После ужина, сидя на раскладном стульчике, долго пью чай. Сквозь проржавевшие дыры видно, как в печи играет огонь. С нашей межгорной террасы открывается вид на залив Шелихова; на его противоположном берегу заметна полоса изломанных синих гор, подсвеченная заходящим за них солнцем. Потрясающее зрелище! Дома, в Москве, сейчас полдень.

Машинально отмечаю, что в этом месте почти нет комаров, вероятно, им мешает постоянный бриз, отмеченный шефом в этих местах. Он, как опытный "полевик", знал, где поставить лагерь!

Шеф командует отбой. Пора забираться в спальный мешок. Жаль, я бы посидел здесь еще немного. Интересно, а где будет ночевать наша кошка?

5. Первые впечатления.

Оглушительно звенит в ушах.  Фред предусмотрительно  захватил с собой небольшой будильник, который стоит на зеленом вьючном ящике, заменяющем нам прикроватную тумбочку.   Прохладно. Как не хочется вылезать из нагретого, пахнущего  брезентом  спального мешка!

Утреннее умывание тоже не доставляет мне удовольствия. Зубы ломит от холодной воды, а плечи покрываются мурашками.  Из лагеря спускается голый по пояс Фред, которого, кажется, не берет никакой холод. Вместе с ним совершают обряд утреннего омовения ко всему привычные водолазы.

К ручью не спускается только Галина Ивановна,  главный геолог.  Как дама привычная к комфорту,  она привязала к столбу, поддерживающему ее палатку, небольшой рукомойник из алюминия.

Пора завтракать. Странно, но сейчас я с трудом вспоминаю наше тогдашнее меню. Помню, что у нас  было с собой сливочное масло, сосисочный фарш в банках, тушенка, и яичный порошок. В поселке была пекарня, и мы прихватили с собой большой бумажный мешок с подрумянившимся хлебом. Во вьючных ящиках лежали крупы, пакетики с сухими супами и чаем. Наверное, были и другие продукты, одним словом: во время полевых работ мы не голодали.

Роль  единственного лакомства выполняло сгущенное молоко с сахаром. Я был весьма неравнодушен к этому продукту,  и в конце нашей поездки из-за сгущенки со мной произошли небольшие неприятности:  из моей зарплаты вычли деньги  за стоимость  целого ящика сгущенного молока.

После завтрака надеваю поверх брезентовой куртки пояс, на котором висят нож, кобура с ракетницей и патронташ для запасных ракет. На шее болтается фотоаппарат "Смена"-8. Закрутив раструбы резиновых сапог необъятного размера, чувствую себя первопроходцем. Картину дополняют рюкзак и тяжелый молоток с длиной деревянной рукояткой. Перехваченный наоборот, этот классический инструмент геолога может использоваться при ходьбе, как дополнительная опора.

В первый маршрут, на разведку прилегающей местности уходим все; сквозь заросли кедрача до нас долго доносится жалобное мяуканье оставленной в лагере кошки.

К морю приходиться пробираться вдоль заросшего различной растительностью ручья,  другой дороги здесь нет.  За тысячи лет текущая вода пробила себе дорогу среди невообразимого хаоса из темных каменных глыб, и теперь ее струи падают небольшими водопадами; лишь иногда причудливые нагромождения камней сменяются узенькими галечными отмелями, над которыми свисают зеленые ветки деревьев. Здесь очень красиво, но смотреть по сторонам некогда.

Осторожно пробираемся среди скользких камней. Оступиться нельзя; переломанные ноги доставят крупные неприятности не только мне.

Неожиданно до нас доносится удивленный возглас.

– А это что такое? – удивляется один из водолазов. (За давностью лет уже не помню, как его звали).

Прямо посреди ручья на небольшой отмели стоит странное устройство, больше всего напоминающее огромное ржавое корыто. Дно корыта покрыто мелкой галькой.

– Это же лоток! – говорит Фред. – Большой лоток для промывки золота. Похоже, что до нас здесь побывали «черные старатели»!

