Глава 16
Глава 16
Вот где я не удержалась и разорила Валентайна на внушительную сумму, так это в лавке нижнего белья. А-а-а-а!
Нет, нормальными трусами и лифчиками тут и не пахло, но милые панталончики из того же материала, похожего на шелковый трикотаж… нижние рубашки, смахивающие на длинные маечки… и все такое приятное к телу, никаких долбаных накрахмаленных льнов!
И плевать, что помогавшие мне выбирать и мерить служанки переглядываются и хихикают на тему «такое носят только ночные фиалки в столице». Да хоть кактусы! Если приличным леди положено всю жизнь заниматься самоистязанием, то я буду неприличной.
Я даже не сразу вспомнила, что тут средневековье, и абсолютно без комплексов демонстрировала Валентайну все, что выбрала, тем более, на мой взгляд, штанишки до колен и длинные майки-распахайки - ну вообще ничего такого. Потом только заметила, что служанки надуваются, как индюшки, и делают большие глаза друг другу.
Герцог, похоже, сначала был слегка шокирован моей раскованностью, а потом доволен, как слон, и готов тратиться бесконечно, лишь бы я мерила и демонстрировала. Упс… ну и ладно, будет им показ мод и двигатель прогресса!
А крыс там все кашляет на заднем плане… Простудился, бедолага?
Остановилась я с трудом, кое-как убедив себя, что десятые «трусы с рукавом» - это перебор и пятнадцать нижних рубашек мне ни к чему, при побеге все равно столько не уволоку, а крыс у меня вообще не грузовой.
Скрепя сердце и яростно пиная внутреннего хомяка, я уполовинила свои покупки, выбрав самое-самое и проводив отставленное глазами жертвы. Уф… я героин, и никто не убедит меня в обратном!
Пока я радостно переодевалась в отдельной комнатке в новое белье под старое платье, я еще и разговор интересный услышала. Точнее, обрывок разговора, который заставил меня навострить уши.
В этой примерочной комнате не только дам переодевали за ширмами, но еще и работали - шили, крахмалили, готовили к подаче заказчикам туалеты.
- Рехнулся, старый паук, - с каким-то затаенным злорадством сказала худая костлявая тетка лет под пятьдесят, ловко расправляя на вполне узнаваемой гладильной доске белоснежную нижнюю юбку и разглаживая ее утюгом на углях. - Так ему и надо за слезы людские. Создатель все видит, все знает. Слышала? Выскочил, говорят, старик Трувиль из своей конторы с воплями про демона, укравшего сокровища. А теперь, говорят, удар у него, лежит помирает, гадина такая.
- Да не сокровища, а сундук, - отмахнулась ее напарница, толстенькая и румяная, как сдобная булочка, яростно наглаживавшая чье-то платье. - У людей язык без костей, три короба напридумывают за полдня.
- Да и бес с ним, хоть сундук, хоть бочонок, - хмыкнула худая. - Все одно радость - завтра-то у кого срок по закладным, лампадку в храме зажгут за того демона, что ростовщику-кровопийце разум помутил. Чтоб он был здоров, сила нечистая.
- Да чему радоваться-то, дура ты безмозглая? - не выдержала полненькая, плюнула на еле зашипевший утюг, бросила платье и начала сердито шуровать кочергой в большой жаровне с углями. - Старый паук с ума сошел, туда ему и дорога, так почтарь уже голубей отправил в столицу к младшему. Заявится наследничек - до последней монетки все из должников вытрясет, с процентами за просрочку! Расписки-то небось демон не попер… Оно ему надо, когда такую душу сочную, черную заполучил?
Шнуровавшая мне корсаж молоденькая девчонка, все это время молча и сосредоточенно делавшая свою работу, вдруг так резко вздохнула, будто всхлипнула. А когда я оглянулась - поспешно попыталась сделать нейтрально-спокойное личико.
- А то перепродаст расписки-то заезжим людоловам, - понизив голос, продолжила толстушка. - Наследничек у старика мот да повеса, ему в папашиной конторе сидеть недосуг, все бабы да пьянки. Вот тогда взвоем!
- Типун тебе на язык, ворона, - рассердилась худая. - Все бы тебе каркать! Может, старик с сумасшедших-то глаз закладные вообще потерял. Или продал уже кому…
- Ага, мечтай, - пробурчала пышка и снова сердито принялась за работу.
«У тебя повышение, Велислава, с ведьмы до демона», - хихикнул у меня в голове крыс, и я поняла, что он тоже с интересом подслушивал.
