Все молчали.
«В молодости, — думал Стеклов, — как-то не замечаешь, не очень ценишь прелесть природы. Ее воспринимаешь как должное...»
Его мысли перебил возглас Матыгулина:
— Смотрите, смотрите — косой бежит!
Ему, коренному горожанину живой заяц был в диковину.
Заяц, немного пробежав по дороге, нырнул в придорожные заросли крапивы.
— Вот ведь черт! И крапива его не жжет, — благодушно улыбнулся шофер. — А если б потемнее было да фары горели — бежал бы зайчишка по освещенной дороге добрую версту.
Снова воцарилась тишина.
Матыгулин высунул руку из кабины. Воздушный поток приятно обтекал и холодил ладонь. Показалась развилка дорог.
Стеклов нагнулся к шоферу:
— Муса, останови машину, не доезжая до Святовска за километр.
Тот кивнул.
После поворота дорога оказалась разбитой. Машину сильно подбрасывало на ухабах. Рослый Матыгулин схватился на всякий случай за сиденье и время от времени пригибал голову.
Казалось, только Стеклов не замечал тряски. «Если бы попытались организовать специальную контору по разгадке различного рода шарад, головоломок и тайн, — думал он, — то я бы сказал: она уже существует, только вывеску надо сменить. Действительно, чем только не приходится заниматься нашему брату — от дверных замков до современных самолетов. Диапазон немалый. И так во всем».
Справа, где-то за лесом, сверкнуло.
— Зарница, — тихо, как будто себе, сказал майор.
«Все-таки загадки разгадывать труднее, чем придумывать их, — продолжал размышлять Стеклов. — Не потому ли в сказках цари предпочитали загадывать загадки, а не отгадывать. Ну, а если загадка сложная да очень важная для кого-то — ее уже принято называть тайной. Н-да... На раскрытие иной тайны не хватает порой целой жизни». И мысль его, как луч выхватила из памяти Волжский монастырь, не дававший ему покоя, как зубная боль.
— Товарищ майор, до Святовска — километр с небольшим. Где остановиться? — спросил шофер.
— Давай, Муса, влево. Чтоб машины не было видно с дороги.
— Понял.
В лесу царил сумрак. Начали подавать нудный голос комары. Матыгулин прошелся, старательно снимая с лица невидимую паутину.
— Муса, ты ждешь нас здесь!
— Есть, товарищ майор.
— Пошли, — майор махнул рукой Матыгулину.
Они продирались через кустарники и заросли папоротника вперемежку с крапивой. Матыгулин, чтобы не обжечь руки, держал их на уровне плеч. Майор шел чуть впереди, иногда дотрагивался рукой до шершавых толстых стволов елей и время от времени подносил руку к лицу. Прошли с километр.
— Знаешь, Тагир, — повернул Петр Прохорович голову, — с детства люблю запах смолы. Вот и сейчас нюхаю, как некоторые табак...
Он что-то хотел еще сказать, но впереди всполошилась сорока. Майор остановился и зашептал:
— У тебя глаз острый, присмотрись-ка, что там.
Оба замерли.
— Там виднеется вода.
— Это я и так знаю. Сорока ведет себя так, когда человека заметит близ своего гнезда... Никого не видно?
— Нет.
Стеклов осторожно двинулся, забирая чуть вправо. Часто останавливался и прислушивался, прижимаясь к деревьям. Его действия копировал и лейтенант. Он уже не отмахивался от наседавших комаров. Майор остановился. Это встревожило Матыгулина, появилось внутреннее напряжение.
«Почему же он взял крен вправо, почти параллельно реке? — машинально подумал лейтенант. И тут он догадался: — Сорока, судя по трескотне полетела влево, вдоль берега. Значит, человек в противоположной стороне. А вдруг это рыбак? Да мало ли кто здесь может околачиваться? Ведь не фронтовая нейтральная полоса, где почти каждый встречный — враг. Неясно, чего это он так насторожился».
Лейтенант хотел было высказать свое предположение, как вдруг справа, метрах в сорока, ему показалось: качнулись кусты. Лейтенант затаил дыхание, крепко прижался к дереву. Он осторожно дотронулся до руки Стеклова.
— Справа, в кустах, есть кто-то...
Майор повернул голову туда, присел на корточки и с видом охотника, почуявшего дичь, замер.
Ждали долго.
