Обороняться и наступать

Корпус еще на марше, а меня вызывают в штаб 60-й армии: требует командарм. С Иваном Даниловичем Черняховским я до этого не встречался.

Первое знакомство оказалось для меня не из приятных.

Из-за неполадок с машиной добираться пришлось на попутных и даже пешком.

Командарм встретил меня, хмуро насупив брови:

— Вы обязаны были прибыть два часа назад. Не в гости вас звали…

Я промолчал, считая излишним оправдываться. Но за меня заступились начальник штаба армии Тер-Гаспарян и член Военного совета В. М. Оленин. Черняховский смягчился и даже пошутил:

— Если у генерала Людникова такие адвокаты, то сразу приступим к делу.

С исчерпывающей ясностью командарм обрисовал мне обстановку в полосе армии и тут же поставил корпусу задачу: жесткой обороной на рубеже Каменный брод, Радомышль не допустить прорыва гитлеровцев в направлении города Малин. В дальнейшем мы убедились, что противник готовился наступать именно в этом направлении, рассчитывая выйти к Днепру и в случае успеха снова овладеть Киевом. Такой замах был сродни порыву отчаявшегося игрока. Мы понимали, как велико желание гитлеровцев отыграться за поражение на Днепре, и не могли не учитывать этого.

Корпус занял оборону. Около двух недель продолжались мелкие стычки с противником. Горячие бои развернулись только в начале декабря.

Еще до рассвета 6 декабря меня разбудил начальник штаба корпуса полковник Г. Г. Андреюк и с плохо скрытой тревогой сказал:

— В тылу, на правом фланге дивизии Мищенко, происходит что-то непонятное. У ее соседа справа, тридцатого стрелкового корпуса, в тылу идет бой, а перед передним краем обстановка спокойная. Отмечается лишь вялая пулеметная перестрелка.

— Что докладывает начальник разведки нашего корпуса?

— Ничего он не может доложить.

Связаться со штабом соседа — 30-го стрелкового корпуса — нам не удается. Звонит генерал Мищенко:

— У меня спокойно. Танковый бой идет в тылу соседа. Откуда там появился противник — мне невдомек.

— Пошлите в тридцатый корпус своих разведчиков.

Дождавшись, пока отдам необходимые распоряжения, адъютант сообщает, что прибыл новый командующий артиллерией корпуса полковник Дзевульский.

В комнату вошел рослый, подтянутый человек.

Есть люди, узнать которых можно, только съев вместе пуд соли. А есть и такие, что располагают к себе с первого взгляда. Полковник А. О. Дзевульский явно относился к последним. Уже через несколько минут после официального представления я допустил его к исполнению обязанностей. Предупредив, что обстановка усложняется, попросил Дзевульского немедленно заняться противотанковой обороной на правом фланге. Там находилась артиллерийская бригада полковника Чевола. Ничего худого сказать о ней я не мог, но знал: командир бригады не любит отражать атаки танков с открытых позиций.

Что же случилось на правом фланге корпуса?

Три полка немецкой мотопехоты и шестьдесят танков нанесли удар по соседнему 30-му стрелковому корпусу, вышли к его тылам и одновременно начали наступать на фланг нашей 148-й дивизии. Заняв село Корчивку, гитлеровцы ввели в бой свежий резерв, развивая наступление на северо-восток. Обозначилась угроза глубокого охвата правого фланга и тыла нашего корпуса. Четыре вражеские танковые дивизии (среди них и отборные — СС «Адольф Гитлер») рвались вперед. Гитлеровцы все еще надеялись осуществить глубокий прорыв и обойти Киев с севера.

К исходу первой недели сражения они продвинулись на двадцать пять — тридцать километров, потеряв при этом большое количество танков.

В ночь на 8 декабря командный пункт 15-го корпуса находился на западной окраине Маньковки и должен был переместиться в другой район. Вместе с полковником Дзевульским и офицером из оперативного отделения я выехал на промежуточный пункт связи, чтобы оттуда управлять войсками до перехода командного пункта на новое место. У села Хадары мы услышали шум приближавшихся танков и остановились. По звукам невозможно было определить принадлежность машин. А в селе царил мир. Артиллерийский дивизион растянулся вдоль домов, солдаты крепко спали.

— Чей дивизион? — спросил я Дзевульского.