– Они могут вернуться? – опасливо спрашиваю я.

– Вряд ли! – отвечает шеф. Здесь все проржавело; думаю, эти люди давно ушли отсюда.

Ниже по течению находим и другие следы длительного пребывания золотоискателей; чьи-то искусные руки соорудили возле ручья большую печь из камней.

– Здесь расплавляли золото? – спрашиваю я.

– Скорее всего, что эта печь служила для выпечки хлеба, – поясняет Фред. Должны же они были чем-то питаться!

Местность становится более ровной. Слева, совсем близко от нас, виднеется  острая скала, которую мы приметили еще в лагере, наверху. По нашим расчетам скала (мы назвали ее «чертов палец») должна находиться недалеко от моря. И, правда, обогнув скалу, мы выходим на берег.

Под яркими солнечными лучами синеющее море (точнее залив Шелихова) кажется мне удивительно гостеприимным, а круто обрывающиеся берега величественными. Пляж усыпан разнообразным сухим плавником, среди которого выделяются огромные выбеленные водой и солнцем стволы деревьев. И откуда их сюда принесло?

Наш начальник озадачен. Он ожидал того, что ручей при впадении в залив оставит на дне моря следы золота. По таким пробам можно было рассчитать примерный запас металла, и принять решение о его промышленной добыче. Но ручей оказался отгорожен от моря мощной галечной косой, которая спутала все расчеты шефа.

Пока расстроенный Фред с водолазами осматривает косу, захожу в море. В прозрачной воде резвятся какие-то рыбки; от моих резиновых сапог разбегаются красноватые крабы, и вздымает донный песок разлетающаяся стрелами молодая камбала. Интересно, можно ли ее есть? Машинально отмечаю, что в воде мои ноги быстро замерзли. Это значит, что вода в море довольно холодная. Как же будут нырять в него наши водолазы?

Пока мы добирались до берега, время подошло к обеду. Быстро собираю плавник и развожу небольшой костер. Завариваем чай; воду для него можно брать прямо из ручья. Посудой для чая служат большие консервные банки из-под компота, – незаменимая вещь в походных условиях.

В такой банке можно сварить суп или кашу. Главное, – не забыть приделать к импровизированному котелку ручку из проволоки. Но сейчас мы варить ничего не будем, некогда.

Закусываем бутербродами из хлеба с тушенкой. На десерт предлагается сгущенное молоко; одна банка на всех. Молоко надо высасывать из банки по очереди.

Я люблю сгущенку, но гордо отказываюсь от протянутой мне жестянки с двумя пробитыми дырочками. Брезгливость не лучшая попутчица путешественника, но тут я ничего не могу с собой поделать. Ну, не хочу я облизывать банку после всех! Другое дело, когда ты остаешься с баночкой один на один; тогда можно в удовольствие потягивать тягучую смесь, растягивая удовольствие на неопределенное время.

Отказавшись от молока, начинаю лелеять мечту; ящик со сгущенкой стоит под моей раскладушкой. Оттуда можно незаметно достать баночку и выпить ее в свое удовольствие. Главное, чтобы никто этого не увидел!

За чаем, после недолгого совещания было принято решение разделиться, а потом возвращаться в лагерь двумя группами. Главный геолог и водолазы должны обследовать часть берега, уходящую на север, а мы с Фредом двинемся в другую сторону.

Дорога вдоль берега оказалась сравнительно легкой, и каждый из нас занимается своим делом. Шеф собирает образцы и делает записи в полевой книжке, а я рассматриваю местность. На берегу все время попадаются оторвавшиеся от рыбацких сетей стеклянные поплавки. Среди поплавков можно различить две группы: одни поплавки затянуты капроновой сетью, а на другие надета черная сфера из пластика. На ней рельефно выделяются непонятные мне иероглифы. Предполагаю, что эти поплавки японские; они же любят ловить рыбу в Охотском море*.

Во время привала с чаепитием, Фред показал мне свою карту. На линии пляжа была надпись: «при отливе возможно движение человека на лошади».