Лорд-хранитель Гилфорд также боролся с процессами против колдунов. Мы можем вообще заметить, что в последний период XVII столетия там, где судьи были образованными и мужественными людьми, владели последними новостями, они очень тщательно отслеживали вопиющую неграмотность и предубеждение присяжных, внушая тем более точное представление о малой ценности признания обвиняемых и доказательств, полученных в воображаемых видениях тех, кто считался околдованным.

Там, где, напротив, судьи разделяли с простолюдинами их представления о таком колдовстве или настаивали на том, что бы оставить свидетельство, принятое присяжными из опасения вызвать возмущение последних, часто следовал вердикт: «Виновен». Роджер Норд сообщил нам, что случай такого рода произошел при судебных разбирательствах в Эксетере, где его брат, лорд Верховный Судья, не вмешивался в работу государственных судей, а другой судья оставил в силе смертный приговор бедной старой женщине, приговоренной, как обычно, на основании собственного признания и показаний соседа, заявившего под присягой, что видел кота, прыгнувшего в окно дома старушки однажды в сумерках, и что упомянутый кот наверняка дьявол; на этом основании беднягу и повесили. С другой стороны, где-то в то же время страсти простых людей и высокородной черни были столь возбуждены оправданием пожилой деревенской женщины, для спасения которой судья приложил столько усилий, что сэр Джон Лонг, человек высокого положения и большого состояния, пришел к судье в величайшем смятении чувств и потребовал, чтобы ведьме не разрешали вернуться в ее жалкий домик на его земле, так как все арендаторы в противном случае угрожали уйти. Из-за джентльмена, который опасался разорения, опасную старуху определили на жительство в городе, где она была оправдана. Церковный приход, к которому она принадлежала, выплачивал ей содержание — полкроны в неделю. Но увы! В период между двумя судебными разбирательствами сэр Джон Лонг и его фермеры собрались с мужеством и заявили, что ведьму надлежит вернуть, так как они могут содержать ее у себя на шиллинг в неделю дешевле, чем должны платить городу за ее содержание.

В следующем судебном разбирательстве у самого лорда Верховного Судьи Норда был засвидетельствован обычный для того времени приступ одержимости. Женщина, которая считалась жертвой колдуна, во время суда извергла массу булавок; они были прямые, в отличие от обычных изогнутых, и не так легко прятались во рту. Судья, однако, открыл (путем перекрестного допроса честных свидетелей), что во время симуляции своих приступов женщина опускала голову на грудь и брала губами булавки, которые она держала наготове в верхней части корсажа. Мужчину, конечно, оправдали. Ужасная старая ведьма, которая присутствовала на суде, отличилась тем, что благословила судью, а когда судья справился, чем заслужил благословения, ответила: «Двадцать лет назад меня чуть не повесили за колдовство, но не смогли, и сейчас, только благодаря вашей светлости, не удалось повесить моего невинного сына».

На судебных заседаниях часто происходили любопытные сцены, например, когда в зал попадал какой-нибудь сельский житель, джентльмен, вроде благородного сэра Роджера де Коверли[226], тайком разделявший ужас, с каким его арендаторы, слуги и дворня относились к некоей старой женщине — Молл Уайт, якобы сбивавшей со следа гончих собак и опустошавшей поля, призывая на них град и бури. Сэр Джон Рересби, после рассказа о бедной женщине, допрашиваемой по поводу ведовства в Иорке в 1686 году и оправданной, как он считал, совершенно справедливо, повествует, что часовой в тюрьме видел свиток бумаги, выползающий из-под тюремной двери, и что этот свиток превратился сначала в обезьяну, потом в индейку; все это подтвердил и сторож. «Я говорил с обоими, — прибавляет сэр Джон, — они клянутся, что все так и было: верить им или нет — решать читателю».

Мы видим, что Рересби, чиновник и солдат, все-таки не «выбросил старуху из сердца». Даже сам Аддисон[227] не отважился на большее в своем неверии, нежели заявить, что колдовство, может быть, и существует, но нет ни одного современного тому доказательства.

