Кто — кого?

Для ясности обратимся к схеме «Бой за завод „Баррикады“». На ней хорошо видно положение на 11 октября 1942 года. В то время мы еще были на левом берегу Волги и только готовились к переправе. Неделю спустя линия фронта сузилась, однако измерялась пока километрами (положение к исходу 18 октября). Маленькая дуга, или подкова, концы которой упираются в Волгу, изображает «остров», который образовался к исходу дня 11 ноября.

Бой за завод «Баррикады».

На этом клочке земли (речь идет уже о метрах) сорок дней и ночей сражалась 138-я Краснознаменная, пока не соединилась с соседом и не перешла затем в наступление.

Почему образовался «остров»? Как это случилось?

Гитлер приказал командующему 6-й немецкой армией Паулюсу любой ценой достигнуть берега Волги на всем протяжении Сталинграда. Паулюс собрал все, что мог, нацелив главный удар на заводы «Баррикады» и «Красный Октябрь».

Этот удар готовился скрытно, но 10 ноября вечером противник провел массированную бомбежку позиций советских артиллеристов на левом берегу. Отдельные немецкие самолеты, сменяя друг друга, кружили над передним краем. Из наших полков сообщали: противник уплотняет боевые порядки.

Верные своей тактике, гитлеровцы сосредоточили большие силы на узком участке против правого фланга 138-й дивизии, обороняемом 118-м гвардейским стрелковым полком[8]. Пять часов удерживали гвардейцы рубеж, но немцы бросили в атаку два свежих саперных батальона и, смяв остатки 1-го батальона 118-го полка, прорвались к Волге. Гвардейцы оказались в окружении, но врагу не сдавались. Ночью к нам пробрались семеро раненых из этого полка. Они вынесли с поля боя тяжелораненого командира 118-го гвардейского полка подполковника Колобовникова.

В центре дивизии отбивал яростные атаки врага полк Коноваленко. Его маленькие гарнизоны, оказавшись в тылу наступавших фашистов, сражались в подвалах разрушенных домов. А на левом фланге дивизии, чтобы пробить брешь между полком Печенюка и 241-м полком из соседней 95-й дивизии (ею командовал В. А. Горишный), немцы бросили в бой все машины своей танковой бригады. Не считаясь с потерями, враг рвался вперед. К полудню, когда погиб почти весь личный состав 241-го полка, немцы и здесь вышли к Волге.

В полночь я вызвал на «Малый военный совет» начальника артиллерии Тычинского. Нелегко мне было в присутствии ближайших помощников и соратников обратиться к одному из них, старому другу и однополчанину, с приказом, который отдают в самом крайнем случае. Но окружавшие меня офицеры ясно представляли себе ситуацию: час назад вместе с бойцами из роты охраны они уничтожали вражеских автоматчиков, угрожавших штабу дивизии.

— Сергей Яковлевич, — обратился я к Тычинскому, — установите четкие сигналы для своих артиллеристов. Если противник выйдет на командный пункт дивизии — цель должна быть накрыта. В этом случае приказываю обрушить на командный пункт огонь всей нашей артиллерии.

Офицеры штаба осмотрели оружие, запаслись гранатами и ушли проверять посты и дозоры вдоль берега Волги.

С рассветом бой разгорелся снова, но у противника уже не было прежних сил: за ночь мы уничтожили свыше тысячи вражеских солдат и офицеров. А 138-я Краснознаменная продолжала драться с великой стойкостью. Когда из штаба 62-й армии позвонил генерал Н. И. Крылов, я, доложив обстановку, с чистой совестью сказал:

— Враг нас отрезал, разъединил с вами. Но мы на «Баррикадах». А с баррикад не уходят.

Из сорока дней боев в этом своеобразном полуокружении самой трудной была первая неделя. И хотя вслед за нею начались неимоверно тяжелые для нас испытания, радость защитников «Баррикад», узнавших о большом наступлении советских войск к Волге, не поддавалась описанию.

19 ноября из разговора с генералом Н. И. Крыловым по радио я понял смысл и значение его слов; «Уже началось! Глядите в оба, чтобы противник от вас не ушел».

А немцы продолжали упорные атаки, будто знали, что запасы боеприпасов и продуктов у нас на исходе. Сказать об этом Крылову я не успел. Штабная радиостанция замолчала — кончилось питание.

В ту пору зарубежные газеты немало писали о битве на Волге. Приведу лишь две выдержки из разных газет, чтобы сопоставить их описание с истинной обстановкой на «Баррикадах».