Мне все любопытно было, где он прячется. Ну в галерее ладно - тут столько барахла, что одному маленькому крысюку затеряться несложно. А вот когда мы с герцогом по пустой дороге скакали, Римус что, на лошадином хвосте висел? Или мчался галопом по кустам?
Молоденькая служаночка закончила возиться с моим корсетом, подколола последнее кружево, присела в вежливом книксене, и я заметила, что у нее заплаканные глаза. Ну блин. Девчонке лет четырнадцать от силы… Я не то что детей прямо обожаю или рвусь защитить всех ото всех, но тут стало не по себе. А если вспомнить, что девчонка пустила слезу после разговора о ростовщике… даже вопросов задавать не надо.
«Римус, назначаю тебя голубем мира», - мысленно сказала я, выходя из примерочной комнаты и улыбаясь герцогу.
«Тоже повышаешь типа?» - напряженно-ехидно уточнил крыс.
«Где-то так, - согласилась я. - Голубь - он тот же крыс, только еще и летает. Вот и будешь в клюве разносить расписки по должникам, пусть решат, что демон старику попался то ли шибко пакостный, то ли… э…»
«Стукнутый на всю голову и отвара перепивший», - подсказал крыс недовольно.
«Ну тоже верно, - под хорошее настроение, подогреваемое приятным прикосновением более-менее нормального белья к телу, я готова была весь мир любить, не только Римуса с его подколками. - Зато представляешь, сколько людей станет этому вашему Создателю лампадки жечь за твое здоровье? Наверняка на пользу пойдет».
«Не понимаю, почему ради этого я страдать должен? - пробухтел крыс. - Я тебя уже бояться начинаю. Ты после этого отвара какая-то юродивая стала, о людях заботишься, в лампадки верить начала. Эдак мы скоро в монастырь переедем. Одна радость, что в женский».
«И не надейся, - я мысленно хихикнула. - Только в мужской! Но вообще, иногда приятно позаботиться о других, особенно когда это тебе ничего не стоит».
«Конечно… Я же разносить буду», - правильно понял мой альтруизм крыс.
«Именно, - отозвалась я безмятежно, вслед за Валентайном выходя из галереи. - И потом, все равно денег тех нам не видать. Ну не собирался же ты ждать, пока какой-нибудь местный крестьянин не отдаст тебе половину урожая за свою заложенную избу? Мы здесь все равно надолго не задержимся. Так что давай сделаем людям приятно за чужой счет».
Мы успели немного пройтись по площади и полюбоваться на пеструю суетливую толпу, когда откуда-то из-под очередной арки вынырнул мой «братец». Аллистер бросил на меня довольно брезгливый взгляд, но все же процедил сквозь зубы:
- Добрый вечер, Велислава.
А потом подчеркнуто повернулся к Валентайну:
- Ваша светлость, леди Каррингтон решила остаться на ужин и надеется на ваше общество.
Я невольно скривилась, вспомнив, чем закончился обед. Были у меня подозрения, что под предлогом хороших манер старые грымзы опять поставят у меня за спиной лакея с заданием отбирать самое вкусное, ведь на глазах у герцога я точно не рискну скандалить.
Валентайн тоже оценил эту новость, хмыкнул и объявил:
- Тогда задержимся в городе. Я все равно не собирался выходить к семейному ужину. Вот и уединимся от семьи в таверне. Велислава, иди сюда, подсажу.
Аллистер ничего не сказал, только сардонически приподнял бровь, глядя, как Валентайн устраивает меня перед собой в седле, развернулся и вывел из проулка свою лошадь.
Крыс тоже где-то затихарился - наверное, до сих пор злится за то, что я его разносчиком векселей назначила.
Наша цель оказалась всего в пяти минутах лошадиной ходьбы. В смысле, мы не скакали по улицам галопом, зверюги под седлом шагом шли.
И зачем было на них влезать? Просто чтобы лишний раз меня потискать? Хм… Белье на мне новое, а сбруя с корсетом все равно старые - фиг ты сквозь них чего нащупаешь. Или герцогу хватает - типа непритязательное, неразвращенное средневековье? Ну-ну…
Таверна мне понравилась - не какой-нибудь грязный кабак, а респектабельное заведение для состоятельных господ. Большое двухэтажное здание, первый этаж каменный, второй из дерева, все аккуратно побелено, покрашено и вымыто. В зале не слишком шумно, не очень многолюдно, пахнет приятно… Короче, если опустить пару деталей, можно решить, что я дома, просто зашла в какой-то ресторанчик, решивший закосить под старину.