— Давайте, где-нибудь поужинаем вместе. — Первым нарушил молчание Богдан.

— Я не против, — сразу ответила девушка и, тут же взяв инициативу на себя, добавила. — Я знаю здесь недалеко одно уютное кафе, там очень хорошая кухня.

— Тогда не будем терять времени. — Оживленно поддержал ее Богдан и, взяв девушку за руку, потянул к выходу.

Стоял весенний теплый вечер, в воздухе витал запах сирени и Сташинский, возможно, впервые за последние годы почувствовал покой и умиротворение в своей душе. Он не хотел думать о работе, а наслаждался тем, чего был лишен в жизни с момента сотрудничества с МГБ. Он понял, что впервые в жизни влюбился и искренне боялся спугнуть это чувство.

— Как Вас зовут? — наконец, спросил он, вспомнив, что они так и не успели познакомиться.

— Инге, — смущенно ответила девушка. — Инге Поль. А Вас?

Богдан на секунду запнулся, чуть не назвав свое настоящее имя.

— Йозеф. Йозеф Леман.

— Вы поляк? — удивилась Инге нехарактерному для немцев имени.

— Не совсем. — Усмехнулся мужчина и продолжил, увидев недоумение во взгляде девушки. — Моя мама была полька, а отец немец. Но большую часть жизни я все же прожил в Польше.

— Почему была? — переспросила Инге и двумя руками ухватилась за локоть Богдана.

— Она погибла, — тяжело вздохнув, ответил он. — Давно. Еще во время войны, а отец еще раньше.

Лицо девушки стало грустным, она всем телом прижалась к Богдану, а дальше, до самого кафе они прогуливались молча, каждый, думая о своем. Инге не хотелось продолжать неприятный для Йозефа разговор. А ему не хотелось врать девушке, рассказывая ей свою легенду.

Через двадцать минут они уже сидели за столиком в кафе. Богдан заказал себе жареные сосиски с пивом, а Инге говяжьи рулетики с начинкой.

— А Ваши родители живы? — вернулся к прежнему разговору Богдан.

— Да, мой отец владеет небольшой автомастерской в Дольгове, это недалеко от Берлина.

— Я знаю этот городок. Однажды бывал там. — Улыбнулся молодой человек, — А Вы как здесь оказались?

— А я работаю парикмахером Западном секторе Берлина. — Ответила Инге, не отрываясь от процесса поглощения еды. Она ела с такой жадностью, что Богдан невольно улыбнулся.

— А почему именно там?

— Там платят больше, чем в восточной части Берлина, зато здесь можно квартиру снять дешевле. Вот так и живу.

— А вы не пытались куда-нибудь поступить учиться. — Продолжал атаковать ее вопросами Богдан.

— А зачем? — вопросом на вопрос ответила Инге. — Мне не интересны науки, а книги вообще раздражают. Я выросла в патриархальной семье, где основными ценностями для немецкой женщины всегда были, есть и будут дети, кухня и церковь. Моя мама за всю свою жизнь нигде не училась и не работала и, тем не менее, всю жизнь прожила с отцом в любви и согласии.

— А ты работаешь или учишься? — не переставая жевать, спросила она, перейдя в общении на «ты».

— Я работаю в немецком торговом представительстве. — С гордостью ответил Богдан.

— О-о! — восторженно протянула Инге, на минуту оторвавшись от еды, — Так, ты дипломат?

— Нет. Я всего лишь обычный переводчик с польского языка. — Засмеялся Сташинский и отодвинул от себя тарелку.

Он с интересом смотрел на девушку и удивлялся самому себе. Инге была полным его антиподом. Внешне она казалась малопривлекательной и даже неопрятной, ее манеры оставляли желать лучшего, а интеллект с трудом дотягивал до среднего. И, тем не менее, его безудержно к ней тянуло. Это было какое-то наваждение, которому Богдан не мог дать логического объяснения.

Они просидели в кафе до самого его закрытия, потеряв счет времени. Богдану никак не хотелось отпускать девушку от себя. В его сердце впервые проснулась любовь и он никак не мог насладиться этим новым чувством. Лишь далеко за полночь Богдан все же проводил девушку домой, а сам почти до самого утра не мог уснуть, находясь под неизгладимым впечатлением минувшего вечера.