— Ну и иди отсюда, трус! Не очень-то ты и нужен!

Но суть была та же. Тогда же мама Славы приняла решение сменить детскую площадку, и его я так больше не увидела. Вторая любовь тоже была несчастной, зато моя честь была отомщена.

Глава 3. Двоечник и отличница, или Столкновение миров

Любой физик с легкостью процитирует открытие Шарля Кулона о притяжении частиц с противоположными зарядами, но о последствии этого закона даже не задумается. А что может быть апофеозом притяжения? Только столкновение. К сожалению, школьный курс был построен так, что изучать физику я стала лишь после того, как испытала на себе действие еще неведомого мне закона. Это случилось через год после песочных войн, когда мои детсадовские будни остались в прошлом. «Первый раз в первый класс», — красовалась надпись на открытке, которую мне подарила бабушка. В дни подготовки я еще не понимала важность ожидавшего меня события, и, равнодушно засунув открытку в письменный стол, принялась мечтать о покупке портфеля с волком и зайцем из мультфильма «Ну, погоди!» и новых сандалиях. В «Детском мире» мы с мамой купили мне коричневую форму и два метра кружевной тесьмы, которую бабушка порезала на воротнички и манжеты для школьного платья. На торжественной линейке я появилась с новым ранцем за спиной и букетом гладиолусов, который был больше меня чуть ли не в два раза. Папа с мамой то и дело фотографировали меня на старенький «ФЭД», а я с удовольствием позировала им, не замечая, что букет для меня тяжеловат, и меня то и дело мотает из стороны в сторону. К школе стайками тянулись другие первоклассники в сопровождении родителей; слившись с толпой, мы собрались на школьном дворе, где всех выстроили в линейку. Директор школы выступил с речью о наших «трудовых буднях и новых открытиях», смысл которой дошел до меня гораздо позже — классе в восьмом, если быть совсем точной. Во время речи я была занята тем, что разглядывала будущих одноклассников и одноклассниц и размышляла о том, как выпросить у мамы лакированные сандалии, как у Светки из второго «Б», которая считалась самой продвинутой и модной. В классе нас еще раз сфотографировали и передали в надежные руки учительницы. Тамара Анатольевна принялась нас рассаживать за парты, руководствуясь старой схемой: «мальчик плюс девочка», и когда мы с Наташкой вдоволь наревелись по причине, что нашу пару учительница тоже безжалостно разбила, я смирилась с безысходностью и принялась разглядывать нового соседа. Первым потрясением для меня стал цвет его волос. И почему я раньше не обратила на него внимания? Лица блондина я сразу не увидела — мальчик что-то пристально разглядывал за окном, но когда он повернулся к классу, услышав учительский призыв, мое сердце дрогнуло. Пока его голубые глаза лениво изучали присутствующих, я пыталась вспомнить хоть одну клятву, данную себе, о том, что в блондинов я больше не влюбляюсь, но в голове было пусто. Светловолосый мальчик уверенным жестом почесал нос и, повернувшись ко мне, поинтересовался:

— Жвачка есть?

— Нет, — как завороженная прошептала я, стараясь не моргать.

С этой минуты я была сражена наповал. Макс Рыжов — а ангельское создание звали именно так — оказался убежденным двоечником, но за красивые глаза — теперь я точно знаю, откуда пошло это выражение — ему часто ставили «тройки», а за домашние задания, которые он ежедневно списывал у меня, он умудрялся получать «четверки». Но влюбилась я окончательно и бесповоротно, когда увидела, что несокрушимый авторитет учителя не имеет для него особого веса. Мальчишки на переменах частенько развлекались тем, что сбрасывали со столов карандаши и тетрадки, поднимая парту за один край. Девчонки визжали, собирая с пола письменные принадлежности, а парни радостно бежали дальше. Не избежала нападения и моя парта — Макс налетел на нее подобно торнадо и принялся поднимать за край. Видимо, в тот момент его мало волновало то, что и его карандаши окажутся на полу.

