Богдан поднял удивленные глаза и еле заметно мотнул головой.
— Конечно, я не обо всех немцах говорю. — Почувствовал настроение Сташинского генерал. — Безусловно, были немцы, достойные уважения. Маркс, например, Энгельс, Роза Люксембург, Эрнст Тельман. Но, все же, основная масса — это так, — он пренебрежительно махнул рукой, — друзья до поры до времени. Они же все нас ненавидят и 45 год никогда нам не простят, поверь мне.
— Степан Федорович, — Сташинский посмотрел на генерала исподлобья, — Я уже говорил Сергею Александровичу, что наши отношения с Инге никак не повлияют на мою работу.
Но тот пропустил мимо ушей оправдание своего сотрудника.
— Тебе что, наших баб мало? — не унимался начальник, — Да полным-полно, только помани.
Генерал скрестил руки на груди, начиная терять прежнее благодушие.
— Короче так. Твою девку мы не знаем, она для нас не проверенный человек. — Генерал привстал с места и немного понизил голос. — Неужели ты не понимаешь, что она может сломать тебе всю последующую жизнь. У тебя такая перспектива, такое блестящее будущее, новые задания и вдруг такая блажь.
Степан Федорович звонко ударил ладонью по столу и, откинувшись на спинку кресла, отвернулся к окну, обдумывая очередную тираду. Он часто задышал и на его висках выступили красные пятна.
— Это мое личное дело. — Чуть слышно пробубнил Сташинский.
— Что ты сказал? — Генерал угрожающе навис над ним, опершись кулаками в стол. — Ошибаешься. У чекиста нет личных дел. Тебе рассказать, какие уловки используют наши враги при вербовке? Любые слабости. Любые промашки. Чистота личной жизни сотрудника — залог его безопасности и успешного выполнения служебного долга! А ты, как подросток, который впервые попробовал бабу, уже угодил в «медовую» ловушку.
— Но ведь человек живет не только ради исполнения служебного долга. — Робко попытался возразить Богдан.
Эти слова привели генерала в ярость.
— А для чего еще? — уставился он на подчиненного и, не услышав ответа, продолжил. — Тебе, что, красивой жизни захотелось? Хочешь получать все удовольствия сразу? Прохлаждаться в Германии за государственный счет, ни в чем себе не отказывая и при этом держать под бочком сдобную немочку? — Он перевел дыхание и прищурился, — Кстати, не такая уж она и раскрасавица. Я видел оперативные снимки. Таких, как она — пучок на пятачок…Или что, у немок не так все устроено, как у наших баб?
Богдан с яростью сжал свои кулаки под столом. В этот момент ему очень захотелось встать и ударить сидевшего напротив него мужлана. Его лицо побагровело от ярости и еле заметно начал дергаться левый глаз, но он сдержался.
— Товарищ генерал. — Встал по стойке «смирно» Сташинский, — Разрешите идти оформлять документы на отпуск?
Богдан понял, что продолжать этот разговор не только бесполезно, но и не безопасно. Генерал в свою очередь отметил для себя реакцию подчиненного и осознал, что в последней фразе перегнул палку. Он вновь по-отечески улыбнулся.
— А вот держать себя в руках, ты так и не научился. — Констатировал он. — Для разведчика это очень серьезный недостаток.
Он вытащил из стола пачку папирос «Казбек» и подвинул ближе к Сташинскому хрустальную пепельницу.
— Кури, Богдан, я знаю, что это твои любимые папиросы. — Совсем доброжелательно произнес он. — На меня не обижайся. Слишком много в тебя вложено сил и средств, чтобы из-за какой-то женщины все рухнуло. — Генерал уже старался подбирать более тактичные выражения. — Ты пойми, впереди тебя ждет еще одно задание, намного серьезнее предыдущего. А в дальнейшем, я намерен предложить твою кандидатуру для работы на нелегальном положении в Западной Европе, а это уже совсем другой риск и другая ответственность.
— Я понимаю, товарищ генерал. — Ответил Сташинский, вновь усаживаясь на стул. — Но поймите и Вы меня. Я люблю эту женщину и другая мне не нужна.
Лицо начальника стало серьезным, на его щеках заиграли желваки. Он отвернулся к окну и забарабанил костяшками пальцев по крышке стола.
Богдан посмотрел на хозяина кабинета, ожидая его ответа, и закурил.
— Хорошо. — Наконец согласился тот. — Пока ты будешь в отпуске, мы тщательно проверим твою немку. И если у нас не появится к ней серьезных претензий, ты сможешь с ней встречаться дальше, но только при одном условии, — он многозначительно посмотрел на Богдана, — она не должна знать, кто ты есть на самом деле.
— Обещаю Вам, Степан Федорович, — радостно воскликнул Сташинский, — Можете во мне не сомневаться.
— А теперь иди, оформляй документы на отпуск. — Отрезал генерал. — Надеюсь, что ты меня правильно понял.
Он не подал на прощание руку Сташинскому, а лишь отмахнулся от него, как от назойливой мухи и вновь погрузился в изучение лежавшего на столе документа.