В нашей геологической партии тоже была молодая девушка. Может быть, она была хорошенькой. Кажется, ее звали Лида; это не так уж и важно для последующего рассказа. Можете назвать ее другим именем, суть от этого не изменится.
Ей было двадцать пять лет, и она была техником аэрогеологической экспедиции. (На Севере Камчатки мы работали совместно.)
В Лиду влюбились почти все лица мужского пола; из-за недоступности девушки, конкуренция кандидатов на ее внимание возрастала. Уже через неделю после Лидиного приезда, в состоянии отчаяния находились шофер экспедиции, многие местные летчики, поселковый инженер, и оба водолаза.
На танцы в поселковый клуб Лида ходила только вместе со мной. Мне было только девятнадцать лет, с точки зрения девушки я еще не годился в ухажеры, но зато служил ей надежной защитой от посягательств других мужчин.
За это мне позволялось больше основных конкурентов. Мне даже разрешалось делать девушке массаж; но не будем вникать сейчас в тонкости этого замечательного искусства!
– Эх, Лида, Лида! Однажды мне даже пришлось драться за твою честь; было бы из-за чего драться, честно говоря...
В один прекрасный день Лида, которой надоело сидеть в поселке, попросилась к нам в однодневный маршрут.
Однодневка, - это дело хорошее. Утром вылетаешь из поселка, вечером в него прилетаешь. И никаких тебе лишений в виде холодной тушенки, или мокрого спального мешка. О камчатских комарах, я уж и не говорю! Народ сложил про них легенды, впрочем, весьма недалекие от истины. Да, по сравнению с жизнью в поле, такие маршруты, - не работа, а одно удовольствие!
Перед отлетом я закрепил на поясе кобуру с ракетницей и патронташ, выданные мне начальником. Ракетница предназначалась для подачи сигналов и защиты от нападения зверей; в этих диких местах нет волков, зато медведи водятся в изобилии. Не знаю, можно ли напугать медведя выстрелом из ракетницы, но другого оружия у нас все равно не было.
Нам предстояло оценить запасы сердолика в одном из районов побережья полуострова "Тайгонос". (На северном побережье Охотского моря.) Делалось это так: два или три человека волнообразно идут по широкому галечному пляжу, собирая все попавшиеся образцы. Именно по этим данным должны были оцениваться размеры возможного промысла этого полудрагоценного камня.
Иногда мне кажется, что таким образом наш начальник хотел отдохнуть от нас всех.
– Ну, скажите, пожалуйста, кому нужны, эти чертовы сердолики, в такой глухомани?
– Не знаете? Вот и я не знаю!
Ответственным за маршрут была назначена коренастая женщина лет пятидесяти, должность – главный геолог. Ее звали Галиной Ивановной. Когда я с ней знакомился, мне казалось, что в этой женщине перегорело все, что может гореть. Через некоторое время оказалось, что я ошибся.
Дамы-геологи! Не влюбляйтесь в молоденьких мальчиков; с ними одна морока. Вы успеете сойти с ума, прежде чем ваш избранник поймет, что вы, – женщина, а не страдающая от варикозного расширения вен бабушка из родительского комитета.
Вертолет МИ-8, высадил меня и обеих дам в назначенном месте, на берегу Охотского моря и улетел. Мы ожидали, что это будет небольшая прогулка; «детский» маршрут, в конце которого нас заберет вертолет, но неожиданные приключения начались почти сразу.
Говорят, что лайки не бросаются на людей, но вот, надо же!
По пляжу на нас, устрашающе лая, неслась огромная свора собак.
– Стреляй, стреляй; что ты ждешь! – истерично закричали женщины. В ту пору мне еще не приходило в голову, что ракетница может не сработать в нужную минуту. Это будет потом; сейчас же ракетница не подвела.
Подпустив взбесившуюся стаю поближе, я, как и положено, по инструкции, поднял ствол в небо, и нажал на курок. Выстрел!
И отрадная картина: трусливо убегающие собаки с визгом поджали хвосты.
