… Тяжёлые сапоги в облипку — шаг мягкий и уверенный. Одна рука — на рукояти меча, другая держит под уздцы белого жеребца, который торопится следом по еле приметной тропинке среди высоких трав. Короткий плащ не стесняет движений, а тяжёлые доспехи вселяют сознание силы… Он досадливо мотнул головой, стряхивая космы светлых волос с глаз. Надо бы отрезать, чтобы не мешали, да всё некогда.

Вечер. По лицу тёплые от недавно ушедшего солнца, еле уловимые струи ветерка, а по ногам уже чувствительно прохладный воздух от близкой воды.

Ближе к заветному месту он уже побежал, спускаясь всё ниже, к воде.

Небольшая река неспешно несла свои прозрачные воды, волнуясь лишь по берегам, среди зарослей, затопленных недавним дождём.

Он встал на небольшом бережке, покрытом низкорослой травой, огляделся.

Смех, подобный шелесту ветра по листьям, заставил его обернуться.

Чьи-то маленькие ладони отогнули зелёную стену трав и тут же отпустили их.

— Выходи, я тебя заметил! — снисходительно сказал он.

Травы зашевелились, и девушка, вставшая в полный рост, вышла из них. Он, невольно улыбаясь, смотрел, как она подходит к нему, тоненькая, как те травы, среди которых она пряталась; большеглазая, словно встретились две любопытные луны; с таким ртом… что он бросил повод и быстро шагнул к ней — подхватить под мышки и прижать к себе! И целовать! И чувствовать, как она быстро обняла его ногами вокруг пояса, как её пальцы ласково влезли в пряди его растрёпанных волос — распутать, пригладить их. А потом уже ничего не чувствовал, кроме этих тёплых губ, которые умели заставить его так сильно забываться в сладкой истоме, что он желал этого блаженства вечно!

А потом они сидели на берегу, обнявшись, а жеребец время от времени фыркал за их спинами, бродя по траве… Она спросила:

— Когда вы уходите?

— Завтра утром, на рассвете, — он сорвал травинку и грыз её, глядя на мелкие волны. — Ты терпеливая…

— Нет. Не очень. Просто я знаю, что ты таиться не будешь.

— Давай уедем отсюда.

— Значит, не разрешили. — Она как-то сразу обмякла под его рукой, и он ещё сильней прижал её к себе.

— Нет, не разрешили. Мать хочет, чтобы я взял в жёны молодую Дарем. Она считает, раз я Тиарнак, то мне нужно зацепиться за богатый род. Отцу всё равно. Де Винд у него уже есть. Для него вопрос с наследством уже решён.

— Молодая Дарем красива, — задумчиво сказала она, и он услышал в её голосе страх. — Она единственная дочь в семье, и за нею дают большое приданое. У них крепкий замок и три деревни.

— Не сватай, — спокойно сказал он. — Брат обещал помочь, если я надумаю бежать с тобой. У него есть друзья в городе. Найти службу у какого-нибудь сеньора нетрудно. Время у нас есть. Не спеши. — Он ласково потёрся подбородком о её темноволосую голову. Усмехнулся. — До недавнего времени я не верил, что ты меня не приворожила, маленькая ведьма. Но сейчас, слыша твой голос, понимаю, что между нами настоящее.

— Недоверчивый, — прошептала она, но он услышал и спокойно подтвердил:

— Да, недоверчивый. Меня уже пытались поймать на наговоры. Приходится постоянно проверяться у замкового мага, всё ли со мной чисто… Но не будем об этом.

— Тебе пора? — с новым страхом спросила она.

— Да. Хочу, чтобы ты привыкла к мысли о том, что мы уедем. Через три дня я вернусь из города и уже буду знать, к кому из знати смогу поступить на службу. Моему господину будет всё равно, что за семья будет служить ему. Главное, что я владею мечом.

— Говорили, кто-то с северной стороны собирается устраивать набег на ваш замок, — поёжилась она под его руками. — А вдруг, пока вас не будет…

— Не бойся, моя пугливая мышка, — он скрестил пальцы, прижав её к себе и касаясь губами её виска. — Всего три дня — вряд ли за это время что-нибудь произойдёт. Но, если что будет, — беги к замку, как бегут обычно все из обеих деревень. Замок вместит всех.

… Они возвращались через трое суток, и дозорные отряда, высланные вперёд, первыми заметили жирные чёрные клубы, вздымавшиеся над последним холмом, который необходимо было обогнуть. Они вернулись, прокричав о беде, и братья, сопровождаемые сотней воинов, помчались по знакомой дороге к замку.