Американская газета «Нью-Йорк геральд трибюн» писала: «Такие бои не поддаются стратегическому расчету. Они ведутся со жгучей ненавистью, со страстью, которой не знал Лондон даже в самые тяжелые дни германских налетов».

При всем уважении к стойкости лондонцев, испытания, которым они подверглись, не выдерживают сравнения с тем, что выпало на долю жителей и защитников города на Волге. Ничто не угрожало зенитчикам Лондона, кроме прямого попадания бомбы на их батарею.

Мы сражались с фашистами лицом к лицу. Но разница не только в этом!

16 ноября 1942 года я отдал приказ, устанавливавший каждому, от комдива до солдата, урезанную норму суточного рациона продовольствия.

В ночь на 16 ноября старший политрук Михаил Зуев, заместитель редактора дивизионной газеты, вызвался добраться вплавь до острова Зайцевский, чтобы оттуда сообщить Военному совету армии о наших нуждах. По Денежной Воложке[9] шла шуга. Пока Зуев плыл в ледяной воде, наша артиллерия и минометы вели огонь по огневым точкам противника, мешая им поразить смельчака. Зуев пошел на риск, понимая, что иной связи с Военным советом у нас не может быть.

В ту пору официоз фашистской партии Германии — газета «Берлинер Берзенцейтунг» писала: «Впервые в истории современный город удерживается войсками вплоть до разрушения последней стены. Брюссель и Париж капитулировали. Даже Варшава согласилась на капитуляцию. Но этот противник не жалеет собственный город. Наше наступление, несмотря на численное превосходство, не ведет к успеху».

«Противник не жалеет собственный город…»

Приведу лишь один эпизод нашей «безжалостности», которой фашистский официоз пытался объяснить неудачи своих войск. Чтобы открыть пехоте дорогу к Волге, десять немецких танков обрушили свой огонь на один четырехэтажный П-образный жилой дом в Нижнем поселке «Баррикад». Дом обороняли бойцы минометного взвода из полка Печенюка. Все они были ранены, но продолжали сражаться и в развалинах дома. Когда гитлеровцы ворвались в подвал этого дома, минометчики вызвали огонь нашей артиллерии на себя.

Если иметь в виду положение нашей дивизии после 12 ноября, то оно хотя и скупо, зато точно обрисовано в воспоминаниях командарма 62 В. И. Чуйкова: «Теперь перед нами встала задача оказать помощь дивизии Людникова, оторванной от главных сил армии. Ее положение стало очень тяжелым: она была зажата противником с севера, с запада и с юга, а с востока отрезана Волгой, по которой шел сплошной лед.

Подвоз боеприпасов, продовольствия, вывоз раненых производились с перебоями, с промежутками в двое-трое суток»[10].

В. И. Чуйков пишет затем о поведении командования 138-й дивизии и отдает дань его выдержке, спокойствию, уверенности.

Со своей стороны считаю долгом подробнее рассказать о тех, кто сражался на «Баррикадах». И в первую очередь — о наших солдатах и сержантах.

Есть слово, которое о многом напоминает ветеранам 138-й дивизии, короткое и звучное слово — «Ролик».

Представьте себе глубокий овраг, раструбом выходящий к Волге. Его суглинистые стены круты. По самому верху оврага — огневые точки, блиндаж, позади — глубокая траншея, ведущая в глубь немецкой обороны. Гитлеровцы наверху, а под ними, в нишах двух отвесных стен оврага, засели четыре наших бойца — по два в каждой нише. Это связисты промежуточной телефонной станции. Их позывной — «Ролик». Приказа на отход «Ролик» не получил и действовал, поддерживая одностороннюю связь. Провод, соединявший нас с дивизией Горишного, немцы порвали.

Старшему на «Ролике», младшему сержанту Кузьминскому, подчинялись три бойца — Ветошкин, Харазия и Колосовский.

Фамилии четырех связистов начертаны на обелиске «Ролик», который установлен на земле завода «Баррикады», у самого обрыва правого берега Волги.

За что четырем солдатам оказана такая честь?

Когда на левом фланге дивизии противник вышел к Волге, Кузьминский связался с нами по телефону и сообщил, что видит фашистов, стреляет по ним и к берегу не подпускает. А немцы были не в силах выкурить «Ролик» из ниш. Попробовали даже опустить на наших связистов взрывчатку, но Кузьминский и его бойцы срезали веревку огнем автоматов, и взрывчатка, пролетев мимо, никому не причинила вреда.