Барбара Рэй Эскер сидела позади нее. Потом, когда Энни поднялась и, плача и пошатываясь, уходила из этой прекрасной готической церкви, в которой ей не удалось отыскать Бога, Барбара Рэй легонько коснулась ее плеча.
— Прежде чем вы уйдете, — сказала она, — я хочу, чтобы вы попробовали одну вещь.
Взглянув ей в лицо, Энни подумала, что, если Господь все же существует, он должен смотреть на мир такими мудрыми, добрыми глазами, как у этой высокой обыкновенной женщины с курчавыми седыми волосами и худыми мозолистыми руками. Эти шоколадно-коричневые глаза, казалось, вобрали в себя все милосердие мира, они просто светились состраданием.
— Попробовать что? — спросила Энни. Барбара Рэй указала на пол у них под ногами.
Там был рисунок, обширный круговой узор, образованный массой разорванных концентрических окружностей.
— Лабиринт, — сказала она. — Это копия древней росписи на полу кафедрального собора в Шартрезе. Медитация в движении. Нужно войти в лабиринт вон там, в начале, и идти по круговым дорожкам, пока в конце концов вы не окажетесь в центре. По существу, это не лабиринт, поскольку здесь нет тупиков. Вступив на него, вы обязательно найдете верный путь.
— Зачем? — вяло спросила Энни, единственным желанием которой было как можно скорее уйти. Она не очень-то верила в такие вещи, чтобы попытаться всерьез медитировать.
— Попробуйте, — мягко, но настойчиво сказала Барбара Рэй, и она попробовала.
Потом Энни пыталась понять, что же произошло тем утром — почему Барбара Рэй смогла проникнуть в ее душу, чего не удалось самому Господу Богу. Отчасти этому способствовало необычайное воздействие медитации в движении. Когда она шла по узким дорожкам, начерченным на полу, ее не оставляло чувство единения с людьми многих поколений, прошедших до нее по этому лабиринту и здесь, в Сан-Франциско, и в Шартрезе, откуда и произошел этот лабиринт.
Барбара Рэй оказалась права: хотя лабиринт и казался сложным и полным причудливых поворотов, изгибов и пересечений, но, сделав первые шаги, вы ясно видели, что есть только один верный путь, и он неизбежно приводил в самую сердцевину.
Достигнув центра, Энни почувствовала облегчение, как будто сбросила с себя тяжелую ношу. Когда она завершила свой путь, Барбары Рэй не было поблизости, но, выйдя из церкви, Энни увидела, что женщина ждет ее в саду.
— Я часто здесь бываю, хотя это не мой приход, — пояснила ей Барбара Рэй. — Бог — он есть везде.
Под влиянием какого-то импульса Энни обняла ее. Потом они обменялись телефонами! Так началась их дружба, которая стала главной в жизни Энни.
— Похоже, собор получается прекрасный, правда? — заметила Барбара Рэй теперь, когда они любовались из окна юношеского центра возвышающимся рядом зданием.
— Без сомнения, — ответила Энни.
— Наглядный символ небесной красоты и нашего человеческого стремления к Богу. Красота покоряет всех нас, даже самые бессердечные люди чувствуют красоту.
Энни улыбнулась.
— Бессердечных рядом с вами нет, Барбара Рэй. Просто и быть не может.
— Мрак есть в каждом сердце, — отвечала управляющая, — некоторые более стойки, и дьяволу остается только ждать своего часа. Но соблазны нашей жизни велики, и этому юноше Вико, как и большинству из нас, доводилось совершать такое, о чем впоследствии горько сожалеешь.
Энни улыбнулась. Барбара Рэй была ее эталоном нравственности.
— Но только не вам. Я просто не могу себе представить, чтобы грешные мысли хоть на минуту могли проникнуть в ваш мозг.
Барбара Рэй удрученно покачала головой.
— Ну в таком случае, дитя моё, ты меня совсем не знаешь. Поверь, временами мне кажется, что в глубине моя душа черней моей кожи.
«Абсурд», — подумала Энни и сказала: — Я не могу в это поверить.
Но Барбара Рэй была серьезной и печальной.
— Я пришла к Богу в то время, когда пала так низко, как только может опуститься человек. В сущности, я умерла и попала в ад, но чудом, по милости Божьей, я возродилась заново.
