пытается мне что-то сказать. Но, к сожалению, мне не понятен язык жестов. – Ты сильно устала?

- А что?

- Я хочу тебе кое-что показать.

Покачиваю плечами. Какая разница. Все равно от меня сейчас мало толку.

Словно калека я плетусь за Мортимером, опираясь ладонями о стены, и думаю о том, как хорошо было бы сейчас выйти на улицу, пройтись по набережной, окунуться в ледяную воду, но выбраться из этой клетки как можно дальше. Взаперти мне не хватает кислорода. Наверно, так у всех людей, но мне становится совсем невмоготу. Когда кто-то пытается мне приказывать, я отпираюсь любыми способами. Но теперь у меня нет выхода, и я медленно схожу с ума. Скоро совсем с катушек съеду.

- Мы с Колдером были молодыми, когда встретились. Точнее он был молодым, а мне уже стукнуло тридцать, и все равно жизнь тогда казалась беззаботной. И если ты считаешь, что никто из нас не столкнулся с подобными проблемами – ты ошибаешься, Эмеральд. Как никто другой, я тебя понимаю, хочешь ты этого или нет. – Старик заходит в комнату и зовет меня за собой. Это пустое, огромное помещение с белыми стенами и легкими занавесками. Они колышутся от ветра, ласкают воздух прозрачными лоскутами, разносят по комнате тот запах, что я почувствовала в парикмахерской – запах роз. – На первом же задании я серьезно пострадал. Сломал ногу в двух местах, и провыл три ночи, будто девчонка. – Старик кивает в сторону черного рояля и улыбается краями губ, будто вспомнил о чем-то веселом, а не об одном из самых жутких дней в его жизни. – Тогда-то Колдер и научил меня играть, научил контролировать себя и свои чувства.

- Как игра на пианино…

- На рояле.

- На рояле, - парирую я, - может успокоить?

- Музыка творит чудеса. Твой отец отлично играл, и я мог часами его слушать. А затем он показал, как делать то, что он делает, и я стал немного счастливее. Попробуй.

- Как-то нет желания.

- Эмеральд, - старик присаживается на вытянутую кушетку и пронзает меня сердитым взглядом, - не спорь. Просто сядь рядом.

- Это глупо.

- Эмеральд.

- Ладно! – закатываю глаза. – Господи, как скажете. – Плюхаюсь рядом с Мортимером и тут же чувствую, как вспыхивает грудная клетка. Черт, как же больно. Я прокусываю до крови губы, потираю их пальцами и вздыхаю. – Мне уже гораздо легче.

- Людям бывает больно, это естественный процесс. Мы злимся и волнуемся, и сходим с ума. Но нельзя, чтобы эмоции руководили тобой.