— Из бригады полковника Чевола. Ждет подхода другого дивизиона, с которым находится командир полка.

Часовой показал нам промежуточный пункт связи корпуса. Зашли в дом. Кто-то, завидев нас, включил электролампочку от аккумулятора, а занавесить окна не успели. В тот же момент ударили выстрелы из танков. Когда мы выбежали на улицу, дивизион уже изготовился к бою и вел интенсивный огонь по немецким машинам.

Вовремя подоспели на выручку и наши танкисты — две бригады 4-го Кантемировского танкового корпуса и бригада 3-й танковой армии. Во взаимодействии с ними части нашего корпуса остановили гитлеровцев. В полосе, где мы оборонялись, фашисты потеряли около шестидесяти танков.

Противник выдохся. Под Житомиром к концу года явно складывалась благоприятная обстановка для мощного контрудара.

— Готов ваш корпус к наступательным боям? — Этим вопросом встретил меня Черняховский при вторичном вызове в штаб армии.

Я доложил о пополнении, которое получили из освобожденных районов, о том, как обучаем новичков, о предстоявших тактических занятиях с боевой стрельбой и отработкой элементов взаимодействия.

— А времени для этого нет. — Командующий подвел меня к своей карте. Там были обозначены участок прорыва обороны противника и главное направление наступления нашего корпуса. — Готовность к наступлению — исход завтрашнего дня.

Я напомнил И. Д. Черняховскому то, что он знал по предыдущим докладам: гитлеровцы имеют перед нашим корпусом закопанные танки. Чтобы подавить их огонь, нужна большая плотность артиллерии.

— Она нужна всем, — перебил Черняховский. — Не знаю командира, который отказался бы от лишних стволов. Сверх того, что имеете, выделить ничего не могу. И так уже Военный совет дал вашему корпусу привилегию.

Я с недоумением посмотрел на командарма: о какой привилегии идет речь?

— Один корпус начнет наступление на сутки раньше других, — пояснил генерал Оленин. — Мы тут посоветовались и решили: почин сделает пятнадцатый корпус.

Поблагодарив члена Военного совета за доверие, я попросил у командарма разрешения вернуться в корпус.

— Вернетесь, когда с нами пообедаете, — сказал Черняховский. — Требовательность и гостеприимство — вещи разные, но не исключающие друг друга. Прошу к столу.

За столом — совсем иная обстановка. О предстоящем наступлении — ни слова. Непринужденно беседуем, вспоминаем курьезные случаи.

— Очередь за вами, — обращается ко мне Иван Данилович.

Заручившись обещанием Черняховского, что виновники не будут наказаны, я решил рассказать, как в районе Малина происходила смена моего командного пункта.

Собеседники знали, что немецкие танки рвались к Малину и что преградившая им дорогу 148-я дивизия генерала Мищенко была усилена танковой бригадой подполковника Душака из корпуса кантемировцев. Оперативная группа штаба корпуса находилась в то время в лесничестве, километрах в трех юго-восточнее Малина.

Ночь выдалась облачной, и тучи, нависшие над лесом, еще больше сгущали темноту. Солдаты из роты охраны настороженно прислушивались к каждому шороху. И вдруг невдалеке над лесом взвилась зеленая ракета. Кто нас демаскирует? Не диверсант ли? Поиски не дали результатов, и это еще больше встревожило людей. Прошло полчаса, мерцающий свет зеленой ракеты опять озарил лес. На сей раз ракетчика поймали. Приводят ко мне молоденького лейтенанта в форме танкиста Советской Армии. Он смущен, растерян, однако страха в глазах не видно.

— Кто вы? Зачем пускали ракеты?

Молчит, будто онемел. Возиться с задержанным некогда, и я предупредил, что его ждет суровая кара. Тут «ракетчик» и заговорил. По словам выходило, что он является адъютантом командира танковой бригады подполковника Душака. И действительно лейтенант точно указал, где сейчас находится его командир, назвал фамилию комдива 148-й, который якобы недавно пришел к Душаку. Из дальнейшего я понял, что генералу Мищенко и подполковнику Душаку не терпится занять дом лесника под свой командный пункт, но они не знают — ушли ли мы оттуда. Вот и послали в разведку лейтенанта: «Если командир корпуса там — пускай зеленую ракету, а как уйдет — красную». Он и пускал.