Ракета, задумчиво повисев в синем небе, упала на склон, вздымающийся над пляжем.
– Погасла?
– Погасла! – в этот момент со склона послышался треск огня и появился белый дым.
– Не погасла! – и Галина Ивановна немедленно отобрала у меня ракетницу. – Вот из-за таких, как ты, и случаются пожары!
Лесные пожары в этих местах, – дело серьезное. Сухая лесотундра горит, как порох. Случалось, что из-за небрежного отношения к огню в этих местах выгорали сотни квадратных километров.
Очаг возгорания удалось сбить; расплатой послужила моя новая штормовка. Скоро мы вышли к стойбищу коряков, которые извинились за своих собак, сорвавшихся с привязи.
Летом упряжка не нужна; вот и сидят на голодном пайке бедные животные. Некормленые псы способны на все, и нам повезло, что у нас была ракетница.
Из стойбища мы вышли не одни: Лида понравилась четырех или пятилетней девчонке- корячке, которая вызвалась идти вместе с нами.
Погода смилостивилась, и работа шла весело: синело обычно свинцово-серое море, желтые сердолики отсвечивали на солнце; мы собирали их в холщовые мешочки, а рядом беззаботно смеялся ребенок. Легкий маршрут; красота! Солнце и время шли рука об руку; вместе с ним мы уже прошли почти пять километров.
– А в какое место прилетит за нами вертолет?- спросил я у Галины Ивановны.
– Нам осталось пройти около семи километров; не волнуйся, мы еще успеем чайку вскипятить! – сказала женщина, глядя на часы.
– Разве мы не вернемся назад?
– С какой это стати?
– А ребенок, которого взяла Лида? Мы повезем девочку на вертолете?
– Да! Глупость вышла, – главный геолог на секунду задумалась. – Посадка в стойбище маршрутом не предусмотрена. Да ничего! Не маленькая; сама назад дойдет!
– Как это, не маленькая? Вы что, маленьких детей не видели?
Галина Ивановна раздраженно, но терпеливо объяснила мне, что дети аборигенов привычны к таким условиям, поэтому с девочкой ничего не случится. Подоспевшая Лида внимательно выслушала наш разговор и присела на корточки перед девочкой.
– Ты же дойдешь одна домой? – участливо спросила ребенка Лида.
– Я кайн’ын* боюсь, – растерянно сказал ребенок.
– Все равно у нас нет другого выхода, – сказала главный геолог, – мы не можем опоздать на вертолет в этих диких местах. Пусть девочка идет домой одна!
– Значит так, – заявил я, усаживаясь на плоский камень. – Пока ребенок не попадет домой, я попросту не двинусь с этого места!
Интересно: в то время мое самосознание еще не выросло настолько, чтобы отвести ребенка домой самому. В юности гораздо легче упрекать других; но нет, чтобы все самому исправить! Протестовать всегда легче, чем принимать решения; может быть, это и есть то, что отличает мальчика от мужчины?
– Мы не можем опоздать на вертолет. Итак! Встаем и двигаемся дальше; ребенок идет домой сам. С девочкой ничего не будет, не должно быть. Я здесь приказываю, и я за все отвечаю! – звенящим голосом сказала Галина Ивановна.
– Глупости! Если мы опоздаем на вертолет, нас будут искать и найдут. Ребенка, кроме родителей, искать никто не будет, и я клянусь, что не двинусь дальше, пока мы не отведем девочку домой!
– Ты знаешь, чем это может для тебя закончиться? – угрожающе спросила Галина Ивановна.
– Хотел бы я посмотреть на того человека, который осудит меня за такое поведение! – сказал я.
– Пойдем домой! – предложила девочке посерьезневшая Лида, – давай бегом, наперегонки!
Я, было, собрался идти вместе с ними.
– Без тебя дойдем! – злобно бросила мне Лида.
Ох, женщины! Можно подумать, что это я во всем виноват... Ну, что же; пять километров, – это не так уж и много. Но туда и обратно, – уже десять!