— Что здесь происходит? — воскликнула учительница, видя мои ошарашенные глаза.

— Ядерная война!!! — проорал Макс ей в ответ, продолжая раскачивать парту.

Мой новый пластмассовый пенал полетел вниз. Звонко стукнувшись о деревянную поверхность, он раскололся, рассыпая скрепки, словно крупу. Рыжов захохотал, но я, как ни странно, совершенно не обиделась на него. Видимо, сказалось то, что для него вопль учителя не возымел должного действия. А Макс оценил, что я не забилась в истерике и не заплакала, а лишь собрала с пола скрепки и села за парту. С тех пор в нашем тандеме воцарились мир и спокойствие, и, казалось, ничто не сможет их нарушить. Я тоже так думала, пока мальчишки не затеяли аферу с классным журналом накануне родительского собрания. На перемене я рано вернулась в класс, и стала свидетелем, как Рыжов и компания умыкнули со стола главное свидетельство их неуспеваемости.

— Теперь она наябедничает, — заныл Вадик Сорокин, лучший друг Макса. — Может, мы ее поколотим, чтоб молчала?

— Она не скажет, — с насмешкой произнес Рыжов, словно знал обо мне что-то, чего не знала я. — Правда, Ильина?

Я кивнула, а мальчишки недоуменно переглянулись.

— Ты ей веришь? — удивленно пробормотал Вадик.

— Ага, — кивнул Макс. — Мы журнал в ее портфеле спрячем.

— Что? — ахнула я.

— Тогда ты точно будешь молчать, — резюмировал Макс. — Или… ты хочешь стать предательницей?

Из его уст это звучало особенно жестоко. Быть предательницей… для него? Никогда! Я замотала головой. Несчастный журнал засунули в мой ранец, и я нервно села на свое место. Понятное дело, неприятности на этом не закончились.

— Кто это сделал? — заголосила учительница, заметив пропажу, и гневным взглядом обвела класс. — Рыжов?

— Это не я, Тамара Анатольевна! — замахал руками Макс. — Это… Это Ильина!

Я вытаращила глаза — только что герой моих девичьих грез предал меня! Подставил под удар! Мой портфель проверили и нашли в нем журнал. Пришлось призвать на помощь все мое актерское мастерство и, думаю, что после двадцать пятого заверения, что я не являюсь виновницей случившегося, учительница мне поверила. Инцидент был исчерпан, но не забыт. Я твердо решила отомстить. Случай подвернулся во время диктанта, по результатам которого ставилась оценка в четверти. Рыжов приноровился списывать у меня, едва косясь взглядом — я всегда разворачивала тетрадь так, чтобы ему было удобно, но сегодня Макса ждал неприятный сюрприз — отсев на краешек парты, я повернулась к нему спиной, и весь диктант прикрывала текст ладонью. Сесть ближе он не решился, потому что это, несомненно, привлекло бы внимание учительницы. Сдав тетрадь на проверку, я вышла из класса, не удостоив Рыжова и взглядом. Я не знала, что он получит: «два» или «три», мне было все равно, я лишь не хотела иметь отношение к его оценке. «Теперь ты будешь все делать сам», — злорадно думала я. В конце уроков Тамара Анатольевна раздала тетради. Я открыла ее и, увидев долгожданный высший бал, улыбнулась.

— А теперь тот, у кого за диктант стоит «пять», пусть выйдет к доске, — обратилась к классу учительница.

Я встала, робко оглядываясь по сторонам. Мои одноклассники не шелохнулись, лишь глядели на меня, кто-то — с завистью, кто-то — с равнодушием. В гордом одиночестве я проделала путь от парты к доске и остановилась.

— Теперь те, кто получил «четыре», поднимите руки, — продолжала учительница.

Ученики заметно оживились, шурша тетрадями, словно хотели на всякий случай еще раз уточнить оценку.