«Может, мне показалось? — засомневался уже Тагир. — Вот будет стыдоба, если никого там не обнаружится. Хоть бы какой зверек выбежал, и то легче было бы».
Чем дольше шло время, тем больше ругал себя Матыгулин: «Дернул же шайтан меня за язык. Понапрасну отвлек внимание Стеклова».
Вдруг от темного пятна кустов, очертания которых уже почти слились с густым мраком вечернего леса, отделилась сгорбленная человеческая фигура. Издалека казалось, что это движется тень.
Радость охватила лейтенанта. Напряжение сменилось облегчением.
Незнакомец немного постоял, поднял с земли большую бельевую корзину и, прихрамывая, направился в сторону поселка.
— Да это, кажется, хромой старикан, — немного разочарованно прошептал лейтенант. Но тут же усомнился: «Что же он так долго делал в кустах?»
Майор, пригнувшись, бесшумно двинулся к тому кусту, откуда вылез старик.
А вот и кусты. Оба присели. Майор немного подождал, озираясь по сторонам, включил фонарик. Сноп света вырвал у темноты густые ветви осинника и лопухи чертополоха. Стеклов пошарил рукой по земле, затем начал продираться через зеленую стену. От земли несло сыростью и прошлогодней прелой листвой. К этому примешивался запах молодой листвы и еще чего-то.
Лейтенант потянул носом воздух. «Так и есть, превратил кустарник в отхожее место. Может, поэтому он здесь прохлаждался? Бог его знает».
Майор выключил фонарик.
— Тагир, ты оставайся здесь. Чуть что — действуй по обстановке. А я за ним. — И он растворился между деревьями.
Матыгулин вытащил пистолет и привалился к дереву, прислушиваясь к темноте.
Шума воды не было слышно, хотя река текла рядом. Но запах воды ощущался, когда небольшой ветерок, словно очнувшись от дремоты, набегал на лес. Сквозь деревья чернотой нефти поблескивала вода.
Откуда-то издалека донесся пароходный гудок. И снова все замерло.
...Майор тем временем настиг хромого старика и шел за ним в нескольких десятках метров позади. Тот не останавливался — изредка только поворачивал голову, глядя по сторонам.
«Видимо, у старика развито боковое зрение — видит, что творится сзади, — подумал Стеклов. — Неужели это он работал на рации?»
Старик шел спокойно, даже слишком спокойно. И это вызывало двойственное чувство: внешне было трудно поверить, что он враг, но что-то в нем настораживало.
Судя по тому, как легко нес старик корзину, майор был уверен — рации там нет.
Под ногой Стеклова треснул сучок — старик внешне никак не прореагировал. «Что, он еще и глухой? Возможно. А может, это тонкая игра. Пожалуй! Надо сейчас же его проверить».
Майор ускорил шаг. Ему показалось, что старик тоже заковылял быстрее. Дальше начиналось кладбище.
— Стойте! — крикнул Стеклов, приближаясь к старику.
Но тот продолжал идти и встал только у глубокого рва. Старик медленно повернул голову. Теперь, метров за пять, майор мог рассмотреть этого ночного странника. Горбоносый профиль и сутулая фигура показались ему очень знакомыми.
И прежде чем он сообразил, где с ним встречался, тот, повернувшись с необычайной легкостью, швырнул в него корзинку и прыгнул в ров.
Майор, откачнувшись от корзины, сделал «нырок», как боксер, уклоняющийся от прямого удара противника. Рванулся вперед, но запнулся о толстый корень сосны, выпиравший из земли. Это спасло ему жизнь. Полыхнул выстрел, и как ветром сдуло фуражку.
Уже падая, майор вырвал из кобуры пистолет и, когда распластался на земле, дважды выстрелил. Стеклов чувствовал: неизвестный уходит по дну глубокого рва к реке.
Он встал, но дикая боль пронзила ногу. Стеклов упал. Внизу по откосу высокого берега затрещал кустарник. Это, как бык, напролом шел вооруженный преступник.
Майор оперся рукой о дерево, встал и, превозмогая боль, запрыгал на одной ноге к крутому, обрывистому спуску. Стоило ему появиться в пределах видимости старика, как тут же хлопнул выстрел — пуля цвикнула у самого уха. Майор сел и несколько раз пальнул в убегавшего в сторону поселка врага. Промахнулся! Тот юркнул в кустарник. Стеклов понял: теперь он спокойно уйдет, никак не остановишь.