Даже в 1682 году три несчастных женщины, Сьюзен Эдвардс, Мэри Трембл и Темперанс Ллойд, были повешены в Эксетере за ведовство — как обычно, на основании их собственных показаний. Считается, что это была последняя казнь такого рода в Англии, произведенная по постановлению суда.

Но старое суеверие, столь подходящее для доверчивых простолюдинов, подобно примеси в воде, опустилось более глубоко, к невежественным и самым низшим классам общества, соответственно тому, как более высокие слои очистились от его влияния.

Население, включая самых невежественных представителей каждого класса общества, было больше озлоблено против ведьм, причем страсти возбуждались тем сильнее, чем большую терпимость проявляли в отношении этого возмущения блюстители закона. Произошло несколько случаев, когда толпа, под впечатлением признания в виновности, взяла закон в свои руки и, применив методы Хопкинса, сразу же применила к старухам «заслуженное» наказание. Примером незаконных и негуманных действий являются происшествия в Окли, около Бедфорда, 12 июля 1707 года.

Одна шестидесятилетняя женщина, обвиненная в ведовстве, захотела избежать подозрения и помириться с соседями, позволив им испытать ее водой. Окружные чиновники настолько пошли ей навстречу, что разрешили провести этот «гуманный» эксперимент, пообещав бедной женщине гинею, если она очистится, погрузившись в воду. Несчастную женщину завязали в мокрую простыню, большие пальцы и пальцы на ногах связали, чепчик сорвали, а всю одежду проверили, нет ли булавок, так как считается, что даже одна булавка может помочь колдунье. После этого старуху протащили через реку Оус на веревке, обвязанной вокруг пояса. К несчастью для старой женщины, ее тело всплыло, хотя голова и осталась под водой.

Эксперимент был проведен три раза с одним и тем же эффектом. Крики с требованием повесить или утопить колдунью стали всеобщими, и, поскольку она лежала полумертвая на берегу, несчастную стали награждать упреками, с трудом удерживаясь от тумаков. Один добрый зевака принял в ней участие и выступил против грубого с ней обращения. К счастью, кто-то из толпы наконец предложил дополнительный эксперимент по сравнению веса ведьмы с церковной Библией.

Гуманный зевака всеми силами ухватился за попытку спасти женщину и поддержал это предложение, выставив аргумент, что Священное Писание, будучи делом рук самого Господа Бога, должно обязательно перевесить всех вассалов дьявола и их дела. Это соображение было принято с большой готовностью, так как обещало новое развлечение. Женщину взвесили и, так как она была значительно тяжелее церковной Библии весом в двенадцать фунтов, с почестями и отпустили. Но многие в толпе считали оправдание неправильным и говорили, что беднягу следует утопить или повесить.

Наконец, столь негуманный способ испытаний, который мог иметь самые печальные последствия, был окончательно запрещен за жестокость. Старый нищий по имени Осборн и его жена, которые проживали близ Тринга в Стаффордшире, попали под подозрение в ведовстве. Попечитель по призрению бедных в их приходе, понимая, что толпа настаивает на том, чтобы испытать водой этих бедолаг, пытался воспрепятствовать тому и запер несчастную пару в забаррикадированной ризнице. Но это не помогло. Толпа взломала дверь, схватила обвиняемых и с несказанной жестокостью продолжала таскать несчастных через пруд до тех пор, пока женщина не погибла. Зверь в человеческом облике, который руководил этим убийством, расхаживал среди зрителей и требовал денег за устроенное им развлечение. Жизнь другой жертвы удалось спасти с большим трудом. Троих допрашивали по поводу участия в этой жестокой акции, только один из них, по имени Колли, был осужден и повешен. Когда он явился на казнь, толпа, вместо того чтобы сгрудиться вокруг виселицы, как обычно, стояла вдалеке и ругала тех, кто, как говорили, обрек на смерть честного парня за избавление округа от колдунов. Это отвратительное убийство было совершено 30 июля 1751 года. Повторение подобных ужасов и склонность народа к жестокому и бессердечному суеверию были прослежены правоведами до самого источника, а именно все еще не отмененного статута Иакова I.