Несмотря на свой сан настоятельницы, Барбара Рэй нечасто использовала религиозную терминологию, но когда она все же прибегала к ней, то говорила чрезвычайно серьезно. Энни понимала, что знает не так уж много о жизни Барбары Рэй до того, как та нашла свое призвание. Энни знала, что она — пожилая негритянка — приехала откуда-то с Юга, и понимала, что жизнь ее не была безоблачной. Но было трудно представить себе, чтобы Барбара Рэй в самом деле совершила что-то такое, что можно было бы назвать тяжким грехом.
— Ну мне-то очень хорошо знакома ситуация, когда сначала жизнь идет вкривь и вкось, а потом по чьей-то милости все налаживается, — сказала Энни с невольной улыбкой.
Барбара Рэй кивнула и крепко обняла ее. Она была одной из тех немногих, кому Энни рассказывала о своем прошлом, одной из тех, кто знал, что эта отлично образованная, элегантно одетая, довольно преуспевающая и, безусловно, профессиональная женщина-дизайнер, когда-то попадала в такие же большие передряги, как и любой из тех подростков, которым она теперь помогала советом.
Чарли спас ее, и теперь она должна была протянуть руку помощи другим.
И она наверняка сможет что-нибудь сделать для Паулины и Вико.
Энни в тот вечер по пути домой зашла в супермаркет. Придя домой и поставив пакет с продуктами на кухонный стол, она принялась просматривать дневную почту.
Письмо выглядело совершенно обыкновенно — обычных размеров конверт с ее именем и адресом, напечатанными крупными буквами. Обратного адреса не было, и с виду письмо относилось к разряду никчемной корреспонденции. Другой бы его просто выбросил, но у Энни была привычка педантично вскрывать все адресованные ей письма.
Внутри оказался стандартный листок, на котором теми же буквами, что и на конверте, было напечатано письмо:
«РАБОТА ДЬЯВОЛА.
ГРЕХ — на глазах у Господа строить памятник человеческой АЛЧНОСТИ и ГОРДЫНИ. Все эти деньги следует употребить на помощь бедным и больным, а не на эту помпезную Вавилонскую башню тщеславия.
Прекратите строительство. Сровняйте ее с землей и накормите бедных. Если ж вы не захотите внять воле Божьей, пеняйте на себя. Башня треснет, рассыплется и низвергнется на землю, ибо грешников неминуемо ждет кара Божья.
Будь покойна, она тебя не придавит, миссис Энн Джеферсон, наложница Сатаны.
Трезубец Иеговы»
«Чудесно!» — подумала Энни, угрозы, женоненавистничество, религиозный фанатизм. И он знает ее имя.
Восьмая глава
— Что это ты сегодня такой понурый? Что-то случилось? — спросила Дарси.
Она сидела вместе с Сэмом Броди в маленьком ресторанчике в Саусалито с видом на залив Сан-Франциско. Дарси не случайно выбрала этот ресторан — там превосходная кухня и романтическая атмосфера. Она рассчитывала на чудесный ужин, за которым должен последовать размеренный вечер, полный долгой, неторопливой любви. Ей хотелось вернуть настроение той первой ночи два месяца назад, проведенной ими вместе.
Тем вечером Сэм вызвал ее и пригласил поехать через мост Золотые Ворота в Саусалито; он предложил ей прогуляться за покупками по магазинам на набережной, и это предложение ошарашило и восхитило Дарси. В самом деле, много ли найдется мужчин, которые так вот запросто могли бы пригласить женщину пройтись по магазинам? Это было просто неподражаемо.
Он повел ее на ужин в романтический ресторанчик на берегу, а после, когда они возвращались домой вдоль берега под мягкий шелест волн, Сэм привлек ее к себе и предложил зайти к нему домой. Она для приличия немного поартачилась:
— Сэм, если так пойдут дела…
Нежно взяв ее за руку, он стал легонько поглаживать ее пальцами. Дарси чувствовала, что попадает во власть его спокойного, уверенного обаяния, и уже почти ощущала его руки на своей обнаженной спине…
— Ты ведь тоже чувствуешь это, правда? — спросил он.
Отрицать было бесполезно.