Соседний барон был самоуверен, налетев на замок де Виндов с несколькими десятками солдат, среди которых опытных воинов для настоящего приступа было слишком мало. Бойня была короткой и кровавой. Отряд де Винда остался жив в полном составе, чего не скажешь о самонадеянном бароне, взятом в плен с немногими вассалами.

Светловолосый воин, тяжело дыша, въехал в замковый двор, спешился, пристально вглядываясь в толпу людей, которые засобирались выезжать в открытые для них ворота, возвращаясь домой. Нетерпеливо оглядывая их, светловолосый нахмурился.

Его окликнули, и он на некоторое время с неохотой отвлёкся от разглядывания уходящих со двора крестьян.

— Сын мой! — властно сказал женский голос, от которого он недовольно поморщился. — Отец хочет видеть тебя вместе с братом. Поторопись!

Женщина, на мгновения возникшая в проёме двери, пропала в темноте коридора. Светловолосый, машинально снимая плащ, пошёл было за нею. И услышал за спиной знакомый голос. Обернулся. Младший брат его пугливой мышки.

Рыцарь одним махом поймал мальчишку за шиворот.

— Где она?

Мальчишка съёжился, опустил глаза, налившиеся было слезами, а потом упрямо взглянул в глаза светловолосого — уже с ненавистью.

— Если б не ты… — сквозь зубы.

— Где она? — медленно и размеренно повторил рыцарь.

— Её не пустили в замок со всеми! — огрызнулся мальчишка. — Госпожа сказала… — Он отчаянно сморщился и, глотая грязные слёзы, выговорил: — Её просто выгнали-и…

Он разжал пальцы и быстро пошёл за ворота. Вслед летел зов брата, но светловолосый ничего не слышал, кроме слов плачущего мальчишки: «Выгнали-и…»

Люди из замка бродили перед воротами, собирая тела погибших. Когда рыцарь вышел с подворья, на него оглянулись, и он будто услышал каждого из них. Он прошёл, словно ведомый этими взглядами, к мертвецам, собранным у крепостной стены, и опустился на колени перед неподвижным телом, кровь на котором запеклась чёрной печатью смерти… Никто из родных не подошёл к нему, а когда настали сумерки, он поднялся, взял мёртвую на руки и ушёл в ночную тьму, чтобы больше никогда не вернуться в замок…

А Ферди во сне, который всё больше становился прозрачным и дающим понимание, что он видит осознанный сон, будто тяжело шёл следом за светловолосым рыцарем и видел всё. Как рыцарь снова спустился по едва заметной тропе к небольшой речке, как опустил мёртвую девушку на траву и долго сидел, прежде чем решился… Дрожащие от усталости ладони нависли над телом. Огонь вспыхнул сразу, но долго не хотел брать холодную плоть… Когда наступило утро, тело было сожжено. Светловолосый рыцарь положил на чёрно-серую от пепла землю наруч, который носил как старший из детей рода, на него охапку цветов и шагнул в речные туманы.

А сновидческий Ферди медленно подошёл к недавнему погребальному костру. Он чувствовал это место так, словно находился здесь. Туман пронизывал его холодной влагой, едва только шевелился ветерок над водой. Если получалось нечаянно наступить на траву, на ногах оставался росный след.

Он наклонился над местом погребения, раздвинул цветы и, не поднимая предмета, прочитал надпись: «Стойкость…» Разогнулся и долго стоял, глядя в ничто…

Солнце всё-таки пробилось и теперь пронизывало густой туман, лепя внутри него странные живые существа, которые лениво двигались, вздымаясь и сталкиваясь с себе подобными. Ферди бросил последний взгляд на погребальный костёр… Снизу, между цветочными стеблями, с сажи и пепла что-то золотисто блеснуло в бледном, туманном луче солнца. Забывшись, он машинально нагнулся…

… И открыл глаза в плотный мрак.

Что проснулся слишком рано — понял сразу. На улице наверняка царило яркое солнце летнего полдня. Но спать пока не хотелось. Ферди откинул одеяло, сел на кровати. Прерывистые контуры предметов в комнате видел хорошо. Перед сном привычно обошёл спальню и огладил-обхлопал «стратегически важные» вещи ладонями. Так что, случись встать и пройтись по комнате, не зажигая света, ни об один предмет мебели не споткнётся.